Старая трещина по панели разделила крышку бардачка на две части: сначала нужно потянуть за ручку и открыть одну, а потом зацепить другую половину. Я не отвожу глаз от разлома. А дальше как в кино: бледная рука скелета, обглоданная временем, как голодным зверем, рука, на которой можно пересчитать все суставы и косточки, тянется к бардачку. Мой попутчик запускает руку внутрь, кажется, я даже слышу, как постукивают кости о пластик. Смерть шарит там, потом отпускает руль и, изогнувшись, засовывает костлявую руку по самый локоть. Ко мне, словно невзначай, наклоняется бледный скелет в балахоне – любимый образ возницы. Обдает ледяным холодом. Мои мокрые волосы чуть не стали сосульками. Ну что за детство! Зачем так примитивно проверять-то? Я визжу, от души забавляясь его реакцией:
–?Руль держите! Хоть одной рукой! Мы же разобьемся!
Он вздрогнул и от неожиданности и выронил то, что искал, на проржавевший пол машины. И схватился за руль, приняв свой современный облик высокого бледного человека. Очень вовремя вырулил на повороте. Нас чуть не занесло в кювет. Ему-то что, а мне еще дела доделывать нужно.
–?Да держите ж вы руль, я подниму, что там у вас упало! – умоляю я и ныряю под приборную панель, подавляя желание по-детски похихикать. Согнувшись в три погибели (вот новый каламбурчик: в одной машине с Погибелью еду), я могу отдышаться. Праздную маленькую победу в совсем не величественной позе: прижав голову к коленям. Я чувствую, как пахнет ржавым железом и еще легким намеком на запах моего геля для душа. С мандарином и бергамотом. Мои любимые запахи. Да, гель, межу прочим, именно сегодня закончился. Можно видеть в этом некий символ.
«Как она боится умереть! Точно – человек», – всплывает в моем мозгу. И это не моя мысль. Перевожу дух: получилось. Смерть меня не узнал. На грязном рифленом коврике лежит пожелтевший свиток: ряды строк с именами, датами, названиями мест. Путевой лист моего бледноглазого водителя. Я точно знаю, список обновляется ежедневно. Сейчас в конце на краю щербатого пергамента выведено имя того, за кем мы едем в прачечную.
–?Ой, а что это? – Я удивленно хлопаю глазками. И разворачиваю пергамент. Интересно же знать, кого мне предстоит спасать сегодня. А там – пусто. Нет имени. Только место и время: Россия, Ромашевск, Прачечная «White». Лужа. 23:59.
–?Не трогай, – вдруг рыкает Смерть на меня. Совсем озверел! – Нельзя смотреть!
–?Что тебе надо? – спросил Андрей и сам не узнал свой голос. Он словно засох, стал сиплым и надтреснутым, что ли. И совсем не походил на голос победителя тьмы, кем парень мнил себя вечером.
Незнакомец взглянул на него. Сказал спокойно и по-деловому:
–?Я хочу, чтоб ты вывел меня отсюда.
–?Я? – оторопел Андрей. – Мы ж стоим у двери. Возьми да выйди.
–?Где дверь? – Человек говорил так же спокойно. – Тут нет пока никакой двери.
Андрей оглянулся. Дверь была на месте. Вся увитая тонкими стельками нежно зеленой травы, прораставшими сквозь нее. Гибкий витой стебель чего-то похожего на вьюнок, оплел место, где недавно была ручка.
–?Да вот она. – Для верности парень глянул на заросшую дверь еще раз. Она вся покрылась мелкими белыми цветами. Но без сомнения, под ними была дверь. Та самая, что ведет наружу. – Ты же сам ее видел.
–?Тогда открой ее для меня и уходи, – было указание. Чертыхнувшись внутренне, что им командуют, а он подчиняется, Андрей стал обдирать мягкие стебли, покрытые крупными белыми бутонами. Те легко отделялись от двери, ставшей вдруг темной и деревянной. Парень не удивился этому, хоть и помнил, что днем тут был пластик. «Это сон, – решил он про себя, расчистив почти весь центр. – Я скоро проснусь». Но вдруг стебли стали жесткими, как проволока. Бутоны треснули и из них полезли длинные иглы. То, что еще секунду назад было похоже на мягкую резеду, стало терном. Андрей затылком ощутил присутствие незнакомца за спиной, услышал тяжелое старческое дыхание. Пальцы его онемели, как если бы он долго водил ими по льду. И лед из-под грудины снова сковал внутренности. Кончики пальцев словно троило, било током. Резанул запах, запах страха. Парень пытался продолжать, но это оказалось тем же, что рвать руками сетку-рабицу. Боль дошла до мозга чуть позже, чем картинка: стебли буреют, испачканные кровью.
–?И у тебя тоже не получилось. – Андрей услышал шепот у себя за плечом. Незнакомец шептал ему в самое ухо. – Но никому из твоих предшественников не удалось сделать больше, чем тебе. Кто-то особенный у тебя в родословной, юноша.
–?Да, блин, я избранный. – Сжав порезанные пальцы, Андрей простился с последней надеждой, что проснется за столом в приемной. От боли глаза стали влажными. Да, это не сон. Тогда с разворота Андрей ударил на голос за спиной. Надежда решить все по-простому, по-мужски, еще теплилась. Но кулак рубанул воздух. Пустота. Мужчина стоял очень далеко, за машинкой:
–?Будешь бегать за мной, чтоб ударить? А я, видимо, должен демонически хохотать, исчезая и появляясь?
–?Просто выпусти меня! – заорал что есть силы Андрей. И заплакал.
–?Глупец! Не я тебя здесь держу, я сам здесь заперт! Если ты не выпустишь меня, то подохнешь в полночь сам, как собака!
Незнакомец оказался рядом. Он стоял к Андрею спиной: широкие плечи, крепкая фигура, выправка военного и… низко опущенная голова, голова обреченного или одержимого. И потому способного на все.
«Вот я вляпался! Что же делать?» – подумал парень. И будто прочитав его мысли, человек посмотрел на него через плечо тяжелым, почти мрачным взглядом. Посмотрел очень серьезно и вытер окровавленные руки о свой светлый костюм.
–?Что мне делать-то нужно? Я же не знаю, что делать, – спросил парень нетвердым голосом. Но всхлипывать по-детски он все же стеснялся. – Я все сделаю, только не убивай меня.
Неизвестный снова включил машинку. И подставил под струю воды совсем уже красные руки. Кожа на них светлела на глазах. Мужчина тоже прояснялся лицом. Ему словно стало легче, когда вода полилась ему на ладони.
–?В машинке нет трупа. Только испачканные перчатки. Можешь сам проверить. – Мужчина не смотрел на Андрея. – А руки у меня действительно в крови. Ты не ошибся, Андрей. – Все же было нечто странное в том, как он говорил. Как иностранец, хорошо выучивший язык. – Нехорошее у тебя имя. Не нравится мне. Греческое оно. Имя для слабых. Кого-то еще так звали. Да, вспомнил. Но ты на него совсем не похож. Подойди.
Человек подождал, пока руки стали почти нормального цвета, и с видимым сожалением вынул их из воды. Сделал два шага назад, стряхивая капли с пальцев, быстро заложил за спину руки. Но Андрей успел заметить: кожа на них тут же начала покрываться темно-красными волдырями, словно он долго держал в ладонях что-то очень горячее.
–?Люди не меняются. Почему они не меняются? – Человек посмотрел на Андрея. – Если бы ты только знал, сколько раз мне задавали именно этот вопрос. Только когда встречаешься с солдатом в открытом бою, только тогда нет этого затравленного выражения лица. Еще его не было в Колизее – там все просто: «Идущие на смерть приветствуют тебя!» – и все. Жесткий взгляд – путь к победе, к еще одному дню барахтанья в луже жизни.
–?В Колизее?!
–?Да, такой большой цирк. Его развалины сохранились в Риме. Он символизирует меня или человечество? Красивая мысль – позже у меня будет время об этом подумать. Или нет? Ты изменишь мою жизнь, поможешь мне? – Он снова посмотрел на Андрея, словно ожидая ответа.
«Он псих! Точно псих! Меня убьет философствующий психопат! Где-то я его уже видел, но где?» – пронеслось в голове у парня. Мгновенно с фантастической скоростью в сознании всплыли все мыслимые и немыслимые образы психов, маньяков и святых, которыми пичкает людей телевидение: от Фореста Гампа до Фредди Крюгера. Нет, не то! Но где-то видел точно! Это ощущение все более крепло. Пугающий незнакомец не сводил глаз с юноши. Ждал ответа? Смотрел с надеждой?
Андрей молчал и шмыгал носом. Затем, решив не спорить с опасным психом в дурном месте, сделал шаг к машинке. И шел к ней как по мокрым скользким валунам. Гладкий кафель, красная жижа под ногами – все условия для того, чтоб позорно грохнуться пред этим двуногим ужасом. Этого он боялся больше всего.
