склонила голову к коленям, снимая напряжение со спинных мышц, потом снова выпрямилась и улыбнулась.
— А он знает? — спросила Элла.
— Нет.
— Ты что, насчет аборта вовсе не думала?
— Да думала я. Но понимаешь… Это ведь я вела себя неосторожно. Вот я и задумалась: а почему я себя так вела? Кстати сказать, я все равно собиралась бросить преподавание. И убраться из этого Риверсайда куда подальше. Мне хотелось переехать поближе к Заливу и где-нибудь там работу подыскать. Для начала хотя бы временную. А уж потом и что-нибудь по душе нашлось бы. Для меня ведь не проблема работу найти. Пока что я бы хотела заниматься составлением программ и, возможно, консультации давать. И после родов работать неполный день. Мне сейчас вообще хочется жить одной, только со своим ребенком, и, в общем, никуда не спешить. Потому что я вечно куда-то мчалась сломя голову. Хотя, по-моему, главное во мне на самом деле — как раз материнство; я в гораздо меньшей степени гожусь в жены или в любовницы.
— Ну, это еще нужно проверить, — заметила Элла.
— Да, именно поэтому я как раз и хочу несколько сбросить обороты. Хотя у меня имеются и кое-какие долгосрочные планы, которыми я могу с тобой поделиться. Я, например, собираюсь подыскать себе какого- нибудь крутого бизнесмена лет пятидесяти — пятидесяти пяти, а может, даже шестидесяти и выйти за него замуж. Мамочка выходит за папочку, представляешь? — Она снова склонилась головой к самым коленям, потом выпрямилась и с улыбкой посмотрела на Эллу.
— Ах ты, глупая, маленькая моя сестренка! Глупая-преглупая говнюшка! — покачала головой Элла. — Кстати, можешь оставить ребенка здесь, когда отправишься куда-нибудь на медовый месяц.
— С тетей Эллой?
— И «дядей» Даффи. Господи, я ведь ни разу не видела, чтобы Даффи ребенка на руках держала!
— А Даффи[3] — это ее настоящее имя?
— Нет. Но она меня просто убьет, если узнает, что я его тебе сказала. Ее зовут Мэри.
— Ей-богу никому не скажу!
Они медленно разворачивали и сворачивали газетные листы. Энн рассматривала фотографии курортов у Северной Прибрежной Гряды, читала объявления туристических агентств — полеты на Гавайские острова, круиз вдоль берегов Аляски.
— А что все-таки сталось с тем маленьким говнюком, сыном тети Мэри? — вдруг спросила она.
— Его зовут Уэйн, и он окончил факультет бизнес-администрирования в Калифорнийском университете, в Лос-Анджелесе.
— Ого!
— Ты у нас кто? Рыбы?
— По-моему, да.
— Тут говорится, что сегодня у Рыб удачный день для составления долгосрочных планов и поисков важного покровителя, родившегося под знаком Скорпиона. По всей вероятности, это как раз и есть твой сладкий папик.
— А разве в ноябре у нас Скорпион?
— Ну да. Тут говорится — до двадцать четвертого ноября.
— Ну ладно. Значит, там такой долгосрочный план?… Ладно, поищу.
Обе углубились в чтение и долго молчали. Потом Элла, не отрываясь от газеты, пробормотала:
— Надо же, всего семнадцать…
— Да
Зеркальное отражение
Нижний край лужайки над берегом реки был засажен красными каннами. За этим интенсивно красным окаймлением виднелась темно-синяя, как ружейное дуло, река. Обе эти полосы, синяя и красная, отражались в зеркальных темных очках Стивена и, двигаясь вверх-вниз, неуловимо меняли выражение его лица. Тодд с раздражением отвернулся от этого разноцветного экрана, и Стивен тут же спросил:
— В чем дело?
— Снял бы ты эти зеркальные очки, что ли!
— А что, ты видишь в них собственное отражение? — улыбнулся Стивен и медленно снял очки. — Неужели так плохо?
— Не себя я там вижу, а какие-то бесконечные цветные полосы, которые бегут у тебя по лицу, как у какого-то робота из фантастического кинофильма. А ты знаешь, что зеркальные очки — это вообще-то признак агрессивности? Чернокожие пижоны чувствуют себя в таких очках на редкость крутыми. Хэнк Уильямс Младший, например.
Зато в них чувствуешь себя защищенным. Прячешься за ними, точно мягкотелый зверек в норке. Защитная мимикрия. Я их по случаю нашей поездки купил. — Без темных очков лицо Стивена действительно казалось мягким, но не тестообразным и не гуттаперчевым, как у резиновой куклы, а таким мягко-округлым, какими бывают хорошо обработанные камень или дерево, когда ими давно пользуются, и от этого все их поверхности как бы сглаживаются, снашиваются. На самом деле черты его лица были достаточно четкими и красивыми, а линия рта, ноздри и веки — даже изящными, однако все это выглядело как бы стертым, размытым, изношенным за долгие годы использования. И Тодд посмотрел на свои собственные крупные гладкие руки, на мощные колени и ляжки с таким смущением, что самому стало неприятно. Он перевел взгляд на руки Стивена.
— Нет, ты прав, — сказал Стивен, держа в руках свои солнечные очки, — они действительно агрессивные. — В выпуклых, точно глаза насекомого, линзах очков отражались его лицо и белый фасад гостиницы на фоне темной горы. — Я тебя вижу, а ты меня нет… Но мне все время хочется смотреть на тебя. И в темных очках я могу делать это совершенно беспрепятственно. А тебе вовсе не обязательно столь же пристально меня рассматривать.
— Но мне нравится на тебя смотреть, — возразил Тодд, но Стивен уже снова пристраивал на нос очки.
— Теперь я могу якобы созерцать реку, как
Но Тодд упрямо заявил:
— Подарки обычно дарят друг другу. Чаще всего, по крайней мере.
— Нет, нет, нет, — прошептал Стивен. — Я ничего тебе не подарил. Ничего.
— А это все? — Тодд обвел взглядом красные канны, белую гостиницу, темные горы, синюю реку.
— Ну да, это все… — эхом откликнулся Стивен. — И плюс
Но Тодд уже посмотрел через плечо и сразу увидел обеих женщин. Они поднимались от реки по тропинке, вьющейся среди подстриженных лужаек. Та, что постарше, шла впереди, а молодая довольно
