– Конечно, есть! К чему я веду-то? Мы тут колупаемся, выполняем приказы кучки бюрократов, которые отродясь ни единой травинки сами не вырастили, и в результате получаем несколько дюймов второсортной почвы – в то время как миллионы кубических футов богатейшего жирного чернозема простаивают впустую.
– Где простаивают? – резко спросил отец.
– В дельте Миссисипи, вот где! Там плодородный слой уходит вглубь на сотни футов.
Мы оба уставились на него, но он говорил на полном серьезе.
– Надо только снять оттуда верхние слои, засыпать этой землицей наши камни не меньше чем на пару футов – и паши себе на здоровье! А так мы просто зря теряем время.
Отец помолчал немного, затем спросил:
– Вы хоть представляете, сколько это будет стоить?
– А сколько бы ни стоило! – отмахнулся Сондерс. – Нам положено – и точка. Правительство заинтересовано в колонизации или нет? Если мы нажмем все вместе и будем твердо стоять на своем, победа будет за нами! – И он торжествующе вздернул подбородок.
Джордж оборвал свой ответ на первом же слоге. Забил ямку с зарядом каменной пылью, выпрямился и утер с бороды капли пота,
– Послушайте, гражданин, – сказал он, – вы что, не видите: мы заняты! Я собираюсь подпалить шнур. Лучше отойдите от греха подальше.
– А? – всполошился Сондерс. – Заряд большой? Далеко идти-то? Если бы он пораньше разул глаза, ему не пришлось бы задавать вопросов: отец заложил заряд прямо у него под носом.
– Милю-полторы. А лучше две для верности. И желательно в одну сторону.
Сондерс взглянул на него, что-то недовольно пробурчал и зашагал прочь. Мы с отцом тоже отошли в сторонку и подождали, пока не рвануло. Готовя следующий заряд, Джордж беззвучно шевелил губами. Наконец он сказал:
– Если даже спрессовать сто фунтов «гумбо»22 в кубический фут, потребовался бы специальный рейс «Мейфлауэра», чтобы обеспечить мистера Сондерса такой фермой, какую он желает. Таким образом, всего за тысячу ганимедских, то бишь пятьсот земных лет, «Мейфлауэр» снабдил бы почвой все наши участки.
– Ты забыл про «Крытый фургон», – весело подсказал я.
– Ах да! – усмехнулся Джордж. – Когда «Фургон» вступит в строй, можно будет скостить сотни две или две с половиной лет, при условии, конечно, что за этот период не прибавится ни единого иммигранта и будет наложен запрет на рождение детей. – Он нахмурился и добавил: – Билл, и как это люди умудряются дожить до седых волос, не постигнув азов арифметики? – Ответить мне было нечего, а потому отец сказал: – Ладно, давай займемся взрывами. Боюсь, нам придется колупаться до победного конца, хотя наш друг Сондерс и не одобряет подобных методов.
Утром, когда должна была прибыть камнедробилка, я вышел встретить ее на шоссе. Машина неторопливо плыла со скоростью двадцать миль в час, заполнив собой все пространство между обочинами. Подъехав к стене из лавы, она остановилась. Я махнул водителю рукой, он помахал мне в ответ, а потом машина пару раз воркотнула, подалась вперед и отхватила от стены шматок. Она хрускала лаву, как ореховые леденцы. Из-под кабины выдвигался виброрезак, вонзался в лаву, отделяя от нее пласт, подобно тому, как хозяйка ножом снимает печенье с противня, йотом этот пласт загребала большая стальная лопата, расположенная спереди, а конвейер доставлял его к челюстям.
Шофер мог сбрасывать разжеванную каменную массу либо себе за спину, то есть за задний каток, либо в стороны. Сейчас он выбрал второй вариант, так что за машиной оставалась аккуратная ровная дорога – немного пыльная, быть может, но первый же дождичек ее прибьет. Грохот стоял невообразимый, но водителю это, как видно, не мешало. Он явно наслаждался работой. Свежий ветерок сдувал с него пыль, и шофер, сдвинув антисиликозную маску на лоб, расплылся в улыбке.
К полудню с лавой было покончено. Мы в темпе перекусили, и водитель принялся расчищать поле – пока только первые пять акров, до остальных очередь дойдет позже. Я радовался и этому: ведь камнедробилка пришла на несколько месяцев раньше обещанного.
Со вторым рейсом «Мейфлауэр» доставил еще три камнедробилки и всего нескольких иммигрантов взамен тех, кто не выдержал и удрал домой: таким был компромисс, достигнутый между городским советом и Колониальным комитетом. Когда машина после лавы вгрызлась в твердые камни, грохот стал совсем невыносимым, но для меня он звучал нежнее музыки. Я просто глаз не мог оторвать от этого зрелища. Каждый сожранный камнедробилкой камень становился частичкой расчищенного поля. Где-то к ужину объявился отец с шофером-сменщиком. Мы вместе полюбовались на работу машины, а затем отец отправился обратно в город. Я остался. Около полуночи нашел на участке, не предназначенном к расчистке, большой валун с тенью и прилег поспать. Разбудил меня шофер-сменщик.
– Просыпайся, парень, – сказал он. – Гляди: вот твоя ферма. Я встал, протер глаза, посмотрел вокруг. Пять акров, по краям небольшое пространство для дренажных труб, в центре – пологий холмик для дома. Моя ферма.
По логике вещей надо было начинать строительство дома, но по расписанию мне на этой неделе выделили в пользование «жевалку». «Жевалка» – это уменьшенный вариант камнедробилки. Вместо антенны у нее батарейки, она сравнительно маломощна, зато совершенно дуракоустойчива – ею может управлять любой новичок, завершая работу, начатую камнедробилкой. В колонии таких «жевалок» штук сорок, наверное.
Камнедробилка оставляет после себя булыжники размером с кулак, раскиданные по полю и покрывающие его ковром толщиной в несколько футов. А у «жевалки» спереди приспособлены вилы, вернее несколько пар вил разной величины. Самые редкозубые погружаются в каменное месиво на глубину порядка восемнадцати дюймов и выбирают большие булыжники. По мере движения машины вперед камни ползут к загрузочной воронке и перемалываются до размеров ореха. Выудив все большие камни, вы снимаете редкозубые вилы, ставите вместо них средние и переключаете «жевалку» на более мелкий помол. На сей раз вилы погружаются вглубь лишь на десять футов, а в результате получается гравий. Затем вы повторяете ту же процедуру с частозубыми вилами, потом – с самыми мелкозубыми, и в конце концов получаете на поле ковер из каменной пыли, мелкой, как суглинок, все еще мертвой, но готовой к оплодотворению. И так по кругу, шаг за шагом, дюйм за дюймом. Чтобы из этого вышел толк, «жевалку» нужно использовать все двадцать четыре часа в сутки, пока ее у вас не отобрали. В первый день я даже завтракал, не слезая с седла. После ужина меня сменил отец, потом из города подгреб Хэнк, и мы, сменяя друг друга, вкалывали всю ночь напролет – это была ночь с воскресенья на понедельник, то есть светлая фаза.
На следующий день Папа Шульц застукал меня в машине уткнувшимся головой в приборную панель и прогнал к себе домой отсыпаться. С тех пор каждые четыре-пять часов, когда я трудился в одиночку, меня проведывал кто-нибудь из Шульцев. Без них мы с отцом вряд ли справились бы с работой, особенно в темную фазу недели.
А так, когда пришла пора отдавать «жевалку», у меня уже было три с половиной акра, готовых к оживлению с помощью «платной грязи». Надвигалась зима, и я был твердо намерен перезимовать в новом доме. Правда, для этого приходилось вкалывать по-черному. И еще нужно было засеять поле хоть какими- нибудь семенами, чтобы весеннее таяние не смыло верхний слой почвы. Вообще-то мне нравится, что ганимедский год короче земного: на Земле ужасно долгие зимы. Но это требует от вас изрядной расторопности. Папа Шульц посоветовал посеять траву; мутированная трава взойдет на стерильной почве не хуже, чем на гидропонике, а переплетение корней удержит землю на месте, даже если трава зимой замерзнет. К тому же корни не дадут распространиться инфекции, которую можно занести вместе с «платной грязью». «Платная грязь» по сути не что иное, как жирный земной чернозем, кишащий бактериями, грибками и микроскопическими червячками, то есть всем необходимым, кроме больших земляных червей – их вы должны запустить туда сами. Только не думайте, что можно просто взять с Земли почву и перевезти ее в грузовом трюме на Ганимед. В каждой горсти чернозема содержатся сотни организмов, растительных и животных, необходимых для земледелия, – но там же есть и сотни вредных организмов. Столбнячные бактерии. Вирусы, вызывающие заболевания у растений. Гусеницы озимой совки. Споры. Семена сорняков. Большинство из них невооруженным глазом и не разглядишь, такие они
