шептались за окном в ночи.

Понять смысл сказанного дождем сегодня Андрею снова не удавалось. Он, как и много раз до этого, слышал лишь монотонный шум, и в конце концов утешил себя тем, что учится не на лингвиста, а на химика, а значит, нет у него способностей к языкам. Хоть и интересно это было бы: понять, о чем рассказывает дождь. Но не судьба. Нет у Андрея в судьбе ничего интересного. С этим и заснул молодой ночной сторож прачечной «WHITE» в ночь Страстной пятницы перед Пасхой.

Проснулся он в полной темноте от знакомого, но постороннего звука. И это был не дождь за окном.

На прошлой неделе бабе Лиде исполнилось семьдесят. Исполнилось тихо, незаметно. И настоящим подарком в тот день была ясная солнечная погода. Такая яркая, что, казалось, солнце звенело в зените. Накануне ночью южный ветер разогнал метлой бледные тучи, что висели над городом не первый день и казались вечными. И весеннее утро улыбалось Лидии, день ласкал предчувствием теплого лета, что не за горами, вечер был тихим и свежим как яблоневый цвет. Ночь несла покой. Другого подарка не нужно было одинокой пенсионерке. Других и не было.

На следующий день тучи снова сомкнулись над крышами серых пятиэтажек. Но это были совсем не те тучи. Через них солнце уже даже не просвечивало, такими они стали плотными. Беременными дождем. Все кости начинало потихоньку выкручивать: верная примета – дождь пойдет через пару дней. «Значит, пора идти в аптеку», – со знанием дела подумала баба Лида. Она не могла допустить бреши в своей круговой обороне от боли и дождя. Ее оружием, ее крепостной стеной, ее «зонтиком» уже давно стали аптечные стеклянные пузырьки. Надо спешить. Старухе не нужны неприятности.

В непогоду болят старые переломы и зубы, которых давно уже нет. «Фантомные боли», – говорят Лидии врачи и прописывают спазмолитики и седативные.

–?С вашим сердцем вам нельзя принимать анальгин, он влияет на сердце, – щебечет молоденькая врач-кардиолог.

–?С вашим болевым порогом обязательно нужно обезболиваться, – солидно басит невропатолог и выписывает новые лекарства.

–?С вашей пенсией вы можете позволить себе только валерьянку, – шутит краснощекая аптекарша «в самом соку» и продает ей дешевые лекарства «по ветеранским льготам».

–?С вашим отношением чудо, что я вообще живу, – ворчит баба Лида, перекладывая кулек с аптечными «гостинцами» в свою походную сумку из плащевки.

«Гостинцы» зачастую бывают с истекающим сроком годности. Среди них частенько находится анальгин в бумажных пачках. Таблетки при вскрытии уже отдают желтизной. Зато валерьянка – в маленьких пенициллиновых пузыречках. Как игрушка-погремушка для малыша, которого у Лиды никогда не было.

Бабке Лиде нравится зажать такой пузырек в ладони и потрясти. Таблетки весело звенят и на душе легче. Она никогда не выбрасывает аптечные пузырьки.

Ее комната в коммуналке полна склянок, пузырьков и пакетиков от лекарств. Больше всего она любит цветные пузырьки: отражения от них тоже цветные. Она расставляет стекляшки на полках у окна и на подоконнике и солнышко играет на их пыльных боках, когда заглядывает в ее окно. Бывает, и солнечные зайчики пляшут на стенах: белые, коричневые, почти красные. Лиде в такие минуты кажется, что она внутри калейдоскопа и ей весело от этого. А зеркал в ее комнатке нет. Она ненавидит зеркала. Даже в обтрепанном кошельке в шелковой стенке на месте вделанного зеркальца аккуратная заплатка из черного сатина. Края обшиты через край черной ниткой.

Лида пьет седативные и спазмалитики в дождь. Когда все крутит и выламывает и боль такая, что ни сесть, ни встать. Когда хоть на стенку лезь и даже дыхание перехватывает. Когда слезы наворачиваются на глаза. И если не выпить таблеток, приходит Он. Ее личный ангел-мучитель. Если дождь, боль и слезы, он почти всегда приходит. И нет для одинокой Лидии большей радости, чем видеть его, и нет большего горя, когда он уходит. Глупая, она не может радоваться тому, что вместе с ним уходит и боль ее тела. Лида знает: как только последняя слеза соскользнет с ее ресниц, как только взгляд ее обретет ясность, ангел исчезнет, растает как слезы под дождем. И будет пусто: нет боли, нет его. Нет ангела, нет боли. Ничего нет. Словно ты умер.

Бабка Лида не смогла сходить в аптеку загодя: то соцработники нагрянули с очередной уборкой, то местные журналисты решили взять интервью, то пенсию принесли заранее, чтоб на Пасху не возиться, то жуть какая-то навалилась от всей суеты вокруг, что ни шагу ступить из комнаты. И невыносимо одиноко. Вот так внезапно навалится одиночество, словно и не твое оно, а извне наступает на тебя и проглатывает. И начинаешь жалеть себя, проваливаешься в прошлое и так можно просидеть целый день.

Но тучи становились все темнее с каждой минутой, суставы начинали ныть все отчетливее, и откладывать поход за лекарствами больше не представлялось возможным. Старуха повязала шерстяной платок на голову, обыкновенно пряча свое уродство за темной тканью, накинула пальтишко и пошла в аптеку. Если она не успеет до дождя – не миновать ей встречи с ангелом.

Лидия впервые встретилась с ним в пять лет. Был дождь, ей было больно, она задыхалась от боли, и пришел он. Зачем ей не дали умереть тогда, когда немецкая овчарка охранника откусила ей пол-лица? Зачем ангел спас ей жизнь, отпугнув эту зверюгу? Ангел закрыл Лидочку крыльями. Крылья видели двое: она и немецкая овчарка с окровавленной мордой. Девочка выжила, а собака вскоре издохла. Искалеченную Лидочку даже пристреливать не стали: бросили под дождем. И все ушли куда-то в дождь, куда-то, где что-то громко стучало: то ли поезда, то ли автоматы.

При первой встрече ангел показался Лиде молодым мужчиной, белокурым и сильным. Она приняла бы его за немца из охраны их этапа, если бы не крылья. Он сложил их шатром над головой, но крылья были такие огромные, что получился целый дом над ним и девочкой. Их двоих, ее и ангела, никто, наверное, не видел в тот момент. Но Лиде стало вдруг тихо и не больно. Она не знала точно, только чувствовала сквозь пелену застилающих глаза слез – ангел смотрит на нее. Девочку нашли какие-то люди. Они не видели ангела.

Потом в детстве, уже после войны, в детдоме, Лида часто оставалась одна. Никто не хотел с ней играть, и ей часто было больно, даже плакать больно. Она только потом поняла почему. Никому неприятно иметь дело с уродиной. Да еще и с больной на голову. Разве может советская девочка видеть ангелов? Не может. Она точно повредилась в уме, когда была в концлагере и овчарка порвала ей лицо. Жалко, не дай бог, кому другому такое пережить. Но лучше держаться от нее подальше: своего горя в жизни хватает. Вот так и в юности она оставалась одна. Постоянное одиночество приучает к жадности до чужих жизненных деталей. Бабка Лида страсть как полюбила наблюдать.

До аптеки недалеко. Можно даже пешком пройтись, да и ноги еще не скрутило в узлы от боли. Можно доковылять туда в своих «прощай молодость» ботах, а по дороге поглазеть на людей. Пятница, предпраздничный день, много чего увидать можно. Баба Лида пошла через сквер. Еще голые березы и клены переплетались ветвями над сырыми дорожками аллей. Летом это красиво, это сказочно зимой, но голые ветки, да еще на фоне серого неба напоминают проволоку. Если бы не набухшие почки, было бы совсем безрадостно. Слава Богу, кое-где почки даже лопнули и самые смелые листочки уже выглядывали зелеными флажками. Старуха ковыляла по растрескавшемуся асфальту, старательно обходя лужи и ожидая, что увидит что-нибудь интересное. Но, как назло, не было даже воробьев. Она уже было смирилась с тем, что ничего сегодня не расскажет соседям по коммуналке, как вдруг налетел ветер и из-за спины принес запах лилии. Смех и крики послышались мгновением позже.

–?Стой, держите их! – кричали молодые голоса. – Куда?!

–?Отстаньте, надоели! – отзывался серебристым смехом девичий голос. – Бежим, ну их! – и смех. Смех от счастья. Его ни с чем не спутаешь.

Держась за руки, задыхаясь от счастья, смеясь, мимо по серому асфальту пробегает пара: он и она. Они хохочут и оглядываются, они не разнимают рук и смотрят друг на друга, они бегут вперед, и вдруг он подхватывает ее на руки и кружит, словно ветер – осенний лист. Он – в черном костюме с белой розой на лацкане. Она в белом платье из тафты и кружев. Шлейф и фата развеваются у нее за спиной, как ангельские крылья. В руках у нее букет огромных белых лилий. Красивые, какие они красивые…

«Сбежали от шумных гостей», – понимает Лидия. А молодые уже далеко, в конце аллеи. И толпа нарядных друзей с топотом и смехом бежит им вдогонку. Старуха продолжает свой путь, незамеченная никем из свадебного переполоха. Слезы наворачиваются на выцветшие бабкины глаза, когда в конце аллеи