деревьев, покрывают их защитной паутиной, и после этого улетают к месту своей смерти. Личинки в коконе лежат молча… выжидающе… изменяясь… Она выжидает.

Сэм пошел дальше, продолжая скатывать вонючий маленький шарик из библиотеки — и превратил это в ночные кошмары. То, что некоторым образом он обратил с помощью Нейоми и Дейва, в путь к выживанию. Он видел, как Полицейский из библиотеки скручивает Нейоми и прижимает ее к себе. Как касается ртом ее затылка, будто собираясь поцеловать ее. А вместо этого кашляет.

Под шеей у того, что раньше было Аделией — мешок. Дряблый. Иссякший. Пустой.

«Пожалуйста, не допусти того, чтобы было слишком поздно».

Он зашел в негустую изгородь из кустарника. По другую ее сторону, сложив руки у груди, стояла Нейоми Сара Хиггинс. Она взглянула на него; его страшно поразила бледность ее лица и смертельная усталость в ее взгляде. Потом она оглянулась и посмотрела на железнодорожную линию. Приближался поезд. Скоро они его увидят.

— Привет, Сэм.

— Привет, Сара. — Сэм обнял ее. Она не сопротивлялась, но тело ее было напряжено, неподвижно, неподатливо.

«Пожалуйста, не допусти того, чтобы было слишком поздно», — снова подумалось ему, и он невольно вспомнил Дейва.

Они оставили его там, в библиотеке, после того, как с помощью резинового клина взломали дверь, выходившую на погрузочную платформу. Сэм воспользовался платным телефоном в двух кварталах оттуда, чтобы заявить о случае вскрытия здания библиотеки. Он повесил трубку, когда диспетчер спросил его имя. Таким образом Дейва нашли и, конечно, вердикт присяжных заседателей при коронере был — несчастный случай со смертельным исходом, а мнения горожан, которым хотелось высказаться по этому поводу, были не оригинальны: еще одним горьким пьяницей стало меньше. Они склонны были считать, что вместе. с большой кружкой его занесло на эту подъездную дорожку, увидел открытую дверь, вошел через нее и в темноте свалился на огнетушитель. И весь конец истории. Результаты же медицинской экспертизы при вскрытии трупа, которые свидетельствовали об отсутствии алкоголя в крови Дейва, нисколько не повлияли на сложившиеся суждения — возможно, даже и в самой полиции. «Просто люди считают, что пьянице и умереть суждено как пьянице, — подумалось Сэму, — даже когда он больше не пьет».

— Как жизнь, Сара? — спросил он.

В ее взгляде чувствовалась усталость: — Не очень хорошо. Плохо сплю… нет аппетита… в голове куча дурных мыслей… и мысли как будто бы не мои… и тянет выпить. Это хуже всего. Но ничего другого не хочу… только пить и пить. Все эти встречи не помогают.

Она закрыла глаза и заплакала. Это были слезы бессилия и обреченности.

— Да, — тихо произнес он, соглашаясь с ней. — Они не так уж и помогают. Они и не могут. Но могу себе представить, как бы она обрадовалась, если бы ты снова начала пить. Она поджидает… но это не значит, что она не изголодалась.

Она открыла глаза и посмотрела на него: «Что… Сэм, о чем ты говоришь?»

— Мне кажется, о живучести, — сказал он. — О живучести зла. О том, как оно поджидает своего часа. О том, что оно такое коварное, такое разрушительное и такое могущественное.

Он медленно поднял руку и разжал пальцы: «Сара, ты узнаешь это?»

Она невольно отпрянула, увидев на его ладони шарик из Красной Лакрицы. В ее взгляде промелькнули удивление и живой интерес. И тут же в них вспыхнули ненависть и страх. В этих вспыхнувших огоньках был серебристый отсвет. — Выбрось это! — прошептала она. — Выбрось эту гадость!

И как бы защищаясь, она закрыла рукой затылок, откуда на плечи спускались ее ярко-каштановые волосы.

— Я с тобой говорю, — твердо сказал он. — Не с ней, а с тобой. Я люблю тебя, Сара.

Она снова взглянула на него, и опять на него устремился ее взгляд, полный усталости, страшного утомления.

— Да, — сказала она. — Возможно и любишь. А возможно тебе лучше не делать этого.

— Сара, я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня. Мне нужно, чтобы ты повернулась сейчас ко мне спиной. Видишь, идет поезд? Я хочу, чтобы ты наблюдала за этим поездом и не поворачивалась ко мне, пока я не скажу. Ты можешь это сделать?

Ее верхние зубы оскалились. Лицо опять исказило выражение ненависти и страха: — Нет! Оставь меня в покое! Убирайся!

Ее глаза снова закрылись. Уголки дрожащих губ опустились, затаив острую душевную боль. Когда же глаза опять открылись, сквозь переполнявшие их слезы они выдавали страх преследуемого животного. «О, Сэм, помоги мне! Со мной что-то происходит, и я никак не могу понять Что это, и что мне делать!»

— Я знаю, что надо делать, — сказал он ей. — Доверься мне, Сара, и сама верь в то, что ты сказала, когда мы возвращались из библиотеки в понедельник ночью. Честность и вера. Вот что противостоит страху. Честность и вера.

— Но ведь это трудно, — сказала она шепотом. — Трудно доверять. Трудно верить.

Он посмотрел ей прямо в глаза. Неожиданно верхние зубы Нейоми снова оскалились, а нижняя губа выпятилась, мгновенно превратив ее рот в то, что очень напоминало рог. «Иди ты к..! — сказала она. — Валяй-ка ты, Сэм Пиблз к..!»

Он посмотрел на нее, не отводя взгляда.

Она подняла руки и прижала их к вискам.

— Я не хотела говорить этого. Не знаю, почему это вырвалось у меня. Я… моя голова… Сэм, моя бедная голова! Такое ощущение, что она раскалывается на две части.

Приближающийся сигнал, летящий от моста, оглушил их и помчался в Джанкшн Сити. Это был вечерний товарный поезд, который шел с грузом мимо, нигде не останавливаясь по пути к складам в Омахе. Теперь Сэм мог разглядеть его. — Сара, времени мало. Это должно произойти сейчас. Повернись и посмотри на поезд. Смотри, как он приближается.

— Да, — неожиданно сказала она. — Хорошо. Делай, Сэм, то, что нужно. И если ты увидишь… увидишь, что не получается… тогда толкни меня. Толкни прямо под поезд. Тогда сможешь остальным рассказать, что я прыгнула… что это было самоубийство.

Она умоляюще смотрела на него — смертельно уставшие глаза, не отрываясь, смотрели на него с ее измученного лица. «Они знают, что мое самочувствие было не очень — эти люди, организаторы Программы. От них свое настроение скрыть трудно. А со временем и совсем невозможно. Они поверят, если ты скажешь, что я бросилась под поезд, и они будут правы, потому что жить так дальше я не хочу. Но дело в том… Сэм, дело в том, в общем, мне кажется, что пройдет какое-то время и я захочу жить такой жизнью».

— Успокойся, — сказал он. — Давай не будем говорить о самоубийстве. Посмотри на поезд, Сара, и помни, что я тебя люблю. — Она повернулась лицом к поезду, который теперь был на расстоянии одной мили и быстро приближался. Ее руки скользнули к затылку и приподняли волосы. Наклонившись поближе, он увидел то, что и ожидал. Оно пристроилось там, чуть выше, на ее нежной белой шее. Он знал, что в этом месте, меньше чем на полдюйма ниже, начинается мозг. При мысли о том, что может произойти, он содрогнулся. Он наклонился поближе к этому пузырчатому наросту. Его покрывало похожее на паутину переплетение тончайших белых нитей. Но под ним он все же рассмотрел комочек розоватой желеобразной массы, который вздрагивал и пульсировал при каждом ударе ее сердца.

— Оставь меня в покое! — неожиданно раздался пронзительный голос Аделии Лортц… из уст женщины, которую Сэм полюбил. — Оставь меня в покое, ублюдок! — Но руки Сары не шелохнулись. Она поддерживала волосы так, чтобы ему было видно.

— Сара, ты видишь цифры на электровозе? — с трудом выговорил он. Она только простонала в ответ.

Большим пальцем руки он сделал вмятину в шарике из Красной Лакрицы, что был в его руке. Углубление, которое он в нем сделал, было чуть больше, чем гнусный паразит, присосавшийся к шее Сары. «Назови-ка их мне, Сара. Читай эти цифры».

— Два… шесть… Ой, Сэм, ой, у меня жутко заболела голова… так, будто две огромные ручищи