— Но ведь ведьма себе ничего постыдного не позволяла? — уточнила я, припоминая, что Кузьма всегда отзывался о возлюбленной с уважением и не позволял себе никаких пошлых намеков.

— Нет,— замотала головой Фрося.— Она боялась, что о ней судачить начнут, а ей это ни к чему.

— Скажу ему, что ты его сперва как младшего братца воспринимала, вот и вела себя вольно. А теперь полюбила и изменилась к нему отношением.

— Ой! — Фрося испуганно закрыла рот ладошкой.— Так и скажешь — полюбила? Стыд-то какой!

— В любви ничего постыдного нет,— возразила я.— Но так уж и быть, не буду его радовать раньше времени. Сама сообщишь ему эту приятную новость.

— После свадьбы! — смущенно добавила Фрося.

— Дело твое,— не стала спорить я.

Скрипнула дверь, в сенях раздался грохот, и мы испуганно покосились на порог.

— Я-а-а-на! — В горницу с воплем ввалился Варфоломей.— Я тут такое узнал, такое! Оказывается, Фрося…— Он выпустил когти и зашипел на девушку.— А ну немедля отойти от нее, ведьма проклятая!

Фрося при виде говорящего кота вскочила с лавки и схватилась за сердце.

— Ты, как всегда, вовремя! — упрекнула его я.— И не обзывайся на Фросю. Она — это уже она.

— Так он правда говорит? — пролепетала девушка.— Это мне не чудится?

— К несчастью, не чудится,— усмехнулась я и указала нервно озирающемуся коту на пол у печи: — А ведьма вон.

Он вздыбил шерсть, настороженно принюхался и вытаращился на меня круглыми глазами.

— Как это вы ее?

— Она сама,— невинно ответила я.

Кот недоверчиво наклонил голову, но ничего не сказал.

— А как ты узнал про ведьму? — запоздало удивилась я.— Я думала, ты загулял.

— И ничего я не загулял,— с достоинством возразил он.— Я завел новое знакомство,

— Ах, извини! Когда ждать его плодов — четырехцветных котят?

Варфоломей не удостоил меня взглядом и сообщил:

— Между прочим, Мурка мне обо всем и рассказала. Любопытная она кошка, как-то к Фросе в избу тайком шнырнула, пока ведьма во двор выходила. И слышала, как ведьма над Фросей потешается и признается, что ее молодость себе присвоила. Тут-то Мурка и смекнула, что бабка и есть Фрося, а Фрося — ведьма лютая, перепугалась и при первой возможности украдкой из избы сиганула.

— Если б все кошки могли говорить, как ты! — сокрушенно заметила Фрося.— Меня бы уже давно выручили!

— И что тогда? — возразил кот.— Ведьму в твоем теле на вилы бы подняли, а ты бы так и померла в ее теле от старости.

Фрося задрожала и, как подкошенная, плюхнулась на лавку.

— Зачем девчонку пугаешь? — упрекнула я Варфоломея.— Фрось, все будет хорошо. Сосватаем тебя за Кузьму в лучшем виде.

— Вот и ладненько,— обрадовался кот, пристально взглянув на невесту и убедившись, что та совсем не против.— Кузьма парень достойный, с ним не пропадешь!

— Рано об этом загадывать,— возразила Фрося.— Сперва старуху схоронить надобно.

Мы посвятили кота в нашу договоренность, и тот одобрил решение Фроси не разглашать истории с ведьмой.

— И то верно,— кивнул он.— Ни к чему эти бабские разговоры, охи да ахи. Тебе, Фрося, опосля них не отмыться. Да и Кузьме ни к чему про то знать. Умерла старушка, а у тебя новая жизнь начинается. Конечно, со свадебкой повременить придется. Но зато Кузьму получше узнаешь, да и он тебя, настоящую.

Вскоре и Кузьма объявился. Посерел лицом, узнав о смерти Фросиной бабушки, выразил свои соболезнования и готовность помочь. Глядя на взволнованную Фросю и не сводящего с нее глаз Кузьму, мы с Варфоломеем почувствовали себя лишними и, обменявшись тихими замечаниями, сошлись во мнении, что Фрося и Кузьма составят хорошую пару. Настрадавшаяся от козней ведьмы Фрося достойна семейного счастья, да и Кузьма доказал ей свою преданность и не устанет доказывать ее впредь. Пускай даже в ущерб другим обещаниям.

Смущаясь и виновато переминаясь, Кузьма отвел меня к окну и сказал, что не сможет бросить Фросю в ее беде и отвести меня в соседнюю деревню.

— Хочешь, я с тобой сестрицу отправлю? — предложил он.— Она доведет, тут совсем недалече.

— Не надо,— поспешно открестилась я, вспомнив душераздирающие вопли «тили-тили тесто» и невольно посочувствовав Фросе, которой теперь придется выслушивать их на законных основаниях.— Мы сами дорогу найдем. Ты только объясни, куда идти.

— Да тут недалече,— обрадовался он.— до леска дойдете, а там все напрямик да напрямик.

Я так и не решилась спросить Кузьму, что за поручения давала ему ведьма. Ведь тогда бы пришлось выдать Фросю. Распрощавшись с женихом и невестой, мы вышли на крыльцо. Как раз вовремя, чтобы заметить знакомый летающий объект, приземлившийся у края леса.

Мы с котом переглянулись, и я окликнула Кузьму, который гремел чем-то в сенях:

— Кузь, где бы мне метелку взять?

Парень сбегал к сараюшке, в которой скучала корова, и притащил оттуда изрядно потрепанное помело.

— Это же Фросино? — замялась я.

— Бери-бери! Что я, Фросе новую метлу не справлю? Сегодня же в лесу хвороста наберу да сделаю.

Поблагодарив его, мы отправились искать в лесу блудную ступу.

Сознавая свою провинность, ступка прятаться не стала, встретила нас на лесной тропинке и наклонилась, предлагая взойти на борт.

— Может, лучше пешком? — засомневалась я, вспомнив о последней поездке и особенно об аварийной посадке.

— Залазь давай! — Кот уже сидел в ступе.— Ступка кочевряжиться больше не будет. Правда, ступка?

— Ну гляди, ты обещал!

Я взгромоздилась в летательный аппарат и взмахнула помелом, задавая маршрут:

— В Замышляевку!

В ушах засвистел ветер, и ступа вспорхнула над кромкой леса. Я уже приготовилась к очередной порции воздушных аттракционов, но ступа вела себя на удивление паинькой — летела ровно, на одной высоте, с вполне комфортной скоростью — и вскоре доставила нас к пункту назначения.

Трудно было поверить, что в доме кто-то живет. Забор покосился и местами обвалился. Крыша была засыпана сгнившими листьями. Из трубы не вился дымок. Ставни, когда-то узорчатые, поблекли и где отвалились, где покосились. Бревенчатые стены почернели от времени, из щелей торчала пакля, которую деловито таскали два воробья. Крыльца у избы не было. Рядом с входной дверью, прислоненная к стене, стояла перевернутая бочка. Встав на нее, можно было допрыгнуть до порога. Пахло плесенью, старым деревом и сыростью. Во всем чувствовались разрушение и упадок.

— М-да уж,— промычал Варфоломей, задрав голову и проводив взглядом воробья, уносящего в клюве кусочек пакли.— Год назад все еще было не так плачевно.

— А она вообще жива? — с опаской спросила я, поглядывая на мутные окошки, в которых не отражалось ни огонька свечи.

— Сейчас и узнаем.

Кот обежал избу вокруг и вернулся, неся в зубах придушенную мышь.