Я не сержусь на Вас». «Кото-сан.

Спасибо за цветы и письмо. После них я увидела смерть. 21 июля. Йоко».

Цуя записывала короткие отрывистые фразы и время от времени с недоумением поглядывала на Йоко. Губы Йоко дрожали, в глазах стояли слезы.

– Ну, вот и все. Спасибо, что хоть ты была со мной, когда мне стало очень… плохо… А я еще хотела перейти в другую больницу, боялась, что ты увидишь меня такой развалиной. Глупо, конечно.

Йоко улыбнулась Цуе печально и ласково, из глаз полились слезы.

– Положи эти листки под подушку. Сегодня впервые за долгое время я смогу спокойно уснуть. Надо хорошенько выспаться перед операцией. Не знаю, стоит ли ее делать, когда я так слаба?.. Натяни сетку от москитов. И заодно передвинь кровать вон туда, чтобы на меня падал лунный свет. Когда я усну, закрой, пожалуйста, ставни. А теперь дай мне твою руку… Ах, какая она теплая! Это хорошо!

Никогда еще ничьи руки не были так милы Йоко. Ей хотелось стиснуть их, нежно прижать к груди, а потом долго гладить, Цуе передалось настроение Йоко, и она шмыгнула носом, с трудом сдерживая слезы.

Рассеянно глядя сквозь москитную сетку на луну, Йоко предавалась размышлениям. Лунное сиянье, думалось ей, очищает душу. Разыграл ли Курати фарс, чтобы сбежать от нее, и неожиданно для самого себя вызвал подозрение властей или действительно совершил преступление и скрывается, лишенный возможности выслать ей хоть немного денег, – Йоко это ничуть не интересовало, равно как и то, сколько было у него любовниц. Все казалось пустым и ненужным, один только Курати, только он владел ее сердцем. И сейчас Йоко с грустью и нежностью вспоминала, как они любили друг друга, хотя любовь эта привела их к гибели. Кимура… Чем больше думала она о нем, тем несчастнее он ей представлялся. Его готовность пойти ради нее на все, его преданность казались Йоко чистым ручейком, вливающимся в ее сердце. Даже к Айко, которая, как Йоко полагала, бросила ее и увлекла за собой Ока, видимо, решив, что настал наконец час мести, она относилась сейчас сочувственно, да и самого Ока оправдывала. Никакими слезами не могла бы она выразить свою жалость к бедняжке Садаё. Айко, возможно, пойдет по пути еще более роковому, чем Йоко. А у Садаё никого, кроме этой Айко, нет. Что-то будет, если Йоко умрет?.. Мысли Йоко перекинулись на Утида. Движимый какой-то неведомой силой, каждый человек идет по пути, предначертанному ему судьбой. Но в конечном итоге все оказываются такими же одинокими, как Йоко. Всех жаль… Луна, теряя четкие очертания, медленно двигалась на запад, и, когда дошла до середины неба, на веках Йоко остановился лунный зайчик. Из уголков глаз выкатились слезы, щекоча виски. Во рту пересохло. «Не нужно никого прощать. И сама я в прощении не нуждаюсь. Нет на мне вины, и пусть все остается как есть. Просто хочется немного чистого, печального покоя». Глаза у Йоко слипались. От мерного дыхания чуть раздувались ноздри.

Когда Цуя тихонько вошла в комнату, Йоко, словно забыв о болезни, мирно спала, даже скрип ставней, закрываемых Цуей, не разбудил ее.

Наступило утро, когда Йоко должна была лечь на операционный стол. На ее резкий звонок прибежала Цуя. Когда она вошла в палату, Йоко, встав с постели, запечатывала конверт. Она хотела передать его Цуе, но вдруг передумала, у нее задрожали губы, и она порвала письмо на мелкие клочки. Это было письмо к Айко. Она сообщала об операции и просила Айко непременно прийти к девяти часам. Йоко знала, что ни одна молодая девушка, как бы хладнокровна она ни была, не выдержит ужасного зрелища, когда ее сестре вскроют живот, и все же ей почему-то хотелось, чтобы Айко это видела. Ее прекрасное тело будет жестоко изранено, польется темная венозная кровь. Айко лишится сознания. Это доставит Йоко огромное удовольствие. Ей будет немного легче, если она хоть так отомстит Айко, которая под разными предлогами совсем перестала к ней ходить, хотя Йоко без конца звонит ей по телефону и просит прийти… Но в последний момент Йоко вдруг заколебалась: отдавать письмо Цуе или не отдавать? А вдруг во время операции Йоко начнет бредить и скажет что-нибудь такое, чего не должны слышать другие? А вдруг из чувства мести Айко будет спокойно наблюдать, как кромсают тело сестры, или совсем не придет?.. Так размышляла Йоко, презирая себя за это письмо.

Цуя старалась не смотреть на изменившуюся в лице Йоко и, словно застыв, сидела в почтительной позе. Это раздражало Йоко. Все ведут себя с ней, как с сумасшедшей. Все, даже врачи.

– Ты мне больше не нужна. Уходи. Ты, верно, думаешь, что я ненормальная… Пойди скажи, чтобы скорее делали операцию. Я вполне готова к смерти.

Она вспомнила, как нежно пожимала накануне руку Цуе, и ей стало тошно. Гадко, все гадко. Цуя, растерянная, ушла. Йоко проводила ее колючим взглядом.

День выдался чудесный, жаркий. Даже стены, казалось, излучают тепло.

Усталость и слабость как будто исчезли, и у Йоко появилась потребность двигаться. Лежать так она была просто не в силах. Исполненной отчаяния, ей хотелось, чтобы усилилась боль в животе, чтобы в мыслях воцарился хаос, словом, ей хотелось довести себя до полного изнеможения. Неверными шагами, небрежно одетая, ходила Йоко по комнате, стараясь навести порядок. Она подошла к стенной нише. Там в углу увядали цветы, присланные вчера Кото. От них исходил сладковатый запах. Йоко взяла букет и вышла на веранду. Затем резким движением опустила в вазу свою горячую руку, и ей показалось, будто рука ощутила могильный холод. Пальцы судорожно сжались, примяв цветы. Йоко вытащила их из вазы и бросила за перила. Розы, георгины упали на грязную улицу. Почти бессознательно Йоко выхватывала пучок за пучком и бросала вниз. Потом изо всех сил швырнула на пол вазу. Ваза разбилась, и вода растеклась по деревянному полу веранды, образуя на нем множество причудливых узоров.

Вдруг она заметила, что с крыши дома напротив на нее пристально смотрит женщина, с виду служанка, которая, очевидно, поднялась туда развесить белье. Никакого отношения эта женщина к ней не имела, но даже она, казалось, подозрительно наблюдала за Йоко. Это привело Йоко в бешенство. Ухватившись за перила и вся дрожа, она не отрывала злобного взгляда от женщины. Та тоже некоторое время неприязненно смотрела на нее, но вскоре, словно испугавшись чего-то, даже не развесив белья, торопливо сбежала вниз по крутой лестнице. Только волнистая крыша поблескивала на солнце. Йоко тяжело вздохнула и продолжала, словно во сне, созерцать этот простой пейзаж.

Немного спустя она снова очнулась и, исступленно ероша волосы, вернулась в комнату.

У ее постели стоял человек в европейском костюме. После ослепительно яркого света глаза Йоко могли только различить темную фигуру, но кто это был – она еще не разглядела. Может быть, это больничный служитель пришел, проводить ее на операцию? Но она не слышала, как раздвинулись сёдзи. Странно! И еще странно, что, войдя в комнату, человек ничего не сказал. Глаза Йоко постепенно привыкли к комнатному освещению, и она уже могла различать окружающие предметы, но эта странная фигура по- прежнему неясно темнела, словно огромная глыба, похожая на человека. Йоко с любопытством ее