— Опять в свои игры играете, — проговорил Деркач.

— Может быть, мы дадим ему высказаться? — предложил Кравалис.

— Что вы хотите нам сообщить? — спросил комиссар.

— Сейчас я буду говорить по-русски и попрошу вашего переводчика переводить синхронно мои слова, — начал Дронго. — Я собираюсь указать вам на убийцу и рассказать, как именно я его вычислил.

Анохины переглянулись. Зинаида Михайловна поджала губы. Лена тяжело вздохнула. Ночью она ездила в больницу навестить Юлию Соломоновну, которая все еще находилась в очень плохом состоянии. Дронго оглядел всех собравшихся и заговорил:

— С самого начала я понимал, что убийца, так тщательно спланировавший и осуществивший свои замыслы, — человек незаурядный, способный на решительные, активные действия. Чтобы решиться на убийство Горшмана, нужно обладать и немалой долей мужества, так как ошибка в расчетах даже на несколько секунд могла стоить убийце разоблачения. И тем не менее все было рассчитано почти идеально.

Сообщник убийцы установил реле в соседнем вагоне, затем вернулся и сообщил, что все в порядке и убийца может действовать. В таких парах обычно бывает ведущий и ведомый. Особенно интересной мне показалась фраза Василия Трифоновича о том, что Горшман напоролся на такого же монстра, как он сам.

— Только не говорите, что я был этим монстром, — вспыхнул Деркач.

— Успокойтесь, — попросил его Дронго. — Дослушайте меня до конца. Конечно, я мог подозревать любого из пассажиров, любого из тех, кто находился в вагоне.

Ситуацию с подосланным убийцей я даже не рассматривал. И не только потому, что поверил Кравалису, стоявшему в этот момент в тамбуре между третьим и четвертым вагонами. И не потому, что в третьем вагоне находились курсанты военного училища, хорошо знавшие друг друга, то есть чужого человека, который пробежал бы по их вагону сразу после аварии, они бы наверняка запомнили. Я был убежден, что убийца, спланировавший и осуществивший подобные преступления, находится в составе самой группы.

Меня несколько смутил пропавший дамский «браунинг», особенно поведение Анохиных — матери и дочери. Выяснилось, что во время аварии и отключения света младшая Анохина бросилась к своей сумке — проверять оружие — и не нашла там свой пистолет. Я был абсолютно уверен, что огнестрельные раны Александра Абрамовича не могли возникнуть в результате выстрелов из «браунинга». Не тот характер ранений. Но тогда куда мог деться пистолет Анохиных? Выяснилось, что Зинаида Михайловна, не доверяя никому, достала его из сумки и переложила в собственную сумочку. А когда мы приехали в Лондон, пистолет исчез. Очевидно, убийца увидел, куда она его спрятала, и воспользовался моментом, чтобы его украсть.

Затем пистолет подбросили Нелюбову, и тот был арестован прямо на вокзале как лицо, подозреваемое в убийствах банкира Горшмана и охранника Борисова. Но если Нелюбов и имел основания не любить банкира, то почему он убил Борисова? Я исходил из неверной трактовки, что убийца метил в Петра Леонидовича Беляева, а случайно попал в Борисова. Но почему именно в него? Почему именно Беляева он так ненавидел? И если убийца все так тщательно рассчитал в первом случае, почему он так грубо ошибся во втором? Согласитесь, что это очевидные вопросы, которые возникают при любом анализе данных преступлений. И тогда я заставил себя забыть об ошибке, решил, что именно Валентин Борисов был выбран жертвой убийцы. В таком случае выходило, что яд в стакан ему могли положить только после того, как свой стакан с «Кровавой Мэри» взял Беляев. Но вспомните, как мы сидели в поезде. Сначала Сандра столкнулась с Деркачом, проходя в вагон, затем протиснулась мимо полковника стоявшего рядом с Нелюбовым и Куниным. Прошла мимо спящей Юлии Соломоновны и передала стакан сока Лене Анохиной. И, наконец, выполнила сначала заказ Алены, а потом передала «Кровавую Мэри» Павлу Леонидовичу Беляеву. В эту секунду убийца и начал действовать, так как на столике остался только один стакан с «Кровавой Мэри» и ошибка исключалась.

— Правильно, — прервал его Кунин. — Но после нас Сандра подошла к вам.

Получается, что именно вы отравили несчастного Валентина.

— Верно. После того как взял стакан Павел Леонидович, на столике осталась только одна «Кровавая Мэри». Сандра подошла к нам троим. Мы были вместе. Я, Зинаида Михайловна и Янис Кравалис.

Кравалис снял очки, внимательно и строго посмотрел на Дронго. Потом тихо сказал с очень заметным акцентом:

— Я никого не убивал.

— А я этого не говорил, — с добродушным видом заметил Дронго.

— Вы меня подозреваете? — вспыхнула Зинаида Михайловна. — Думаете, это я сначала застрелила Александра Абрамовича, а потом отравила несчастного парня?

Думаете, если я испугалась за свою дочь и вытащила пистолет из сумки, то способна на убийство? Вы так полагаете?

— Успокойтесь, — поднял руку Дронго. — Никто вас не обвиняет. Я всего лишь хочу, чтобы вы выслушали мои объяснения. Итак, я предположил, что столь изощренный убийца не мог ошибиться и точно выбрал направление удара, решив устранить именно Борисова, а не его патрона. И тогда все становилось на свои места. Если убийца так безупречно логичен и выстраивает столь четкую линию, значит, он наверняка обеспечил себе алиби и в первом случае. Вспомните, как был убит Горшман.

Беляев сжал руку Алены. Кравалис протер очки. Кунин кусал губы. Нелюбов сидел мрачный и, казалось, не реагировал на слова Дронго. Анохины переглянулись. Деркач напряженно ждал. Родионов утер пот со лба и взглянул на полицейского комиссара.

— В тот момент, когда произошла авария и был застрелен Александр Абрамович, только его несчастная супруга не имела вообще никакого алиби. Но после второго убийства она автоматически отпадала. Кравалис стоял за дверью и подходил более всего на роль убийцы, если бы дверь не была закрыта. А так как она была закрыта, то Кравалис отпадал, потому что только убийца-идиот мог так глупо подставиться. Простите меня, Янис, за такое определение, но я читал ваши статьи и знаю, что вы идиотом не являетесь.

— Спасибо. — Кравалис надел очки, напряженно ожидая, что скажет Дронго.

— Я попытался вспомнить, у кого было абсолютное алиби. Кого нельзя было бы заподозрить ни при каких обстоятельствах.

— Самого убитого, — неудачно пошутил Нелюбов.

Все взглянули на него. Анохина покачала головой. Ей всегда не нравился этот тип.

— Правильно, — сказал Дронго. — И его соседа.

— Что вы хотите сказать? — улыбнулся Беляев. У него чуть дрогнула рука. — Вы же видели, что я не успел даже убрать свой поднос. Или вы думаете, что я положил его на колени Горшману, убил его, а затем снова взял поднос?

Беляев был в сером костюме, голубой галстук — в тон сорочке. В общем, выглядел банкир весьма элегантно, и Дронго, сам любивший итальянские костюмы, оценил его стиль.

— Нет, не думаю, — сказал Дронго. — Все происходило не так. Вы обернулись, передали свой поднос сидевшему позади вас Борисову, затем встали и, сделав шаг вперед, дважды выстрелили в своего компаньона. После чего уселись в свое кресло и снова взяли поднос. На все это вам понадобилось не более пяти-шести секунд. У вас имелось, таким образом, абсолютное алиби. Любой эксперт установит, что в Горшмана не стреляли с близкого расстояния, а убийца находился в нескольких метрах от жертвы. Я не знаю, почему вы это сделали, но очевидно, что компаньоном вы были плохим. Возможно, вы боялись предстоящей независимой аудиторской проверки вашей компании, которая могла выявить вашу нечистоплотность.

— Бред какой-то, — пробормотал Беляев, по-прежнему сжимавший руку Алены.

— Вовсе не бред. Борисов обеспечил вам абсолютное алиби, и вам требовалось его убрать. В тот момент, когда Сандра передала вам стакан с «Кровавой Мэри», вы уже точно знали, что второй предназначен для Борисова. Это ведь вы сделали два одинаковых заказа — с тем чтобы все думали о покушении именно на вас.