перечеркнуты морщинами страданий. Перечеркнуты, но никуда не исчезли. – Не нравится мне твое имя. – И он снова оказался у машинки. Облокотился на нее, как на трибуну или кафедру.
Андрей совершенно был сбит с толку такими перемещениями мужика и впал в ступор. Тот все вещал:
–?Страшно, Андрей? Ночь, чужой человек, непонятные слова, странное место… Чувствуешь опасность? А утро было таким серым и обычным, привычные заботы, планы на выходные, мелкие хитрости и интрижки на работе – выйти не в свою смену, чтоб продлить пасхальные каникулы. Отлично придумано для человечка твоего масштаба!.. Уверенность в завтрашнем дне настолько велика, что о ней даже не задумываешься. Мне знакомо это чувство. Мир вокруг прочен, привычен, понятен. Может быть, даже бесцветен и скучен. Как воздух. Как вода – пока не провалишься по уши и не ясно, есть она в луже или нет. Глубина этой лужи, гордо именуемой твоей жизнью, тоже становится ясна, только если что-то или кто-то ее потревожит. Тогда по воде пойдут круги, круги, круги…
Он говорил как сомнамбула, сам с собой, и как-то не слишком правильно сочетал слова. Затем помолчал несколько секунд, словно справляясь с приступом головной боли. Снова заговорил.
–?Кажется, что ты живешь, жил и будешь жить всегда, и все реальное только вокруг тебя и только если ты это допускаешь. Все люди живут в своих лужах, разница только в размерах. И основная цель человека – не расплескать воду из его лужи. Мы яростно охраняем ее святые берега, так чтобы не допустить волнений, вливаний, слияний. Иногда мы даже готовы соединиться с соседней, чтоб только все было однородно. Так образуются семьи, города, государства. Лужа становится больше – появляются государственные интересы. Интересы общества для защиты берегов гигантской лужи. – Он усмехнулся. – Появляются идеалы и идеологи, жертвы и герои – и все ради того, чтоб нас не трогали, чтоб ничего не бурлило. Чтобы мы могли в спокойном недвижении жить и умирать, не замечая ни того ни другого. Да ты не слушаешь меня…
Последняя фраза оказалась для Андрея полной неожиданностью – он и предположить не мог, что слова произносились для него. Речь незнакомца проходила под ритмичный аккомпанемент вибрирующей стиральной машинки – грохот постепенно нарастал, и последние слова человек почти выкрикивал. Но как только он замолчал, стихла и машинка. Пока человек вещал, несколько темно-алых капель с его рук упали на пол, несколько были отброшены на белый пластик корпуса машинки и теперь сбегали вниз. Парень следил за ней. Последняя фраза странного незнакомца вывела его из ступора и он уставился на мужчину.
Пять секунд тишины – и машинка начала сливать воду. Шланг дернулся как удав, сглатывающий добычу, и с грохотом упал на кафельный пол. Из чрева машинки полилась буро-красная жижа.
Незнакомец спокойно глянул на него и нажал кнопку «Стоп» на светящейся панели управления машинки. Темный поток иссяк, но бурая вода уже покрыла почти весь пол на несколько миллиметров.
–?Тебе что, поговорить не с кем? Выпусти меня. – Андрей грубил трусливо и неуверенно.
ОБЛАКА И ЛУЖИ
–?С чердака или с крыши? – спросила малая и хитро прищурилась.
–?Давай с крыши чердака, – ответила ей вторая, постарше.
–?Тогда мы не только вымокнем, но и испачкаемся, – притворно заворчала первая, бесшумно ступая по пыльным ступенькам. – Иди по моим следам.
–?Зачем это? – возмутилась вторая.
–?Если кто-то из взрослых найдет наши следы, то подумает, что тут шел кто-то один и одной из нас не попадет. Это я сама придумала! – Малышку просто распирало от сознания собственной догадливости.
Она пошла еще быстрее. Старшая из девочек фыркнула: «И разумеется, это буду я!», но послушно двинулась за младшей, аккуратно ставя ножки в потрепанных кроссовках на следы от детских балеток. На самом деле разница была лишь на пару размеров.
–?Здесь уже лет сто, наверное, никто не убирался. – Младшая не без гордости показала сестренке свои черные от пыли ладошки, когда они обе поднялись на самый верх лестничной площадки.
–?Хватит ворчать, бабка Лиза меньше тебя ворчит. – Сестра старалась казаться взрослее и мудрее.
–?Конечно, она же старая, она свое уже отворчала, – прыснула маленькая в ответ.
Захламленная лестница на чердак закончилась, как и положено, наполовину заваленной хламом пожарной лестницей на стене и заколоченным люком на крышу. Как конец истории, на нем висел большой ржавый амбарный замок.
Младшая как белка подпрыгнула, перелетев через кучку сломанных стульев, и ухватилась за стальные прутья. Затем ловко взобралась по пожарке к люку и просто толкнула его вверх. Тот откинулся без усилий. Замок, петли, шурупы, даже пыль на них – не сдвинулись с места. Конечно, это смотрелось как ловкий трюк или маленькое чудо. Но девчушки не придавали таким мелочам значения. Младшая неестественно ловко скользнула вовнутрь, старшая – за ней, с той же гибкостью и грацией. На чердаке пахло чем-то вроде пережаренного сала. Он был бы даже таинственным и интересным, этот чердак, если забраться туда в солнечный день, когда сквозь щели пробивается теплый уютный свет и нагретая пыль пахнет как выпечка. Но сегодня на улице шел дождь. Первый в этом году.
–?Напомни мне, почему мы делаем это в непогоду, – спросила старшая сестра, скуластая, с серыми большими глазами, стриженная как-то неровно. На вид ей было около пятнадцати. Она распахнула чердачное окно и зябко повела плечами. Младшая, синеглазая, с пухлыми щечками, но страшно худенькая, в джинсиках и джемпере явно с чужого плеча, лет на пять младше сестры, поджала губки:
–?Ты сегодня странная. Сама же учила: чтоб не привлекать внимания. В непогоду никто не смотрит вверх. – Она отчеканила это как зазубренное правило, что имя существительное отвечает на вопрос «кто?» или «что?» и обозначает предмет.
–?Точно, я просто проверила. – Старшая не сводила глаз с горизонта. Он был плотно и ровно затянут тучами.
–?Или ты не хочешь? – в притворном ужасе округлила глаза младшая.
–?Да, не хочу. Не хочу испортить новую куртку, я на нее сама заработала. Знаешь, как трудно детдомовской девочке устроиться уборщицей на полдня?! – и подмигнула сестричке. – Кстати, что ты говоришь воспедке, когда она находит твою перепачканную одежду?
Младшая уже пролезла мимо нее на крышу и подставила лицо дождю. Стояла, раскинув ручонки, задрав голову и высунув язычок. Ей было не до инструкций. Она ловила на язык капли.
–?Але, гараж! – окликнула ее старшая. – Зойка, я с тобой разговариваю.
–?Аха, – отозвалась малышка, не закрывая рта. – А нифе не гафаю. Ана не сфафыаэт.
–?Чего-чего? Говори по-человечески, – и дала меньшой по уху, слегка.
Та надулась, тоже шутя:
–?Дура ты, Женька! Че дерешься, страшилище?
С Женкиных глаз действительно потекла дешевенькая тушь. Это придавало ей пасторально-трагичный вид. Как в клипах по телевизору.
–?Так и что? Отвечай, это важно для конспирации.
–?Да ниче не говорю. Никада еще не спрашивали. Мы будем седня прыгать или нет?
Женька встрепенулась, отбросив с лица прядь мокрых волос и меланхолию, и через мгновение девчонки стояли на выступе чердачного окна над плоской ленинградской крышей. Гудрон на ней блестел от воды и скопившиеся лужи отражали серое небо. «Лужи похожи на облака. Мне это напоминает…» – но додумать Евгения не успела.
–?На «ра-аз-два-а-три!», – скомандовала шустрая Зойка и, вцепившись в руку сестры, сиганула ласточкой вниз. Женька тоже легко толкнулась носками. И обе со всего размаху плюхнулись вниз, в гудроно-дождевые лужи.
Пару минут они лежали, не понимая, что произошло. Первой соскочила снова Зойка. Отряхувшись, как кошка, она снова полезла на чердачный выступ, бормотала себе под нос: «Я, наверно, поспешила».
–?Стой, наказание мое, – окликнула Женя сестру. – Одна все равно не взлетишь выше метра.
Та опешила и замерла на самом краешке. Старшая тем временем поднялась, отряхивая черную куртку, поплелась к сестре. Снова они взялись за руки.
–?Теперь ты командуй, – уже не так уверенно сказала малышка. Сестры снова взялись за руки.
–?Думай о чем-нибудь светлом и просто толкнись вверх, – закрыв глаза, произнесла Женька. – Раз, два, три!
