Мэтт встал вместе с ней, но не сделал ни шага по направлению к дому. Келли ждала его. Его глаза потемнели, и он снова нежно, почти нерешительно дотронулся до ее рук.

— Это не правильно, Келли. Мы ведем себя так, точно первый раз видим друг друга. — Он игриво нахмурился, пытаясь смягчить тон своего неожиданно серьезного голоса:

— Ты не читала «Энквайр», не так ли?

Она вымученно улыбнулась.

— Нет, Мэтт, — и покачала головой, пытаясь говорить непринужденно. — Мне не совсем удобно находиться здесь с тобой. — Она перевела дух, испытывая большое беспокойство. — Ты говорил, что приедешь в январе, и я ориентировалась на январь. Так что я не могу передать, как удивлена, встретив тебя сейчас. В декабре я обычно бываю угрюмой, вот почему мы с Мисси уезжаем в это время года в Колорадо.

Мэтт увидел боль в глазах Келли и нежно привлек ее к себе, прежде чем она смогла запротестовать.

— Это было безумством с моей стороны, не так ли? Когда-то ты сказала, что порой я чувствителен, как отбойный молоток.

— Будь терпелив, — пробормотала Келли. Мэтт склонил свою голову над ее головой, перебирая волосы Келли.

— Я очень терпелив. И понятлив. Но лучше пусть никто не знает о наших трудностях.

Келли стало легче в его объятиях, и она позволила себе тоже обнять его. Умиротворенные, они молчали. У Келли было чувство, будто она только что возвратилась в свой дом после долгого отсутствия. Весь мир сузился для нее до этого объятия, и она боялась спугнуть покой, исходящий от Мэтта.

— Мне очень нравится твоя мама, не хотелось бы ее огорчать, — вымолвила Келли.

— Вы поладите, — откликнулся он с энтузиазмом. — Она считает тебя самой надежной женщиной, которую я когда-либо встречал.

— Да, я такая, — с шутливой гордостью подтвердила Келли.

— Ты такая? — переспросил он еще более сердечно, вновь привлекая ее к себе. — В таком случае тебе придется в этом году идти со мной в поход на Кауаи. В последние три года я совершал это восхождение на Рождество. Гадкий мальчишка бросал в такой день даже свою маму. А теперь ты сможешь пойти со мной. Мы будем ангелами Рождества.

Он взял ее за руку и повел к дому. Келли остановила его.

— О, Мэтт, я не согласна, — возразила она озабоченно.

— Почему? — спросил он. Его манера держаться напомнила ей первые дни их знакомства и его фразу: «Не сомневаюсь в том, что вы прекрасно управитесь с прессой».

— Пожалуйста, Мэтт, — взмолилась она. Слезы снова залили ей глаза. — Не дави на меня. Ты не понимаешь, как тяжело было мне три прошедших месяца. Я собрала всю свою храбрость, чтобы встретиться с твоей семьей.

Она не смогла сказать ему о том, как пылко любит его, и о том, что, едва увидев его, захотела петь и плакать от облегчения.

Но память о страданиях отражалась в ее глазах. Мэтт взял ее за руки. Его глаза переполняла любовь.

— Видишь? — мягко спросил он. — Я же говорил, что ты храбрая. Теперь отдохнешь.

Она попыталась рассмеяться:

— Ты большой оптимист, не так ли?

— Это единственно верный путь, родная моя. Единственный способ жить.

Он стоял, не разжимая объятий. Келли очутилась под гипнозом его глаз и едва дышала, сердце выскакивало из груди. Между ними пульсировали горячие жизненные токи, и Келли ощутила, как нежен ветер и как волнуется океан подобно крови в ее артериях.

Мэтт прижал ее к себе, и она дышала с трудом. Его рот, такой нежный и властный — слаще всего на свете, — нашел ее рот и заставил его раскрыться. Она почувствовала его дыхание на своей щеке, внезапный жар его рук и закрыла глаза. За эти короткие секунды она ожила вновь. Каждый ее нерв затрепетал, пламя заполыхало в ней, и она задохнулась.

— С тех пор как я уехал из Сент-Луиса, я постоянно вспоминаю тебя в своих объятиях. А сейчас даже лучше, чем я запомнил. Иногда мне приходит в голову, что нам следовало встретиться в другое время или в другом месте. — Он чуть-чуть ослабил объятия, и его улыбка стала загадочной. — А порой мне кажется, что, может, так оно и есть.

Келли попыталась улыбнуться ему столь же шутливо:

— Если бы мы были не теми, кто мы есть на самом деле, то могли бы стать Кларком Гейблом и Кэрол Ломбард[3]… Нет, мы больше похожи на Кэри Гранта и Минни Перл, — добавила она, по-прежнему стремясь поддержать игру и не желая ничего, кроме его объятий, дарующих ей жизнь. В его объятиях жизнь кажется намного слаще — несмотря на цену, которую приходится платить за это.

Улыбка Мэтта разрослась, и он поцеловал ее в лоб:

— Я бы сказал, что мы больше похожи на Реда Батгонса и Грейс Келли.

— Хорошо, тогда пойдем, Ред, — проговорила она, улыбаясь и успокаиваясь, не зная, сможет ли выдержать их новое сближение. — Пошли обедать.

Мэтт взял ее за руку и улыбнулся такой чудесной, такой знакомой улыбкой:

— За мной, Грейс!

В эту ночь, впервые за две недели, Келли спала крепко. И хотя проснулась от сердцебиения, а ладони были мокрыми от пота, кошмары не всплывали в памяти. Она испытывала лишь страх и ощущение потери. Она долго лежала, уставившись в потолок, и слушала мерные звуки океана.

Напряжение не ослабевало несколько следующих дней, но она стала лучше справляться с собой. Мэтт вел себя осторожно и уклончиво, храня свое обещание не давить на нее. Он был счастлив, когда она обращалась к нему, и Келли наслаждалась временем, проводимым в его обществе, день за днем откладывая объяснение на потом. Она не хотела портить воспоминания о счастье тех двух недель в Сент-Луисе.

Одной из составляющих этого удивительно приятного отпуска была забота о ней и участие семьи Мэтта. Они приняли Келли и Мисси без всяких оговорок и создали им домашние условия. Келли поймала себя на том, что завидует Мэтту: такая семья — редкость. Но сам Мэтт считал все само собой разумеющимся. Его мать, Барбара, была душевной, светлой и открытой, она, казалось, могла обнять весь мир. Его отец, Джон, был спокойный человек с мягкой улыбкой и шести футов ростом — чуть ниже сына, прославившего его мужественную красоту. Когда Келли увидела, с каким обожанием Джон смотрит на свою миниатюрную жену, то поняла, что романтизм Мэтт унаследовал от отца.

Эмили оказалась ярким нетерпеливым подростком, поглощающим жизнь взахлеб. Старший брат был светочем ее жизни, и она постоянно докучала ему отроческими шалостями.

Средний брат — Тимоти — оказался приблизительно одних лет с Келли. Это был еще один красавец брюнет с зелено-голубыми, как у матери, глазами. Он проводил много времени с Мисси, и та заинтересованно слушала его рассказы о компьютерах, которыми он занимался в Калифорнии.

Не прошло и четырех дней, как Келли совершенно освоилась. Такую настоящую семью они с Мисси всегда искали. Здесь не было ни боли, ни трагедий, ни комплексов. Впервые за долгие годы Келли чувствовала себя в безопасности и наслаждалась покоем.

Однажды утром Мисси услышала, как Келли поет, и тут же заявила, что обычная декабрьская депрессия подруги исчезла, словно сырой туман.

— Уж не означает ли это, что ты сроднилась с семьей Мэтта? — лукаво спросила Мисси.

Келли покачала головой, наблюдая, как Мэтт ухаживает за цветущими бугенвиллеями, обрамляющими лужайку. При взгляде на него она ощутила одновременно боль и восторг.

— Между нами слишком большая дистанция.

— Такая семья… — парировала Мисси более серьезно, чем намеревалась поначалу. — Я бы на твоем месте рискнула.

Келли понадобилось немало времени для ответа — она не сводила глаз с лужайки.

— Я вовсе не уверена в том, что Мэтт — оптимальный вариант для меня.