аграрный кредит'. Данило видел, как туда-сюда сновали через металлодетекторы люди, а у входа застыла охрана, переговариваясь с кем-то по телефону.

Эти охранники его порядком заколебали. Их пуленепробиваемые жилеты, фуражки со значком, блестящие стволы, черные стекла очков, квадратные челюсти и жвачка во рту — кем они себя возомнили? Томами Крузами?

На самом деле Данило Апреа интересовали не они, а то, что скрывалось за их спинами, — банкомат.

Вот что было объектом его внимания. Самый посещаемый в городе банкомат, а учитывая, что 'Аграрный кредит' по сравнению с другими банками имел в Варрано самую многочисленную клиентуру, он наверняка битком набит деньгами.

Над банкоматом были установлены две телекамеры. Одна слева, другая справа, чтобы обеспечить полный обзор. Наверняка подсоединены внутри к целой батарее записывающих устройств. Но это не важно.

Откровенно говоря, у Данило не было никакой необходимости сидеть тут и наблюдать за суетой перед дверьми банка. План был продуман в мельчайших деталях. Просто от взгляда на банкомат у него теплело на душе.

История с ограблением 'Аграрного кредита' началась месяцев шесть назад.

Данило сидел в парикмахерской и, листая в газете страницы происшествий, прочел, что где-то под Кальяри банда преступников на джипе проломила стену банка и уволокла банкомат.

Пока ему красили волосы, новость вертелась у него в голове: в его жизни это могло стать переломным моментом.

План был простой.

'Все гениальное просто', — говаривал его отец.

И потом, этот план был легкоосуществим. Ночью в Варрано на улице ни души, так что, если сработать по-быстрому, кто тебя увидит? И кому в голову придет, что Данило Апреа, такой уважаемый человек, способен взять банк?

На эти деньги он сможет воплотить мечту Терезы: открыть бутик нижнего белья. Данило не сомневался, что, если он подарит ей магазинчик, жена вернется, и тогда он найдет в себе силы пойти к 'Анонимным алкоголикам' и избавиться от пагубной привычки.

После ухода Кристиано Рино Дзена опять отрубился, а когда проснулся, свист в ушах, как по мановению волшебной палочки, исчез вместе со сжимавшим голову обручем, зато пришел зверский голод.

Он лежал на кровати, и его воображению представлялись обжаренные колбаски и щедрые ломти хлеба на тарелке.

Член стоял, а яйца налились, как помидоры.

'Сколько уже я не трахался?'

Две недели по меньшей мере. Но когда у него болела голова, мокрощелка его интересовала меньше всего.

'Устрою-ка вечерком карательную экспедицию', — сказал себе Рино, поднимаясь с матраса и направляясь голышом в туалет со смотрящим вперед, как бушприт парусника, причиндалом.

В жизни Рино Дзена сталкивался с разными трудностями, но две вещи ему давались легко: найти, с кем переспать и с кем сцепиться.

К тому же в последнее время он вычислил пару местечек, где тусовались скины, панки и вся местная шантрапа. Шайка папенькиных сынков, которые строили из себя крутых парней, разъезжая на 'харлей- дэвидсонах' за тридцать тыщ евро. Рино их презирал, но их бабы липли к нему, как мухи к собачьему дерьму.

Все проходило по одному и тому же сценарию: большей частью это были тощие девицы с бритыми головами, которые накалывали себе на заднице свастику и кельтский крест и какое-то время корчили из себя плохих девчонок, трахаясь с кем попало. Когда они по уши вымазывались в дерьме, предки отправляли их проветриться в какую-нибудь американскую клинику. Девочки удаляли лазером татуировки, выходили замуж за владельцев компаний и начинали разъезжать на мерсах в пиджачках и мини-юбках.

Рино пользовался переходным периодом, когда в погоне за острыми ощущениями девицы кидались на каждый член. Он их клеил, а на следующее утро прогонял пинками — с горящей вагиной и парой свежих синяков. И большая часть этих ненасытных потаскушек возвращалась потом за добавкой.

Рино залез под ледяной душ, побрил череп и натянул облегающую спортивную майку, штаны и свои армейские ботинки.

Потом спустился в гостиную — комнату размером около тридцати квадратных метров с дверями на улицу и в коридор, который вел на кухню, в тесную уборную и в кладовку.

На полу лежал бурый линолеум, положенный кое-как, края налезали на голые кирпичные и бетонные стены. С одной стороны стоял покрытый бело-зеленой клеенкой стол и две лавки. С другой был телевизионный утолок: два синих пластмассовых ящика, а на них — древний цветной телевизор 'Саба' Чтобы, не вставая, переключать каналы, в семье Дзено пользовались шваброй, тыкая ей по огромным кнопкам каналов. Перед телевизором — диван-кровать с протертой обивкой и три белых пластиковых шезлонга. Еще имелась рыжая железная скамья с нагруженной дисками штангой. В углу, рядом с набитой газетами коробкой и кипой дров, стояла чугунная печка. Стоячий вентилятор зимой рассеивал по комнате тепло от печки, а летом разгонял душный воздух.

Скоро должны были прийти Данило и Четыресыра.

'Успею пару раз качнуться', — сказал себе Рино. Но тут же передумал. В желудке урчало, а стояк так и не прошел.

Он включил телевизор и стал дрочить на блондинистую шлюху с массивным, как ножка индейки, кулоном на шее. Блондинка ассистировала толстяку, готовившему филе барабульки в соусе из малины, каштанов и шалфея.

Но даже с членом в руке Рино не сдержал отвращения. От этой гадости, которую они стряпали, член опал.

Данило Апреа взглянул на циферблат старых электронных 'Casio'.

Восемь пятнадцать, а Четыресыра нет и в помине.

Он достал кошелек, в котором держал мелочь. У него оставалось три евро и... Он поднес ладонь к лицу. Двадцать... сорок центов.

Уже четыре года прошло, как перешли на евро, а он все еще путался. И чем им только лиры не угодили?

Данило поднялся и заказал еще стопку.

'Но это последняя...'

В это мгновение в бар вошла мамаша, ведя за руку закутанную в белый пуховичок малышку.

'Сколько ей?' — удержался от вопроса Данило.

'Три года', — ответила бы ему женщина. Он мог поклясться, что девочке было три, самое большее четыре года.

'Как..'

'Кончай', — осадил его голос Терезы.

'Вот было бы славно, если бы сегодня после обеда Тереза устроила мне сюрприз'.

Тереза Каруччи, женщина пресная, как бульон из овощного кубика (так однажды сказал о ней Рино), которой одним прекрасным вечером 1996 года Данило сделал предложение, ушла от него четыре года назад и теперь жила с продавцом автопокрышек, у которого работала секретаршей.

Тем не менее Тереза продолжала видеться с Данило. Тайком от шиномонтажника она таскала ему в морозилку лотки с лазаньей, гуляш и кролика по-охотничьи. Прибегала всегда запыхавшаяся, подметала пол, гладила рубашки. Он начинал умолять ее остаться и попробовать заново, но она рубила на корню все его попытки, говоря, что жить с алкоголиком невозможно. Поначалу еще случалось, что ее брала нежность, и тогда она задирала юбку и давала ему.