край головного покрывала. Это была маленькая худощавая женщина с острым носом и почти незаметными бесцветными бровями. – Я не могу! Она опять говорит, что видит духов! И дух Гейра! Я не могу этого слышать! Это что же значит – что мой сын по…поги… – Она не могла говорить, точно ужасное слово встало ей поперек горла. – Это неправда, неправда!

– Конечно, неправда! – решительно поддержала ее Гудрун. Поставив корыто к стене свинарника, она обняла Асгерд за плечи. – Не плачь! Старуха наша всегда была полоумной! Ей самой пора мешок на голову – да в море! Вот увидишь, Гейр вернется и все будет хорошо! Выкинь из головы! Я правильно говорю, йомфру?

– Правильно! – согласилась Ингитора, стараясь говорить бодро. – Что же может случиться? Они же не на войну поплыли!

– Но им может встретиться какой-нибудь «морской конунг»!

– Если встретится, ему же будет хуже! – решительно ответила Ингитора.

Но и ее терзали тайные сомнения, от которых она четвертый день не знала покоя. Старая Ормхильд имела способность видеть духов-двойников, которые, как известно, появляются только перед самой смертью человека. Если кому-то приходила пора умереть, она всегда предупреждала об этом заранее. И трудно было не верить ей сейчас только потому, что верить не хотелось. Позавчера ей за воротами померещились Вандиль Белка и Сварт Бубенчик, бледные и залитые кровью. Вчера возле самых дверей она якобы повстречала Бегера Проворного и обоих сыновей Кетиля Башмачника, Гисля и Эгиля. Люди из дружины Скельвира хёвдинга, уплывшие с ним на Квартинг, в виде духов-двойников по очереди возвращались домой. Страшный счет увеличивался, и уже одолевало жуткое чувство, что он так и будет расти, пока к воротам, в виде бледных теней, видимых только Ормхильд, не вернутся все сорок два, а оставшиеся дома так и не узнают, что с ними стало…

Теперь вот очередь дошла и до Гейра. «Хоть бы ребенка пожалела!» – в сердцах подумала Ингитора о старухе, как будто та могла не только предсказывать, но и сама влияла на происходящее. Отец Гейра, Траин Одноногий, стоял сейчас в дверях кладовки – с тяжелой связкой ключей у низко повязанного пояса, с деревяшкой на правой ноге, от самого колена. Когда-то он сам был хирдманом Скельвира хёвдинга, но, потеряв в битве ногу и чудом выжив, остался в Льюнгвэлире присматривать за челядью. Бессознательно перебирая ключи, он переводил взгляд с жены на Ингитору и тоже, казалось, ждал, чтобы она его успокоила. Он не хотел, чтобы их единственный сын так рано отправлялся в поход, но отпустил, потому что Скельвир хёвдинг собирался всего лишь в гости до Середины Зимы.

– Где она? – спросила Ингитора у женщин. – Я сама с ней поговорю.

– Да вон! – Гудрун махнула рукой в сторону ворот. – Вон каркает ворона. Нам Сколь сказал, он слышал.

Со стороны моря дул сильный прохладный ветер, с шорохом качались кустики вереска, давшие название усадьбе Льюнгвэлир – Вересковые Поляны. Еще от ворот усадьбы Ингитора увидела Ормхильд. Старуха стояла над обрывом морского берега, ветер трепал края ее темной облезлой накидки, и она в самом деле походила на ворону. Обратив лицо навстречу шуму моря и закрыв глаза, старуха тянула носом воздух. Она уже несколько лет почти ничего не видела и головную повязку надвигала на самые брови, чтобы уберечь слабые глаза от слишком резкого света. Зато нос у нее был крупным и так решительно устремлялся вперед, что походил на птичий клюв. Казалось, что этим носом Ормхильд не просто чует все запахи на день пути вокруг, но и видит лучше, чем глазами.

Ингитора подошла ближе, стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания старухи. Ее пробирала мелкая дрожь. Не может быть, чтобы все это оказалось правдой! Шесть смертей – куда уж хуже!

– Орел расправил крылья, подул ветер! – разобрала Ингитора в бормотании Ормхильд. – Пожиратель Трупов расправил крылья на самом краю небес! Ветер летит над миром! Привет тебе, Грани! Привет тебе, Рандвер! Вольно ж тебе скакать на спине вихря – конь диковат, да ты теперь не боишься падать! И ты спешишь домой, Хегни Силач! Тоже хочешь погреться у родного очага! О, привет тебе, славный Скельвир хёвдинг! Привет тебе! И ты по пути в Валхаллу зашел проведать свой дом! Привет тебе!

Ингитора сильно вздрогнула, как будто ее ударили. Поначалу она опешила, услышав еще три новых имени, но замыкал цепочку сам Скельвир хёвдинг! Отец! Это было так невероятно, что Ингитора пошатнулась и ощутила скорее возмущение, чем испуг: да это просто наглость – пророчить смерть ее отцу! Это невозможно – и в то же время где-то рядом разверзалась пропасть, даже еще пока она не верила. Дыхание перехватывало, воздух замирал в груди и становился чем-то твердым, по голове под волосами бежали ледяные ручейки, руки начинали дрожать, а ноги слабели.

– Что ты несешь, безумная! – вскрикнула Ингитора. – Опомнись! Ты назвала моего отца! Этого не может быть! Ты не видела духа моего отца! Говори же – не видела!

Ормхильд резко повернулась, сжала перед грудью сухие руки со скрюченными пальцами, похожими на птичьи когти. Раскрыв тусклые глаза, она силилась рассмотреть стоявшую перед ней девушку.

– Как я могу не узнать хёльда, когда я всю жизнь прожила в его доме? – проскрипела в ответ старуха. –  Я была здесь, когда он родился, я была на его свадьбе, я буду на его погребении. Скоро он вернется домой! Только жена увидит его, а он ее нет!

Ингитора резко повернулась и бегом пустилась назад к воротам усадьбы, будто пыталась убежать от слов безумной старухи. Пусть они останутся на берегу, пусть их унесет и развеет ветром! Всякая смерть –  горе, жаль будет, если Аудун, Рандвер и другие не вернутся живыми. Все это знакомые лица, она привыкла к ним, они составляли часть дома, округи, часть ее мира. И Гейр – обидно погибнуть в первом же походе! Но отец! Он являлся основой и началом ее вселенной, казалось, он, как сам Один, существовал всегда и будет существовать всегда! Ингитора не могла даже представить, что отец не вернется, никогда больше не будет сидеть на хозяйском месте в гриднице. При одной мысли об этом очертания гор, моря, неба дрожали в глазах Ингиторы, готовые рухнуть. Отец был для Ингиторы важнее всех на свете, и она часто жалела, что не родилась мальчиком – тогда она уже семь лет сопровождала бы его в походах. Пора ожидания тянулась для нее долго, и не верилось, что это ожидание станет вечным. Это нелепо, невозможно!

– Ну что, ты нашла ее? Велела ей замолчать? – окликнул ее во дворе голос Гудрун.

Ингитора повернулась, и женщины умолкли. Лицо хозяйской дочери горело гневом, словно ей нанесено оскорбление. И все поняли, что судьбу нельзя заставить замолчать.

– Корабль идет по фьорду! Корабль во фьорде! – кричали во дворе. –  «Медведь» возвращается!

Возвращается! Мать, фру Торбьерг, выронила из рук решето и рассыпала муку – она сама всегда ставила опару, поскольку у нее была легкая рука на хлеб. Лицо ее разом побледнело и изменилось, и у Ингиторы похолодело внутри. Возвращается! Отец уплыл, собираясь гостить на Квартинге до Середины Зимы и еще немного, пока не разъедутся гости с зимних пиров, то есть ждать его предстояло еще больше трех месяцев. Но он возвращается! За это время он не мог даже сходить на Квартинг и обратно, а значит, повернул назад с дороги. Почему? Едва ли глазастые пастухи смогли принять за «Медведь» какой-нибудь чужой корабль. А если Скельвир хёвдинг вернулся с дороги, это значит, что и впрямь что-то случилось! И, может быть, это правда – что Аудун, Хегни, Ранвер, Эгиль… Но только не…

Вскочив, Ингитора кинулась из дома. Все эти дни она не находила себе места, томилась при мысли, что предстоят еще долгие месяцы неизвестности. От этой тоски подкашивались ноги и даже сидеть было трудно, словно из тела вдруг вынули все кости, и хотелось опустить голову на скамью. Внезапная новость о возвращении «Медведя» сразу бросила ее из этой расслабленной тоски к такому же томительному лихорадочному возбуждению – хотелось бежать быстрее, быстрее, по воздуху перелететь через фьорд и сразу оказаться на корабле, который еще не подошел к причалу.

– Пустите, я расскажу хозяйке! «Медведь» возвращается! – кричал Сколь, стараясь пробиться через толпу, но женщины и рабы обступили мальчишку и не пускали к хозяйскому дому.

– Как же это может быть «Медведь»! – гомонили они. – Что-то слишком быстро!

– Он сейчас должен быть только на Квартинге!

– А назад он вернется не раньше чем через месяц после Середины Зимы!

– Я не напутал! Это «Медведь»! Посмотрите сами!

– А может, он и вернулся! – раздался от дверей голос фру Торбьерг. – Может быть, к Квартингу вышел Бергвид Черная Шкура, а Скельвир хёвдинг не из тех, кто ищет напрасной гибели. Пойдемте посмотрим!