каких в прежние времена американские солдаты могли разве что мечтать, а командиры, по крайней мере самый верхний эшелон, заслуженно считались опытными профессионалами и знатоками своего дела.
Существовали, однако, сумма факторов и цепь событий, оказавших разрушительное влияние на моральный дух и дисциплину в войсках. Политика Никсона, какой бы мудрой и эффективной она ни казалась применительно к основополагающим задачам, действовала на военнослужащих очень разлагающе. Вьетнамизация, вывод войск, упор на достижение мира путем переговоров – все это открыто давало понять солдатам в 1969-м, что война, в которой они участвуют, – война без надежды на победу. Более того, политика порождала ощущение скорого завершения конфликта, по меньшей мере, в представлении каждого отдельного солдата, для которого война кончится в день отправки на родину. Зачем сражаться, зачем рисковать головой, поневоле спрашивал себя военнослужащий, когда всему скоро все равно конец? Не зря же говорят, что никому не хочется стать последним убитым на войне. А в боевой ситуации так: если желание драться улетучивается, скоро за ним последует и все остальное, что делает солдата солдатом.
Бои на “домашнем фронте” тоже подтачивали моральный дух войск. Военнослужащие чувствовали, что дома их жертвы, вполне возможно, не оценят. “Ворчуны” (grunts – прозвище солдат, особенно часто применяемое к участникам Вьетнамской войны){58} ненавидели и презирали чистеньких мальчиков из колледжей. Пацифисты подрывали веру солдат в компетентность и честность командиров, ставили под вопрос ценность того, что войска делали во Вьетнаме. Завывания диссидентов по поводу аморальности войны не только сеяли в душах военнослужащих сомнения в праведности дела, которому они служат, но и в некоторых случаях поселяли в них уверенность, что участвовать в войне во Вьетнаме позорно. Для тех, кто не хотел сражаться, подобные разговоры об аморальности войны служили индульгенцией – оправданием собственной трусости и нежелания выполнять свой долг.
Некоторые моральные проблемы военнослужащие привозили с собой во Вьетнам из Америки. Семена расовой розни, падая на унавоженную диссидентами почву, еще больше усугубляли развал и раскалывали воинские подразделения. Растущее ощущение вседозволенности на фоне снижения уважения к авторитету командования – две характерные черты шестидесятых – подрывали дисциплину. Популярное увлечение молодежи, наркотики, просачивалось и в армию. Новобранцы везли с собой во Вьетнам привычки и вкусы, удовлетворять которые там было особенно просто ввиду легкодоступное™ разного рода дурманящих зелий. Впервые в военной истории Америки беспринципный противник использовал наркотики как оружие в войне. Брайен Крозьер, заслуживающий уважения британский военный комментатор, пишет: “…последний китайский премьер, Чжоу Эньлай, как-то хвастался египетскому полковнику Насеру{59}, что китайцы через северных вьетнамцев широко используют наркотики, чтобы подрывать дисциплину и боеспособность американских войск во Вьетнаме”‹26›. Неожиданный изгиб в коммунистической программе распропагандирования.
Условия службы во Вьетнаме тоже не способствовали укреплению боевого духа и повышению дисциплины. Грязь, пиявки, змеи, ловушки, мины, постоянное нервное напряжение, часто плохое питание и недоброкачественная вода (или вообще никакого питания и нормальной воды), бесконечные потоки с неба во время ливней, изнуряющая духота. Довольно быстро все это начинало выматывать человека физически и морально. В тылу (а в этой войне не всегда было понятно, где он находится) условия бывали получше, хотя и не всегда. Даже в Сайгоне американские военнослужащие нередко становились жертвами ракетных обстрелов, а жизнь в больших кварталах сопровождали свои сложности – скверные квартиры и отвратительная еда.
В 1969-м негативным образом действовало на солдат, поселяя в них чувство разочарования, и странное поведение противника, который уклонялся от боя, ускользал от поисковых групп американцев. Несмотря на затишье, войска продолжали нести потери из-за множества мин и понастроенных повсеместно ловушек. Таким образом, американские солдаты погибали, получали ранения от врага, которого не видели, но который все время незримо присутствовал где-то рядом. Так, постепенно под подозрение попадали оказывавшиеся в поле зрезния гражданские лица, и тогда случалось то, что случилось в Ми-Лай{60}. Отсутствие нормальной боевой работы вызывало тоску и погружало в состояние полусна многие американские части. Скука и бездействие – питательная среда для роста проблем с алкоголем и наркотиками, они ведут к возникновению напряженности во взаимоотношениях с местным населением и подрывают дисциплину.
Система военной юстиции, способной обеспечить быстрый суд и наложение взыскания, могла бы помочь снизить количество правонарушений, но во Вьетнаме она фактически не действовала. Дела накапливались и не рассматривались своевременно, в результате оказывалось, что главные свидетели по делу уже отбыли в США, или же погибли в бою, или участвуют в длительной операции. Военные юристы сами нередко успевали вернуться в Штаты прежде, чем в суде наконец наступал момент рассмотрения дел, которые они вели. Многие преступления совершались в изолированных районах боевых действий, и, чтобы собрать обвиняемых и свидетелей в одном месте в одно время, подчас требовалось поистине титаническое усилие. Случалось, свидетелями были вьетнамцы, которых предстояло еще найти, а потом добиться от них правдивых показаний. Когда же все это удавалось проделать, масса бумаг, необходимых для защиты прав обвиняемых, отправлялась гулять по инстанциям – по командной цепочке снизу вверх и обратно‹27›. Можно, конечно, пожалеть военных юристов, но нельзя забывать, что, пользуясь выводом из одного армейского рапорта, военная юстиция “действовала медленно и выносила приговоры, которые подталкивали правонарушителя к тому, чтобы, раз отделавшись легко, продолжать делать то же самое, не слишком опасаясь сурового наказания”‹28›.
Часто встречались случаи неадекватного руководства на уровне сержантского и младшего офицерского состава, то есть там, где командир ежедневно находится в контакте с рядовыми, или, как выражаются сами военнослужащие, “где колесо соприкасается с дорогой”. В быстро увеличивающих свой состав во время войны корпусах армии и МП сержантами и лейтенантами становились люди, не обладавшие твердым характером, не имевшие должного образования, опыта и желания хорошо служить. В демократических странах это обычное явление, но во Вьетнаме оно влекло за собой особенно разрушительные последствия. Война распадалась на отдельные крошечные войны, где сержанту или лейтенанту приходилось принимать ответственные решения в отсутствие контроля со стороны старших офицеров. Ситуация усугублялась за счет ежегодных ротаций, которые на офицерском уровне фактически представляли собой полугодовые ротации для боевых командиров, которых на половину срока переводили на службу в штабы.
В 1969-м главной проблемой для высшего военного рукводства во Вьетнаме было не то, что дисциплина и мораль в войсках падают, а то, до каких пределов дойдет это падение. Насколько плохой была ситуация? Никто не мог точно ответить тогда, и теперь тоже. О многих проступках никто не сообщал, когда же сообщали, нарушители нередко выходили сухими из воды. Тем не менее статистика существует, и она отражает печальную картину. Количество проступков во Вьетнаме в армии (по морской пехоте аналогичные данные), рассматриваемых трибуналом, и тех, за которые налагались взыскания во внесудебном порядке, выросло в 1969-м по сравнению с 1968-м на 13 процентов, несмотря на то что в 1969 году во Вьетнаме находилось меньше военнослужащих, чем в 1968-м. Случаи потребления наркотиков тоже стали отмечаться чаще, хотя имеющиеся об этих видах правонарушений сведения не заслуживают доверия. В 1969-м впервые армия столкнулась с таким явлением, как “фрэггинг” – убийство (или покушение на убийство) офицера или сержанта их подчиненными. Было зафиксировано 126 подобных случаев, из них 37 со смертельным исходом. “Неподчинение, бунт и другие действия, включающие в себя сознательный отказ от выполнения правомерного приказа” – одно из наиболее серьезных преступлений- встречалось в 1969 году 128 раз, тогда как в 1968-м только 94. Так же обстояло дело с дезертирством и уходами в самоволку. Преступления, более всего свидетельствующие о падении морали и дисциплины, не фиксируются никакой статистикой. “Ворчуны” называли это “искал-искал, да не нашел”. Суть в том, чтобы, отправившись в дозор или на поисковую операцию, намеренно избежать встречи с противником. В таких случаях патрульная группа отходила на некоторое расстояние от базы и отсиживалась в каком-нибудь укромном месте или вела поиски в районе, где заведомо не было никакого противника, а командир патруля по возвращении докладывал о безуспешных поисках.
Но в 1969-м все только начиналось, и нарушения дисциплины еще продолжали оставаться исключительными явлениями. В 1970-м и в 1971-м ситуация ухудшилась, и значительно.
