Одна Ирина не впала в истерику. Она тут же вытащила мобильник и позвонила какому-то Рубену Романовичу, ничего ему не сообщив, но попросив немедленно приехать.

Тина чувствовала себя так, как будто между ней и остальными людьми был толстый слой воды. Точнее – не воды, а какой-то вязкой, студенистой прозрачной жидкости.

Голоса окружающих доносились до нее сквозь эту жидкость приглушенными и искаженными до неузнаваемости, понять смысл слов было невозможно. Когда Тина пыталась пошевелиться, та же жидкость сопротивлялась каждому ее движению – как бывает в тягостном сне, когда руки и ноги кажутся чугунными…

Тина стояла вполоборота к двери. Взгляд ее случайно остановился на распахнутом окне – том самом, из-за которого сквозняк то распахивал, то захлопывал дверь.

На подоконнике темнело какое-то пятно.

Тина подумала, что это может быть важно… но тут же эта мысль ушла в глубину подсознания, как сорвавшаяся с крючка огромная рыба.

Ирина, увидев ее глаза, снова ударила Тину по щеке.

Это подействовало – Тина тряхнула головой и пришла в себя.

– Как ты сюда попала? – повторила Ирина, наверное, десятый раз. – Это… не ты его?

– Конечно, нет!.. – испуганно возразила Тина. – Это какая же нужна сила!

Ирина оглядела тонкую фигуру манекенщицы, ее полупрозрачные от вечной диеты руки и кивнула, закусив губу.

– А что вообще ты тут делала?

– Я искала его… он хотел о чем-то со мной поговорить…

– А больше ты никого здесь не видела?

Вместо ответа Тина покачала головой. Взгляд ее снова упал на подоконник.

– Это что – вы Охрименко хотите крайним сделать? – вдруг воскликнул Василий Васильевич. – Это вы намекаете, что у Охрименко посторонние на объекте? Не выйдет! Охрименко никогда! Охрименко ни за что! У Охрименко послужной список как стеклышко! В личном деле ни соринки! Охрименко вам не взять – руки коротки!

– Кто это – Охрименко? – неожиданно заинтересовался Артем.

– Я! – выпалил охранник. – И я никогда! Мимо меня никто! Руки прочь!

– Равняйсь! Смирно! – раздался вдруг от двери резкий начальственный голос. Охранник встал по стойке «смирно», даже немного подтянул живот, выпучил глаза и преданно уставился на вошедшего. Это был худощавый, коротко стриженный мужчина неопределенного возраста, в безупречно отглаженном черном костюме, белой рубашке и галстуке в бордовую полоску.

– Вольно! – бросил он Василию Васильевичу. – Можно закурить, в разговоры не вступать, права не качать!

– А можно не курить? – заискивающим тоном спросил охранник. – Сердце пошаливает!

– Справка имеется? – строго осведомился вошедший.

– Нету! – признался отставник.

– Что же вы так, Охрименко? Справки нужно при себе иметь… ну ладно, можете не курить, разрешаю… по медицинским показаниям. Только завтра справку принесите!

– Рубен Романович! – бросилась к человеку в черном Ирина. – Слава Богу, вы приехали! У нас ЧП!

– Вижу! – Рубен Романович в два шага пересек кладовку и склонился над трупом журналиста.

Тина, воспользовавшись тем, что про нее на время забыли, подошла к подоконнику, взглянула на темное пятно.

Это был отпечаток мужского ботинка. Причем у нее не было никакого сомнения – след на подоконнике был в полном смысле слова кровавым. То есть кто-то ступил ногой в лужу крови возле убитого журналиста и после этого той же ногой встал на подоконник…

Тину передернуло.

У нее не было никакого сомнения, что это след убийцы.

Она буквально видела, как тот, со страшной силой вонзив в горло Мухина острый штырь, на секунду задержался перед ним, вглядываясь в лицо умирающего, а потом через открытое окно выбрался из кладовки…

Тина не могла отвести взгляд от кровавого отпечатка.

След на подоконнике был очень отчетливым и в то же время очень характерным: неглубокие косые рубчики были расположены «елочкой», а на стыке они перемежались мелкими ромбами.

– Интересно, интересно! – раздался вдруг за спиной Тины чуть насмешливый голос.

Она резко повернулась, почувствовав неловкость, как будто ее застали за каким-то непристойным занятием.

Рядом с ней стоял тот самый мужчина в черном – Рубен Романович.

Так же как она, он разглядывал отпечаток на подоконнике.

– Интересно! – повторил он. – Очень четкий след.

Рубен Романович распахнул окно, выглянул наружу, не прикасаясь к подоконнику, вытянул голову как можно дальше, посмотрел вниз, потом по сторонам, многозначительно промычал что-то неразборчивое, прикрыл окно и повернулся к Тине:

– Так о чем с вами хотел поговорить… покойный?

– Я не знаю! – проговорила Тина, отступив от подоконника.

Под пристальным взглядом этого человека она чувствовала себя неуверенно, как будто была в чем-то виновата. Ей хотелось все отрицать – но в то же время она чувствовала непреодолимую потребность подчиниться этому человеку… Рубен Романович молчал, не сводя с нее взгляда, и Тина, почему-то спрятав руки за спину, поспешно проговорила:

– Я правда не знаю… его сразу же выставили из студии… он только успел сказать, что хочет поговорить со мной… поговорить о вчерашнем…

– О вчерашнем?! – повторил Рубен, продолжая сверлить ее взглядом. – А что случилось вчера?

– А вы не знаете?

И Тина поспешно выложила ему все подробности вчерашнего трагического происшествия – описала внезапную смерть Алисы Липецкой, подозрения, которые высказал Серж… не забыла упомянуть про то, как на месте происшествия появился Мухин и тут же сделал несколько фотографий, одна из которых уже появилась в сегодняшней газете…

Почему-то не упомянула она только о странном человеке с перекошенным ртом. Сама не зная почему, она не смогла сказать о нем. Словно это была ее собственная тайна.

– Интересно! – снова произнес Рубен Романович свое любимое слово. – Очень интересно! И вы, стало быть, потащились искать Мухина? А почему же вас никто не видел?

– А у них охранник на посту дрыхнет, как… – Тина хотела сказать «как сурок», но к здоровенному пузатому охраннику такое сравнение никак не подходило. – Как бегемот! – злорадно выпалила Тина. – Тут не то что Мухина – всех можно из пулемета перестрелять, он и не ворохнется!

– Кто – я? – Лицо Василия Васильевича стало малиновым, глаза ненатурально выпучились. – Да у меня… одни благодарности! Даже с занесением!

– Отставить! – грянул Рубен Романович. – Чтоб я тебя больше не слышал!

Охрименко странно хрюкнул и заткнулся, плотно сжав губы. Глаза охранника какое-то время пытались жить собственной жизнью – они старались вылезти из орбит, вращались разом во все стороны и давали понять, что их обладатель оскорблен в лучших чувствах. Наконец Василию Васильевичу удалось справиться с недисциплинированными глазами, и он застыл по стойке «смирно», как оловянный солдатик из сказки.

Рубен Романович вдруг стремительно нагнулся и подобрал с пола смятый клочок бумаги. Разгладив его на ладони, он внимательно рассматривал неразборчивые каракули. Тина вытянула шею и свысока сумела разобрать на клочке одно слово – «Зауральск».

Клочок был оторван от листочка в клеточку, с одной стороны – дырочки перфорации, и отчего-то она сразу поняла, что листок был вырван из записной книжки старого образца. Бумага чуть пожелтела, именно такой блокнот для записей подходил убитому Виктору Мухину – старый, неказистый, потертый, как и его