Но Дженнингс знал: среди всего существующего на свете зла есть самое ужасное, для него оно олицетворялось в конкретный образ: ребенок, бредущий в темноте, страдающий от боли и одиночества, зовущий на помощь, которой неоткуда ждать. У него тысяча лиц, наклеенных на доске объявлений у входа в «Уол-март», напечатанных на пакетах молока и флаерах, что приносят с почтой: 'Разыскивается ребенок'. Брошенный… Похищенный… Сбежавший от жестокого обращения… А еще страшнее участи рыдающего в темноте ребенка – быть его родителем. Ежесекундно казнить себя за то, что не проследил за ним в супермаркете или отпустил на загородную экскурсию, представлять чудовищные зверства, снова и снова переживать их в нескончаемой пытке самобичевания.

Лежа на диване в элегантной гостиной Кипарисового люкса, Уилл понимал, что находится в одном шаге от этого ужаса. Естественно, он не мог знать, что некий Джо Хики затаился и ждет конференции медиков, чтобы отнять самое дорогое. И все-таки на каком-то подсознательном уровне он знал, всегда знал. 'Везде разгром. И равновесья нет…'[6] – много лет назад писал Йитс, отдавая дань хаосу, который правит медленно двигающейся к холодной смерти Вселенной. Ничего не изменишь: рядом с теми, кто строит, создает, генерирует новые идеи и движется вперед, всегда будут существовать приспешники хаоса: воры, убийцы, разрушители. Мировоззрение параноика? Да, но в глубине души Уилл всегда был параноиком. Только в последнее время расслабился, успокоился, позволил материальному благополучию усыпить бдительность. И вот результат: в его жизнь ураганом ворвался хаос.

Необходимо что-то предпринять, и немедленно. Доктор никогда не верил, что если пустить проблемы на самотек, они решатся сами собой. Так думают фаталисты, привыкшие покоряться ударам судьбы и называть жизнь участью, таким образом расписываясь в собственном бессилии. Уилл Дженнингс не из пассивных, он привык бороться за свое счастье. Горький опыт отца научил: иначе просто нельзя.

Нужно каким-то образом абстрагироваться от происходящего. Карен всегда говорила: интуиция – самое сильное его оружие. С другой стороны, интуиция неразрывно связана с эмоциями, а эмоциями такую проблему не решить. Здесь требуются логика и здравый смысл.

Конечно, существуют ситуации, в которых разумнее ничего не делать, любой доктор может это подтвердить. Но доктора выбирают бездействие, как правило, для того, чтобы не мешать иммунной системе, что совершенствовалась на протяжении миллионов лет. А для Уилла бездействовать этой ночью означало отдаться на милость Джо Хики – человека, совершенно незнакомого, который тем не менее питал к нему глубокую ненависть. Несмотря на заверения Шерил: мол, стоит переждать ночь, и Эбби вернется, Дженнингс ничуть не сомневался, что этого не случится. Подсказывала безошибочная интуиция.

Полотенце снова остыло. Из спальни донесся голос диктора «Телешопа», настоятельно советовавшего заказать 'искусственные сапфиры' и прочую ерунду. Швырнув полотенце на пол, Дженнингс сел. Нужно собрать побольше фактов. Шерил сказала: по плану аналогичное всем предыдущим, это похищение неуловимо от них отличается. Чем именно? Похоже, девушка сама не знает или не подозревает, что знает.

Застонав от боли, Уилл встал и решительно направился в спальню.

В полицейском управлении Джексона доктор Джеймс Макдилл просматривал фотоархив, старательно разделяя слипшиеся страницы альбомов. Гнетущая обстановка комнаты для допросов действовала на нервы, и они с Маргарет перешли в общий зал, где дежурила ночная смена. Агент Чалмерз изучал базу Национального центра криминальной информации, пока безрезультатно. Число «Джо», совершивших преступление в южных штатах, поражало воображение, и у большинства были двойные имена. Специальный агент показывал Маргарет фото бесконечных Джо-Бобов, Джо-Эдов, Джо- Джимми, Джо-Фрэнков, Джо-Уилли и даже Джо-Ди Маджио Смита. Увы, ни один из них знакомым не показался. Макдилл предложил жене прилечь на дерматиновый диван у стены, но она не захотела. Сидя за свободным столом, Маргарет упорно листала альбом за альбомом. В светло-карих глазах появился странный блеск, и доктор обрадовался. Может, после целого года в чистилище жена наконец возвращается в мир живых?

Глотнув остывшего кофе, Макдилл взглянул на лежащий перед ним альбом. Бесконечные лица преступниц в безжалостно ярком освещении. Самодовольные ухмылки мошенниц… Мертвые глаза и бледная кожа наркоманок… По привлекательности они той Шерил в подметки не годятся! Насколько он помнил, у девушки, что заставила его просидеть всю ночь в номере 'Бо риваж', была модельная внешность. Доктор понимал, что, возможно, преувеличивает ее красоту, но за год образ почти не потускнел. Впрочем, он не сомневался: если Шерил притаилась в одном из этих альбомов, узнать ее не составит труда – розу с сорняками не спутаешь.

Потерев покрасневшие глаза, кардиохирург перевернул страницу, однако сосредоточиться на очередной порции лиц помешал голос Чалмерза. Специальный агент рассказывал темнокожему детективу по фамилии Вашингтон о страшной трагедии Макдиллов. Слава Богу, у Чалмерза хватило такта не упоминать об изнасиловании Маргарет, зато план похитителей его искренне восхищал.

– Во-первых, нет передачи выкупа, по крайней мере в классическом смысле, понимаешь? Сумма сравнительно небольшая и как следствие ликвидная – сообщник получит ее без особых проблем. Во-вторых, когда все происходит, главы семейства дома не оказывается. Ребенок исчезает – пф- ф! – и мать вынуждена провести целую ночь тет-а-тет с главарем. Его сообщница сторожит отца в прибрежном отеле, а номер третий – ребенка в неизвестном месте. С самого начала операции регулярные, с получасовым интервалом, созвоны действуют наподобие сети. Видишь, ничего общего с классической моделью, в том смысле, что риска практически никакого. Наутро жена отправляется в банк и посылает перевод на имя собственного мужа. Та-да-да-дам! Все, деньги на руках!

Детектив Вашингтон задумчиво кивнул.

– Этот сукин сын просто гений! Что будешь делать, когда установишь личность? Созвоны загоняют в железные рамки. Малейшая оплошность, и заложника убьют раньше, чем ты выяснишь, где его удерживают.

– Надеюсь, техника поможет. Если подтвердится, что ребята снова взялись за старое, Фрэнк Цвик к утру раздобудет вертолет, приемники глобальной системы позиционирования, жучки и так далее.

– Думаешь, они не успокоились? – спросил Вашингтон.

Чалмерз покачал головой:

– Ни разу не слышал, чтобы преступники бросали то, что хорошо получается. Пока не будет прокола, не остановятся. По-другому они просто не могут.

– Да уж, тут ты прав…

– Немного удачи нам явно не помешает. Если не установим личность преступников к завтрашнему утру, когда в банк Билокси поступит перевод…

Закрыв глаза, Макдилл старался не обращать внимания на этот разговор. В голосе Чалмерза ему слышалась уверенность человека, считающего, что он может навязывать миру свою волю. Доктор понимал, как обманчива эта уверенность. Каждый день он проникал в грудную полость человека и знал, до чего трудно навязать свою волю хотя бы одной мышце. А когда от твоих действий зависит жизнь многих людей, проконтролировать каждого из которых невозможно, остается только молиться, чтобы никто не погиб. Доктор был во Вьетнаме армейским санитаром, и трагедий, произошедших из-за благих намерений людей вроде агента Чалмерза, помнил больше, чем хотелось бы. Чалмерз – настоящий лейтенант: молодой, жадный до впечатлений, активный. Всепоглощающая вера в технический прогресс тоже вызывала неприятную аналогию с Вьетнамом. Хоть бы старший агент Цвик поопытнее оказался!

Открыв глаза, Макдилл взглянул на снимки незнакомых женщин и перевернул страницу. Горло судорожно сжалось: с фотографии смотрело личико Шерил, невинное, как у школьницы.

– Агент Чалмерз, вот она!