Но рано или поздно ты заговоришь. А так как у нас нет времени, то мы не будем прибегать к более легким способам пытки. Мы сразу начнем с самой страшной, какая только возможна. Ты, видимо, меня не совсем понял. Тебе отрежут ногу без наркоза, – показал на свое колено Граф, – отрежут, и ты все равно нам все расскажешь.

Он вышел из палаты, и Хашимбек незаметно выдохнул. Теперь предстояло самое мучительное и самое главное испытание в его жизни. Помогите мне, мои предки, мысленно взывал он к своим прародителям. Сделайте меня сильным, пусть ваше мужество наполнит мое сердце, а уста мои сделаются каменными вратами, которые не выпустят никаких слов.

В палату вошли три человека. Двое из них были в белых халатах. Хашимбек еще раз тяжело выдохнул. Его прадед не проронил ни слова. Такова была легенда. Значит, и он должен молчать. С него сорвали одеяло, разбинтовали ноги. Один из вошедших поднял пилу. Он не смотрел на Хашимбека, словно стеснялся того, что должен сделать. И затем пила заработала.

Первое прикосновение пилы было не страшным. Кровь брызнула на стоявшего рядом второго палача, и Хашимбек даже удивился, почему он не чувствует боли. Потом начался ад. Это была даже не боль. Это была даже не пытка. Ему казалось, что раздирают все его внутренности, выдергивают все нервные окончания, пилят не только его ногу, но и все остальные части тела. В глаза бил сильный свет, в ушах гудело. Он не слышал своих криков. Ему казалось, что он молчит, но его дикие, утробные, страшные крики разносились по всему дому. Палач продолжал свое дело, и Хашимбеку в какой-то момент показалось, что он сходит с ума, словно эта выворачивающая тело боль стала коридором в мир безумия, где не было ничего, кроме его воя и этой боли.

В соседней комнате Граф слышал эти крики. Он недовольно поморщился. Как все это глупо, подумал он. Если все равно знаешь, что проиграл, то зачем сопротивляться. Не лучше ли избавить себя от мучений. Этот упрямый восточный характер, нервно подумал он.

В этот момент зазвонил его мобильный телефон. Он догадывался, кто это может звонить.

– Как у тебя дела? – услышал он голос Наблюдателя.

– Все в порядке, – быстро сказал Граф, теснее прижимая телефон к уху, чтобы его собеседник не услышал нечеловеческих криков пленника.

– Кто похитил нашего друга? – спросил Наблюдатель. Они оба знали, что по мобильному телефону нельзя называть никаких имен. – Ты узнал, кто это сделал и зачем?

– Нет. Но скоро узнаем, – так же быстро ответил Граф.

Крики замолкли. Он невольно посмотрел на дверь. Неужели пленник заговорил?

– У нас мало времени, – напомнил Наблюдатель перед тем, как отключиться.

– Я все понимаю. – Он опять прислушался, но криков больше не услышал.

Он положил телефон на столик перед собой, когда в комнату вошел один из его боевиков.

– Что там случилось? – резко спросил Граф. – Он заговорил?

– Он потерял сознание, – виновато сказал боевик, – мы отрезали ему ногу, но он молчит. Сейчас врачи вводят ему наркоз, говорят, должны обработать рану, чтобы он еще несколько дней протянул.

– Как это отрезали ногу? – не понял Граф. – Целиком?

– Угу, – невесело сказал боевик, – пила такая вещь, чуть тронул, она и пошла.

– Идиоты, – закричал Граф, – он мог умереть от болевого шока. Вашу мать…

Он вскочил и побежал в другую комнату. Вся кровать была в крови. Над пленником склонилось сразу двое врачей. Один из них поднял голову, покачал головой.

– Сволочи вы все, палачи. Так человека мучаете.

– Заткнись! – закричал что есть силы Граф и, подойдя к лежавшему на постели, тревожно взглянул на него. – Он будет жить?

– Пока живой. А потом не знаю, – пожал плечами врач и уважительно добавил: – Таким людям памятники ставить нужно, а вы его мучаете.

Врач был доверенным человеком группы Графа. Он давно уже занимался подобными вещами и привык к издевательствам над пленными. Но теперь даже его потрясло мужество пленника.

– Он придет в себя? – нервно спросил Граф.

– Придет. Постараемся что-нибудь сделать, – пожал плечами врач. Ему было сорок лет. И он давно был циником и подлецом, получая деньги от бандитов за пытки над пленниками. Но теперь он мрачно посмотрел на Графа и сказал: – Он ничего нам не расскажет.

– Не твое собачье дело, – огрызнулся «пахан». – Ты сделай так, чтобы он не умер.

– Он протянет еще несколько дней, – не унимался врач, – но все равно ничего не скажет. Мы отрезали ему ногу, Граф, а он молчал. Ты даже не можешь себе представить, какая это боль. Лучше давай я сделаю ему укол, и он уснет навсегда.

– Только попробуй, и я тебе самому такой укол сделаю, – пообещал Граф, выходя из комнаты.

Он вышел в соседнюю комнату. Долго стоял, колеблясь, потом наконец поднял телефон и набрал номер:

– Это я, – сказал он, – у нас ничего не получается.

Ему никто не ответил, и он несколько обеспокоенно повторил:

– Ничего не получается.

– Вы все пробовали?

– Даже оторвали конечность у этой куклы, – сказал Граф, – ничего не выходит.

– Ладно, – раздраженно сказал Наблюдатель, – вечно ты мельтешишь. Ничего сделать нормально не можешь.

– Он восточный человек. Упрямый, как баран, – попытался оправдаться Граф.

– Значит, нужно придумать что-нибудь новое, – посоветовал Наблюдатель, – я сам приеду к тебе ночью и обмозгую с ребятами, как нам быть.

Поздно ночью Хашимбек снова пришел в себя. Боль еще напоминала о себе неутихающей огненной мукой в голове и по всему телу. Но уже не было такого пронзительного шума в ушах. Он с трудом приподнял голову, увидел, что у него уже нет ноги. Увидел и почему-то усмехнулся. Он был доволен собой. Он не посрамил своих предков. Они увидятся на том свете и будут довольны мужеством правнука. Теперь эти сволочи ему ничего не сделают. Даже если отрежут и вторую ногу.

Он снова увидел стоявшего над собой врача. Тот наклонился к нему и тревожно спросил:

– Как вы себя чувствуете?

Хашимбек усмехнулся. Его глаза горели радостным огнем. Он все равно победил этих сволочей. Он все равно победил…

В этот момент в комнату вошли еще двое, и врач быстро вышел. Один из вошедших был Граф, другой – солидный мужчина, явно имевший право задавать вопросы и Графу, и всем, кто находился в этом здании. Никогда раньше Хашимбек его не видел, но по осанке и повадкам понял, что тот стоит гораздо выше, чем Граф. Незнакомец сел на стул перед ним, а Граф встал рядом.

– Вот ты какой, Хашимбек, – без тени улыбки сказал незнакомец. – Ты молодец. Настоящий мужчина. Поверь, что, если бы мог, я бы прямо сейчас отпустил тебя.

Хашимбек по-прежнему молчал. Теперь будут уговаривать, решил он. Но он ошибался…

– Я не буду с тобой торговаться, – продолжал незнакомец, – ты все равно отсюда не должен выйти. Но я предлагаю тебе рассказать то, что нам нужно.

Пленник закрыл глаза, словно давая понять, что прием окончен. Но незнакомец не унимался.

– Ты сильный человек, – сказал он, – и мы знаем, что сломить твое мужество невозможно. Ты настоящий мужчина. Но ты должен понять и нас. Мы обязаны узнать, кто и зачем похитил нашего друга. Поэтому мы сделаем все, чтобы ты рассказал это. Мы не остановимся ни перед чем. Ты понимаешь, Хашимбек, ни перед чем.

Хашимбек открыл глаза и посмотрел на своего мучителя. Потом презрительно скривил губы и снова ничего не сказал.

– Мы не остановимся ни перед чем, – упрямо повторил незнакомец и, обернувшись к Графу, приказал: – Пусть приведут. Только сними с него наручники.

– Он опасен, – покачал головой Граф, – нельзя этого делать.

– Куда он убежит с одной ногой, – усмехнулся Наблюдатель, – да еще и в таком положении. Сними с