на большой глубине.

Принесли микроскоп. Члены комиссии поочередно исследовали породу. Затем проверили, не просочился ли воздух в сосуд, и убедились, что там хороший вакуум. Последним приступил к работе Николай, он должен был сделать ряд фотографий.

Когда осмотр закончили, председатель заявил с некоторой торжественностью: «Итак, констатируем, что проба базальта, взятая с глубины сорок километров, находится в герметически закрытом сосуде и во время подъема не имела соприкосновения с породой в верхних слоях».

Члены комиссии поставили подписи под актом. Профессор взял два экземпляра акта, сложил их вчетверо, чтобы спрятать в карман, и только тогда заметил, что руки его густо измазаны глиной. «Зачем ему порода, которая находилась миллиарды лет при температуре не ниже тысячи градусов и явно не может иметь ничего относящегося к живому? Непонятно…» - думал Николай, наблюдая, как профессор укладывает запечатанный сосуд с породой в ящик.

«Зачем ему понадобилось поднятый наверх сосуд запечатать так, чтобы малейшая попытка проникнуть внутрь была бы сразу обнаружена?» - продолжал размышлять Николай. Когда на ученом совете утверждали состав комиссии, он отказывался войти в нее в качестве специалиста по генетике, считая, что не сможет быть объективным, так как сочувственно относится к идеям профессора. Но его кандидатуру все же утвердили. Биологи высоко ценили его диссертационную работу о некоторых наследственных задатках, которые природа закодировала на малых частях молекул.

Маша тоже не хотела, чтобы Николай участвовал в комиссии. Она, как и ее учитель, академик Лапин, считала, что работы профессора Позднева противоречат основам физики, а следовательно, ошибочны».

Я слушал и недоумевал. Откуда вдруг у шефа появилась такая выдержка? Ведь герой чеховского рассказа убил даму, читавшую ему пьесу, и присяжные оправдали его. Но шеф только порывисто встал и закурил прямо в купе. Рассказчица остановилась, но потом, вздохнув, продолжала.

«И вот теперь Николаю как члену комиссии надо было во всем разобраться. Профессор Позднев ни словом не намекал, зачем ему мертвая порода из глубины земли. А то, что она должна быть мертвой, очевидно. На этой глубине уже выделяется, хотя и немного, Главная энергия. Она не может способствовать жизни. В конце концов Николай решил об этом спросить самого профессора. Тот, продолжая возиться с упаковкой ящика, отделался шуткой: «Полью ее живой водой, она и перестанет быть мертвой». Сказал и улыбнулся, но глаза его не смеялись, они как бы говорили: «Для тебя это только шутка, а для меня вполне серьезная вещь».

Профессор вскоре неожиданно уехал. Молодые ребята - механики, мотористы - даже обиделись. Они надеялись, что, получив свою «порцию мертвой породы», профессор поделится своими дальнейшими планами. Им очень хотелось их знать. Но он уехал, пожав всем крепко руки. На прощание как-то особенно задушевно с каждым поговорил. Это, конечно, сгладило обиду, вызванную скорым отъездом, но еще больше разожгло любопытство.

За профессора пришлось отдуваться Николаю и начальнику экспедиции Иванову. В палатку вечером набилось много народу, и всем хотелось побольше узнать об ученом и его работе».

В купе заговорило радио. Объявили о том, что поезд подходит к большой станции, стоянка - пятнадцать минут. Мы втроем вышли на перрон. Вокзал был расположен в таком месте, что с площадки перрона открывалась панорама нового города. Она была столь необычна и интересна, что мы залюбовались ею.

– Я никогда тут не бывала, - призналась наша попутчица. - А вы?

– Та-ак! - провозгласил шеф. - Зуб за зуб, слово за слово. Теперь слушайте рассказ географа.

– Буду признательна, - мило согласилась наша соседка, пропустив мимо ушей колкость шефа.

– Это город энергетиков, - яростно начал шеф. - Отсюда идет основной поток брикетов Главной энергии. Техника развивается по спирали. Она вернулась к добыванию топлива из недр, но уже иного и на иной глубине. Отсюда «новым углем земных глубин» снабжается весь мир!

Как бы в подтверждение его слов в вагоны стоявшего на соседнем пути железнодорожного состава автоматы стали грузить контейнеры, вид которых известен, конечно, всем. Это были энерготермосы, заполненные брикетами Главной энергии. Шеф, широким жестом обведя открывавшуюся перед нами панораму, продолжал:

– Полюбуйтесь этими решетчатыми небоскребами буровых шахт, уходящих вглубь до двухсот километров к самой сокровенной и таинственной части земного шара. Столетия мы изучали Вселенную, миры, отстоящие от нас на миллионы световых лет, а в глубь Земли заглядывали лишь на десяток километров.

– Я вам говорила о сорока километрах, - заметила слушательница.

– Все равно, - отмахнулся шеф. - Полюбуйтесь. В этом городе нет ни одной дымовой трубы. Автотранспорт не отравляет воздух выхлопными газами. Здесь не найти и следа прежнего, варварского способа использования таких бесценных продуктов, как нефть и уголь. Если хотите, это и есть основа новой географии.

– А далеко до буровых скважин, добывающих брикеты?

Шеф многозначительно взглянул на часы:

– У нас осталось всего тринадцать минут. Представьте, что мы мчимся вот по этому шоссе. Видите? Вы что-то рассказывали о породе, поднятой с глубины сорок километров. Допустим, мы подъезжаем вон к тому сооружению в десяток Эйфелевых башен высотой. Архитектура дерзости. Это храм техники, где с глубины ста двадцати километров добывают породу, в которой протекала реакция с выделением Главной энергии. Чтобы сохранить ее активность, брикет подвергают быстрому и глубокому замораживанию почти до абсолютного нуля. И тогда энергетические консервы становятся удобными и для транспортировки, и для использования образующейся на концах брикетов разности электрических потенциалов. Подключай к ним любой электромотор, как к древним аккумуляторам.

– И намного хватит одного брикета?

– Хватит, чтобы доставить наш поезд на Камчатку.

Тут шеф в пылу своеобразной «мести» выложил нашей спутнице столько научной информации, что у той голова должна была пойти кругом. Но вместо ахов и охов она лукаво заметила:

– А вы знаете, что место, где построен этот город, считалось сейсмически опасным? Здесь бывали землетрясения и в девять баллов.

– Почему же тогда здесь город построили? - хмуро спросил шеф.

– Поверили академику Лапину. Говорят, сей авторитет утверждал, что землетрясений и извержений вулканов не будет, если в данном районе интенсивно добывать Главную энергию.

Шеф закашлялся. Дело в том, что он на Камчатку ехал именно потому, что там «незаконно» заработал уснувший вулкан. Посмотрев на заоблачные стрелы сооружений нового города, оставлявших незабываемое впечатление, он буркнул:

– Кажется, этот авторитет, как вы изволили выразиться, не подвел. Вон они, башни, какие и вавилонянам не снились, стоят себе, чуть до звезд не достают. На них ночью посмотреть стоит.

Но поезд, конечно, не стал дожидаться сумерек. В купе мы долго молчали. За окном мелькали леса, поля, перелески, многоглазые, отражающие заходящее солнце корпуса заводов.

– Ну что ж, - сказала наконец соседка. - Око за око, фраза за фразу. Придется вам дослушать мой рассказ. Он имеет к вам некоторое отношение. Так вот. Профессор высказал такую гипотезу: частицы, которые входят в состав человеческого организма, уже участвовали в создании мыслящих существ, и не раз. Если не на Земле, то на планетах других звездных систем в бесконечной Вселенной.

– Как же эти атомы сохранились, позвольте узнать? - перебил шеф.

– О том же спросили и в палатке экспедиции после отъезда профессора. А также спросили, почему атомы должны были попасть на нашу планету, когда на ней зарождалась жизнь? Сомнений было немало.

Заговорил наш геофизик Иванов: «По всей Вселенной носятся многие миллиарды лет космические лучи. Больше всего в их составе протонов, есть и ядра атомов. Частицы эти не уничтожаются ни при каких процессах. Самые мощные ядерные взрывы, происходящие внутри звезд или, например, на так называемых новых звездах, их не уничтожают. Профессор и предположил, что…»