полчаса после того, как мы вышли из дома, две тени встретились и начали сливаться. Ио уже наполовину скрылась за Европой и походила на выпуклый горб у нее на боку. Спутники прошли половину пути до центра, тени были к нему еще ближе.

Около шести Европа (Ио не было видно, Европа полностью заслонила ее) «поцеловалась» с тенью, которая тоже к тому времени округлилась. Через четыре-пять минут тень заползла на Европу. Все они выровнялись по линеечке – я сознавал, что вижу самое необычайное в своей жизни зрелище: Солнце, Юпитер и четыре его крупнейших спутника выстроились в ряд, как на параде.

У меня вырвался глубокий вздох: не знаю, как долго я простоял, затаив дыхание.

– Во дают! – Вот и все, что я смог сказать.

– В общем я разделяю твои чувства, Билл, – отозвался отец. – Молли, может, отнесем Пегги домой? Боюсь, как бы она не простудилась.

– Давай, – согласилась Молли. – Я, например, уже продрогла.

– А я, пожалуй, пойду спущусь к озеру, – сказал я. Естественно, ожидался рекордно большой прилив. На озере его не увидишь, слишком оно маленькое, но я предварительно отметил уровень воды и надеялся, что смогу замерить разницу.

– Только не заблудись впотьмах, – крикнул мне вдогонку отец. Я не отреагировал: глупые замечания не требуют ответа.

Я уже пересек шоссе и спустился вниз на четверть мили, когда грянул первый удар. Меня шибануло прямо в лицо – такого мощного толчка я за всю жизнь не припомню. Бывали в Калифорнии землетрясения, но этому они и в подметки не годились. Я упал ничком и долго лежал, впиваясь ногтями в скалу и пытаясь удержать ее на месте.

А тошнотворная качка все длилась и длилась, и гул ее сопровождал невыносимый – утробный жуткий рык, сильнее и страшнее грома. Какой-то камень, скатившись, пнул меня в бок. Я встал на ноги и постарался на них удержаться. Земля все еще ходила ходуном и грохотала. Я опрометью бросился к дому – словно скользя по дрейфующей льдине; дважды падал и вновь подымался…

Передняя стена дома обрушилась. Крыша сползла набекрень под каким-то сумасшедшим углом.

– Джордж! – завопил я. – Молли! Где вы? Джордж услыхал меня и выпрямился. Он стоял по ту сторону дома, я увидел его поверх съехавшей крыши. И бросился к нему с криком:

– Ты в порядке?

– Помоги мне вытащить Молли… – выдохнул он. Позже я узнал, что Джордж вместе с Молли и Пегги вошел в дом, помог Пегги выбраться из носилок, проводил ее в комнату и вышел, оставив Молли готовить завтрак. Толчок настиг его, когда он возвращался из хлева. Но в тот момент нам некогда было выяснять подробности; мы вдвоем поднимали плиты, каждую из которых укладывали на место четверо скаутов. Джордж кричал не переставая:

– Молли! Молли! Где ты?

Она лежала на полу рядом с каменным верстаком, на который обрушилась крыша. Мы стащили крышу, Джордж забрался на обломок, дотянулся до Молли:

– Молли! Молли, дорогая!

Она открыла глаза.

– Джордж!

– С тобой все в порядке?

– Что случилось?

– Землетрясение. Ты в порядке? Ты не ранена?

Она села, поморщилась, словно от боли, и сказала:

– Мне кажется, я… Джордж! Где Пегги? Пегги?!

Комната Пегги уцелела: сейсмостойкие крепления выдержали удар, несмотря на то, что остальная часть дома лежала в руинах. Джордж настоял, чтобы сначала мы вынесли из дома Молли. Затем мы принялись разбирать плиты, загораживавшие вход в комнату Пегги.

Покореженная наружная дверь шлюза вывернулась из петель, скривилась и стояла нараспашку. В шлюзе было темно; свет Юпитера сюда не проникал. Я на ощупь попробовал открыть внутреннюю дверь, но она не поддавалась.

– Не могу открыть, – сказал я отцу. – Посвети мне.

– Наверное, ее удерживает давление воздуха. Крикни Пегги, чтобы забралась в пузырь, мы вырубим давление.

– Мне нужен свет, – повторил я.

– У меня нет фонарика.

– Ты что, не носишь с собой фонарь?

Я-то всегда таскал его с собой; в темную фазу мы вообще не выходили из дома без фонарей. Но я потерял фонарь, когда начало трясти. А где – понятия не имею.

Отец задумался, перелез через обломки и тут же вернулся.

– Нашел на тропинке между домом и хлевом. Выронил, должно быть. Он посветил на внутреннюю дверь. Мы обсудили положение.

– Выглядит паршиво, – тихо проговорил отец. – Взрывная декомпрессия. Между верхом двери и дверной рамой зияла щель, в которую свободно можно было просунуть руку; дверь не зажало давлением изнутри, ее просто заклинило.

– Пегги! – крикнул отец. – Пегги, дорогая, ты слышишь меня? Нет ответа.

– Бери фонарь, Билл. И отойди в сторонку.

Отец попятился назад, а затем с силой ударил в дверь плечом. Она немного подалась, но не открылась. Он ударил еще раз – дверь резко распахнулась и тут же, рванувшись назад, сшибла его с ног. Пока отец поднимался, я посветил фонариком в комнату.

Пегги наполовину свесилась из кровати, словно собиралась встать и упала без чувств. Голова откинута, изо рта на пол стекает струйка крови. Молли зашла в комнату сразу за нами; они с отцом уложили Пегги в носилки, отец включил давление. Пегги была жива. Она задыхалась, кашляла, заливала нас кровью, пока мы пытались ей чем-то помочь. Потом заплакала. Когда ее уложили в пузырь, она затихла и вроде как уснула – а может, снова потеряла сознание.

Молли плакала, но тихо, беззвучно. Отец выпрямился, вытер лицо и сказал:

– Бери за тот конец, Билл. Нужно доставить ее в город.

– Да, – сказал я и взялся за носилки. Молли освещала нам путь. Мы перебрались через кучу обломков, бывших недавно нашим домом, и на минуту опустили носилки. Я огляделся вокруг.

Посмотрел на Юпитер; на лице его по-прежнему чернели тени, а Ио с Европой еще не достигли западного края диска. Весь этот кошмар длился меньше часа. Но сейчас я думал не об этом: небо выглядело как-то странно. Звезды блестели слишком ярко, и их было слишком много.

– Джордж, – сказал я, – что стряслось с небом?

– Сейчас не время… – начал он и внезапно замолк. Потом прошептал: – Боже правый!

– Что? – спросила Молли. – В чем дело?

– Назад, домой, быстро! Нужно откопать всю одежду, какую сможем. И одеяла!

– Что? Зачем?

– Тепловая ловушка! Она больше не действует – землетрясение, должно быть, повредило энергостанцию.

Мы снова принялись рыться в обломках, пока не нашли свои теплые вещи; это заняло немного времени – мы знали, где искать, главное было сдвинуть плиты. Отец обернул одеялами носилки, превратив их в кокон.

– О’кей, Билл, – сказал он. – А теперь бегом – марш!

И тут мы услышали мычание Мэйбл. Я остановился и посмотрел на отца. Он тоже остановился с выражением мучительной нерешительности на лице.

– Ох, черт!

Впервые на моей памяти отец выругался вслух.

– Мы не можем бросить ее здесь замерзать. Она же член нашей семьи. Пошли, Билл.

Мы снова поставили носилки и побежали к хлеву. Там был сплошной хаос, но по жалобному мычанию