проносились мурены, а звезды так и оставались звездами, только опрокинутыми в глубину… Это было удивительное, зачаровывающее зрелище, доступное глазам только обитателей моря. Оно было бы даже красивым, не окажись с первого взгляда жестоким. Это был мир с предельно обнаженной жестокостью, где сильный пожирает слабого открыто и беспощадно. Зубы и широкие пасти господствовали здесь над слабым и беззащитным, и, чтобы слабому не быть сожранным без следа, ему надо было размножаться, как планктону - в миллиардах себе подобных. Гарри был потрясен беспрерывной охотой всех за всеми, хрустом и хлопаньем челюстей, вскриками, визгами, пронизывающими толщу вод…

Почувствовав потребность вздохнуть, он вынырнул на поверхность. С бота его спросили, что он видел в глубине. Гарри ответил:

– Ужас…

Человек хочет знать тайны океана и космоса, стремится заглянуть в мир дельфина, тигра, амебы. Открытия, которые его ждут, будут более потрясающими, чем некогда были открытия материков и полярных стран. Совершенно новая область, которой пока еще нет названия. Может быть, человек назовет ее зоопсихикой?… Что она принесет с собой? Готов ли человек к путешествию по этой неизвестной стране? Вооружившись психикой неведомых нам существ, их в тысячу раз обостренными чувствами, не станет ли человек их пленником и жертвой?…

Завоевание природы не обходилось без жертв с обеих сторон. Человек вырубал леса, распахивал большие пространства и получал эрозию почвы, пыльные бури. Ставил заводы, и дым разъедал ему легкие и глаза. И все-таки… все-таки! Человек не был бы человеком, если бы не стремился вперед. Даже ценою жертв. Познание - вот что нужно ему и что делает его подлинно Человеком. На пространствах вырубленных лесов выросла цивилизация, давшая миру Коперника и Эйнштейна. Заводы усилили мощь человека, развили технику - пришли Дизель, Гагарин. А потом - мы еще очень молоды на Земле. Мы знаем немногое и хотим знать больше. И будем знать больше! Если не остановимся и если силы, которые мы вызвали в мир, не отбросят нас.

Может быть, Гарри Польман оказался неспособным вынести новый мир? Столкновение с неизвестным далось ему слишком трудно. Дважды пришлось спасаться от акул под защиту электробота; сородичи- дельфины почувствовали в нем что-то не свойственное им, отвергали его, угрожая зубами; невидимая морская мелочь рвала ему плавники, заставляя метаться и выпрыгивать из воды.

– Мистер Баттли, - просил он, когда его возвращали в спокойный вольер, - я не могу этого вынести.

– Терпение, Гарри, - отвечал шеф. - Привыкайте.

– Я хотел бы прекратить опыты, - настаивал Гарри. - Это мне не по силам.

– Впереди еще главное.

– Что именно, мистер Баттли?

– На это свой день, Гарри, и свой час.

– Но я не могу!

– Привыкнете.

– Мистер Баттли…

– Контракт, Гарри, вы же согласились… - напоминал Баттли.

Это смиряло подопытного.

– Дайте мне отдохнуть, - просил он.

– Не забывайте, что времени у нас месяц. Испытания - впереди.

– Что впереди?… - со страхом спрашивал Гарри.

Шеф пожимал плечами. Похоже, что он не знал, какие испытания будут, или ожидал на этот счет указаний от руководителей института.

В конце концов успех опыта был успехом не одного только Баттли. Выше его стоял ученый совет. А еще выше - дирекция, связанная с государственным аппаратом. Достижения института становились достижением государства. И чем значительнее было достижение, тем больше возможностей предоставляло оно государству и тем крепче брало государство это достижение в свои руки. Баттли, Глен Эмин, Гарри?… Для государственной машины все они были безличны и безразличны. Важен результат их работы, и государство пользовалось результатом, как ему было угодно.

Поэтому Баттли, доложив об успехе опыта, не был уже хозяином своего дела, он становился винтиком в машине, которая и его, Баттли, могла теперь повернуть в любом направлении.

– Не знаю, - признавался он Глену, - что будет дальше. Наверху человека-дельфина встретили аплодисментами. Теперь надо ждать испытаний. Наших нервов - в первую очередь.

О характере испытаний Глен узнал совершенно случайно.

Он был у шефа с утра. Кабинет, выходивший окнами на террасу, выглядел празднично светлым. Голубой и светло-зеленый пластик панелей и стен сочетался с блеском моря, сверкавшего в гигантском - от потолка до пола - окне. Это делало кабинет похожим на светлый аквариум, стоящий на солнечном подоконнике. Настроение у шефа было тоже светлым, он увлеченно фантазировал.

– Биометилтоналу предстоит в будущем немаловажная роль. Дельфины - только начало, Глен. На третьем месте по развитию после дельфинов и обезьян стоят слоны. Нам удалось заглянуть в океан, но впереди - джунгли, Глен, с запахами листвы, земли, африканская саванна…

Легкое гудение зуммера и вспыхнувшее табло «Неотложно!» прервали разговор.

– Один момент, Глен, это из хирургического, - сказал он, поднимаясь из-за стола. - Посидите, я вернусь через минуту. Подумайте о нашем разговоре, о перспективах…

Минута проходила за минутой, а Баттли не возвращался. Два раза позвонил телефон. Глен не осмелился поднять трубку. Раздался третий звонок. «Может, мне звонит шеф?» - подумал Глен и поднял с рычага трубку.

– Генерал Биддмен, - заговорили в трубке, видимо, продолжая разговор с кем-то, - предлагает провести испытания в среду. Для участия выделим два эсминца…

– Простите, - ответил Глен, - вы звоните не по адресу.

– Это кабинет мистера Грэви? - В трубке назвали директора института. - Кто говорит?

– Телефон директора 22-72-17, - ответил Глен и положил трубку.

Профессор задерживался. Надо было идти. Разговор об эсминцах и генерале в эту минуту Глен не связал ни с чем. Не успел связать: в кабинет стремительно вошел Баттли.

– Несчастье, Глен, - сказал он, проходя к своему столу. - Умер Гарри.

– Гарри?… - не понял Глен. - Дельфин?

– Польман! - Баттли барабанил пальцами по столу. - Его тело - безмозглый футляр… - Шеф повысил голос, ругая ассистентов: - Как они посмели недосмотреть? Институт здесь, черт возьми, или ресторанная судомойка?! Не довели нити до полной стерильности. Швы загноились, Глен. Ведь он не мог ни сказать, ни пожаловаться!…

Трагедия начала доходить до сознания Глена.

– Слишком я доверился олухам-ассистентам, - продолжал Баттли. - За неделю они довели воспаление до гангрены. Скоты!

– Что же теперь делать? - прошептал Глен.

– Гарри останется дельфином. Навсегда!

– Но захочет ли он?…

– Захочет или не захочет, - Баттли сделал неопределенный жест, - будет разыскивать жемчуг и подводные клады.

– А как же семья? У Гарри жена, ребенок!

– Что я могу поделать? - Баттли поднял голову, у него было расстроенное лицо. - Что я могу поделать, Глен?…

О том, что в испытаниях будут участвовать военные корабли, Глен вспомнил позже, когда оправился от потрясения в связи с гибелью Гарри. Институт, насколько он знал, не связан с военным ведомством. Но сейчас, вспоминая разговор по телефону, - тон, прозвучавший в словах о генерале и эсминцах, был сердечный, каким на уикэндах говорят уважающие друг друга партнеры, - Глен был встревожен. Видимо, институт, Баттли и сам Глен служат не тем целям, которые рекламируются: развитие медицины, победа над барьером несовместимости… Эксперимент «Меркури» тоже задуман для иной цели…