Я виновато отвела глаза и, поморщившись, выдернула из ладони впившуюся щепку. Надо было Ива напрячь перед отъездом. Не девичье это дело — ступы тягать!

— Метелку-то в руки возьми,— прикрикнул кот.— Да в бок легонько подтолкни и вели: «Сама пошла!»

— Разыгрываешь? — Я с обидой взглянула на него.

— Слушай меня — не пропадешь! — Варфоломей был сама серьезность.

Я взяла метлу, несмело тронула ступу, пробормотала волшебные слова. Ступа отозвалась душераздирающим скрежетом и качнулась из стороны в сторону, словно разминаясь после долгого простоя. После чего легко заскользила по полу, перепрыгнула порожек и устремилась на крыльцо.

— Встань посередь двора! — прикрикнул кот, припуская следом.

Ступа стояла во дворе и, наклонившись к крыльцу, приглашала взобраться на борт. Кот потерся о порог.

— Ну избушка, прощай. Веди себя хорошо, не скучай, гостей не пускай, скоро вернемся!

И, сбежав по ступеням, он запрыгнул в ступу, наклонившуюся почти горизонтально к крыльцу, и обернулся ко мне.

— Ну чего ты там? Не боись, полетели. Я Иву обещал, что с твоей головы волос не упадет. Я за тебя в ответе и рисковать тобой не буду.

Я невольно подалась вперед.

— Ив взял с тебя такое обещание? Он за меня волновался?

— А то как же? — искренне удивился кот.— Чай, ты ему не чужая. Хотя,— помолчав, осуждающе добавил он,— ты его как чужого проводила. Так что, летим? Метелку только не забудь.

Я схватила метлу и сбежала с крыльца, запрыгнув в наклонившуюся ступу и потеснив вжавшегося Варфоломея. Помахав рукой избушке, оттолкнулась от земли метлой и, как научил кот, прокричала название села, куда лежал наш путь.

— Да потише,— прибавила я от себя.

Ступа медленно оторвалась от земли.., и пробкой шампанского выстрелила в облака.

На таких лихих аттракционах даже в Луна-парке не катают! Я визжала, кот, вздыбив шерсть, жался к моим ногам. Как только метлу не выронила — сама себе поражаюсь. Полет напоминал показательные выступления по воздухоплаванию. Ступа сперва бороздила небо зигзагами, подобно мячику для пинг-понга, потом, дав нам отдышаться, плавно заскользила по волнистой линии, словно была лыжником в Куршевеле.

— Варфоломей,— окликнула я кота,— а что это за Чаруево такое? Там что, одни волшебники живут?

А что, есть же в Америке городок, где живут одни пенсионеры. А в скольких городах есть китайские, индийские районы! Почему бы в Лукоморье не найтись деревушке, сплошь заселенной волшебниками? Наверное, там по улицам самодвижущиеся телеги ездят, дрова из леса уже нарубленными прикатываются, и, стоит только подойти к колодцу, ведра уже полными выскакивают. А еще там круглый год лето и солнце, даже в январе, когда все Лукоморье снегом занесено.

— Скажешь тоже,— охладил мои фантазии кот.— На все село одна Забава из чаровников и сыщется.

— Село в честь нее назвали? — с уважением спросила я. А Забава-то не так проста, как Варфоломей описывает.

— Велика честь! — фыркнул кот и пустился в объяснения: — На месте села раньше лес был, в лесной избушке кудесница жила, Агафья. Народ прознал о ее чудесах и повалил в избу. Скоро просителей стало так много, что изба их уже не вмещала, народ стал за забором на ночлег устраиваться. Постепенно лес повырубили, избушек вокруг дома Агафьи настроили, появилась деревня — Чаруево. Волшебницы на свете уже нет давно, а деревенька со временем в целое село разрослась.

— А Забава к этой Агафье отношение имеет? — поинтересовалась я, гадая, уж не дальняя внучка ли она волшебнице. Вот уж некстати это было бы! Поди, от знаменитой прабабки передался ей какой-нибудь сильный артефакт и, в случае чего, с Забавой так просто не сладишь.

— Никакого,— успокоил меня Варфоломей.

— Это тебе тоже кошечки твои рассказали? — с улыбкой уточнила я.

Кот самодовольно встопорщил усы.

— А то кто же!

— Наверное, волнуешься?

— Почему? — не понял он.

— Давно ведь в селе не был?

— Да уж года три как.

— С тех пор, поди, уже не только сыновья с дочками, но и внуки твои народились,— объяснила я.

Варфоломей встревожено вздыбил шерсть и надолго погрузился в молчание, видимо, подсчитывал, сколько деток успели народить ему случайные подружки, и сколько внучат за три года могли настрогать эти детки.

Да и для Забавы три года даром не прошли. Вдруг она за это время успела существенно продвинуться в своих магических опытах и теперь может составить достойную конкуренцию Василисе? О себе, в силу временной волшебной нетрудоспособности, молчу.

Не успели мы с котом вздохнуть с облегчением и насладиться полетом, как ненормальная ступа понеслась стрелой над самой кромкой леса. Наверное, если смотреть с земли, зрелище было впечатляющим, но, находясь в «кабине пилота», я не чаяла сойти на землю.

— Она всегда так лихачит? — вопила я, стараясь перекричать ветер.

— Это она кочевряжится, хозяйку в тебе не признает, проверяет,— орал в ответ кот.— У Яги летала тише воды ниже травы, каждому движению метелки повиновалась.

— Как же мне с ней сладить? — выла я, уворачиваясь от летящего прямо по курсу голубя.

— Не знаа-ю, — мяучил кот.— Но сделай же что-нибудь!

Ступа, чувствуя безнаказанность, стала стремительно набирать высоту. Зеленое море леса на глазах сужалось в квадратик, со всех сторон зажатый игрушечными полями и деревеньками с домами размером со спичечные коробки.

— А ну тихо! — взревела я, вдарив метлой по боку ступы.— На дрова пущу!

Ступа зависла в воздухе. Мы с котом настороженно переглянулись.

— Получило... — обрадовано начал Варфоломей, но тут ступа камнем рухнула вниз.— О-о-о! — заголосил он.— Штошшштытворишшшь!!!

Посадка была жесткой. Ступа вывалила нас на пригорке, у подножия которого расстилалось село, и штопором ввинтилась в облака.

— Хорошо хоть до места доставила,— проворчал кот, глядя вниз.

С пригорка село Чаруево, прямоугольное по форме, напоминало щедро накрытый стол, со всех сторон окруженный зеленой скатертью полей, В самом центре, словно высокий пышный каравай, возвышалось красивое деревянное строение. Его обступали крыши домов, выкрашенные в желтый цвет и похожие на треугольники сыра. Жмущиеся к ним сараи с высоты — что горбушки хлеба. Разбитые вокруг домов огороды — будто пучки петрушки и укропа, разложенные заботливой хозяйкой. По трем сторонам от села — засеянные поля, на которых трудились маленькие фигурки в светлых рубахах. С четвертой стороны — луг, словно нарисованный кистью импрессионистов — столько в зеленом море травы разноцветных мазков: синих, сиреневых, желтых, розовых, белых. Ветерок ворошил цветочный ковер, и тот казался размытым, нечетким. Цветы обтекали бело-черные и бежевые овалы, рассыпанные по полю, словно горсть бусин. Это коровы паслись на лугу под чутким руководством пастуха — маленькой белой точки, застывшей на краю луга. И с ароматом луговых трав ветер доносил нежные звуки свирели. Благодать! Я еще не успела спуститься в село, а уже была очарована его безмятежной идиллией.

Судя по всему, Чаруево не бедствует. Да и в разгар дня на полях полно народу — а с такими трудолюбивыми жителями голод селу не грозит. Да и злыдни здесь не приживутся. Я поежилась, вспомнив коварную нечисть, доведшую до полной разрухи когда-то преуспевающую вессалийскую деревню. Стоило