— Если бы вы, господин баронет, или ваш отец попросили бы меня стать оруженосцем, я согласился бы сразу. А так ответ может быть только один — нет.

Я вспыхнул от обиды. Альд никогда ещё не говорил мне «вы» и, тем более, не называл «господином баронетом», — как будто совсем чужого и далёкого.

— Какая тебе разница, — закричал я, — если ты всё равно бы согласился?

— Разница в уважении, — спокойно ответил Альд. — И в его отсутствии.

Отец скользнул по нему холодным взглядом и вызвал дежуривших в коридоре лакеев.

— Полсотни плетей этому щенку, — приказал отец. — Чтобы уразумел, как должно холопу уважать своего хозяина.

— Господин мой и отец, умоляю вас о прощении, — метнулся я к барону.

Он посмотрел на Альда. Тот отрицательно качнул головой.

— Сотня плетей, — приказал отец.

Альд, ни слова не говоря, вышел из кабинета. Я рванулся за ним. Отец схватил меня за плечо.

— Ещё одно лишнее слово или движение, — сказал он, — и сотня ударов превратится в полторы.

Я замер. Я отдал господину барону самый почтительнейший поклон, на который только был способен, я с внимательным видом слушал вся ту невыносимую чушь, которую он говорил два часа кряду — о прославлении герба Вардежей, о губернаторском дворе, о перспективах найти там выгодную невесту…

«Нужно немедленно сварить бальзам, — думал я. — Но есть ли в замковой аптеке все необходимые ингредиенты?»

Рецепт этого чудодейственного зелья во время последней пограничной войны подарил рыцарю из рода Вардежей один знаменитый целитель, — в благодарность за спасённую в бою жизнь. Бальзам не только превосходно снимает боль, но и за сутки заживляет раны так, что на коже не остаётся шрамов.

«Надо сейчас же послать нарочного за Мадлен. Гордость не позволит Альду принять из рук баронского сынка даже кружку воды, не говоря уже об исцелении. Но он не решится обидеть юную девушку, отвергая её заботу».

Мадлен, одной из моих многочисленных бедных родственниц, было шестнадцать лет, она славилась красотой и ласковым, кротким нравом. Альд может сколько угодно дерзить и перечить грозному барону, но такую нежную пташку как Мадлен будет слушаться беспрекословно.

Наконец пытка отеческими наставлениями закончилась. Я поклонился барону и вышел из кабинета. В коридоре ждала матушка. Оказалось, она уже сварила бальзам и велела привезти Мадлен.

Я поблагодарил баронессу за понимание и ушёл в часовню. Я не мог больше никого видеть, даже мать. Я молил господа об откровении. Я хотел знать, чем же я настолько плох и мерзостен, что даже плеть предпочтительнее моего общества.

Но небеса молчали. Они всегда глухи к нашим мольбам и вопросам. Поэтому я ушёл из часовни в сад, его восточную часть, где росли вишни. Я собирал ароматные алые ягоды и думал о том, что Альду нравится вишнёвый морс и что Мадлен наверняка уговорит его сделать хотя бы глоток своего любимого напитка. Ведь он не будет знать, что к ягодам прикасались мои руки…

Я срывал только самые спелые и красивые вишни, я перебирал в памяти различные рецепты морсов и старательно отгонял мысли о том, что может случиться дальше.

А дальше случилось то, что и должно было случиться — Альд и Мадлен влюбились друг в друга. Ситуация оказалась вдвойне приятной, потому что ни я, ни матушка такого итога, несмотря на всю его неизбежность, никак не ждали и тем более не планировали.

Семейство Вардежей было в ярости. А я — счастлив. Ведь по законам империи, если род невесты знатнее, чем род жениха, то супруг обязан взять фамилию жены и войти в её семью. Так что Альд будет Вардежем. Моим братом.

Я напрасно боялся разрыва нашей дружбы. Альд простил мне не только плети, но и то, что я попытался распорядиться его судьбой, не спросив согласия самого Альда.

В те годы он умел прощать. Правда, тогда я провинился и на десятую часть не столь тяжко, как сейчас…

Уличный шум отвлёк меня от воспоминаний.

— Что случилось? — спросил я трактирную подавальщицу.

— Инфант запретил чествовать его шествиями и молебнами, — ответила девушка. — Он приказал вспомнить древний обычай нашего города и устроить Состязание Мастеров. Победители будут получать Алые Грамоты из рук самого инфанта.

Я улыбнулся. Альд знает толк в празднествах и никогда не променяет подлинное веселье на холодную скуку церемониала.

— Говорят, — продолжила подавальщица, — что инфант хочет вернуть столицу из этого скучного Маргона обратно в Камис. И что император не против такого решения.

— Принеси мне ещё вина, красавица, — сказал я подавальщице. — И ваш замечательный пирог с мясом. У столь лакомого блюда есть немалые основания занять призовое место в Состязании кулинаров.

— О да, молодой господин! Я хозяину так и сказала: «Почтенный Бертран, вы обязательно должны принять участие в Состязании. До каких пор ваш трактир будет прозябать в таком ничтожестве? А победа в Состязании пирожников и вас прославит, и привлечёт в заведение множество богатых клиентов».

Я положил перед девушкой розу.

— Укрась ею причёску перед тем, как подать судьям пирог. Тебе это придаст ещё больше очарования, а твоему хозяину принесёт лишний балл. Тогда почтенный Бертран сделает тебя из подавальщицы распорядительницей зала.

Девушка довольно улыбнулась и принесла мне заказ. Пироги в этом маленьком трактире действительно великолепны.

Ничем не хуже тех, которые я напёк для свадьбы Альда и Мадлен.

Драйгианы — лейтенант и десяток рядовых воинов — появились в замке через неделю после праздника. И венчание, и гуляние справляли в посёлке. Глава рода Вардежей и, по совместительству, мой отец не решился на публичный скандал, отрешая племянницу за недостойный брак от имени, однако в замке ей появляться запретил. Хотя Мадлен и сама к этому не стремилась.

Матушка только что вернулась из посёлка. Она отвозила молодожёнам свадебные подарки, которые тайком прислали многие из Вардежей и дружественных нам семейств. Западная аристократия обоего пола весьма охоча до романтических историй, а то, что случилось с Мадлен и Альдом, могло смело соперничать с лучшими повествованиями знаменитых столичных сочинителей.

Увидев драйгианов, баронесса склонилась в глубоком реверансе, приветствуя подлинных хозяев империи и наших земель.

Лейтенант не удостоил баронессу даже самого мимолётного взгляда. Он небрежным движением швырнул коленопреклонённому барону императорский указ о повышении налогов и передаче части владений Вардежей в бессрочную и безвозмездную аренду Крылатому Ордену.

— Наши земли принадлежат государю вместе с нашей жизнью, — сказал на это отец. — Но господин мой лейтенант, налоговая ставка велика непомерно. Одну овцу можно остричь лишь единожды. Дальше надо дать ей время обрасти новой шерстью. Вы же норовите содрать с нас сразу три шкуры!

Драйгиан ответил ему пощёчиной и велел подавать обед.

— Это ужасно, просто ужасно, — причитала мать. — Даже нам, владельцам доходных ремесленных рядов в городе и плодородных полей за его пределами придётся теперь есть только ячменные лепёшки и вяленую козлятину. А простолюдины и вовсе обречены на голодную смерть.

Прислуживать за столом гостям высших званий должны хозяин и хозяйка дома вместе с теми из своих детей, кому уже минуло пятнадцать лет. Родители успели переодеть сестёр прачками и отправить прочь из замка. Но драйгианский лейтенант, как оказалось, в своих постельных утехах не придавал особого значения столь важному для большинства людей условию, как различие полов.

Поэтому мы с братом вынуждены были терпеть его липкие, цепкие, похотливые взгляды. Мы казались себе вывалянными в смрадной грязи.