добавил: — Ну и вляпались мы с вами, однако же. Черт меня дернул заглядывать в этот проклятый ящик!

— По крайней мере, теперь ясно, с кем мы имеем дело, — заметил Василий.

— С отъявленными мерзавцами! — в сердцах пристукнул по столу Серапионыч. — Но все не возьму в толк — что это за могущественные темные силы, которые способны уничтожить человека чуть ли не в любом конце света? И ради чего — чтобы какой-то доживающий свой век старикашка ушел от ответа!

— Владлен Серапионыч, вы видели и читали то же, что и я, — немного помолчав, заговорил детектив. — Мы с вами вместе были у Натальи Николаевны и слышали одно и то же. Неужели вы так до сих пор и не догадались, кто стоит за всеми этими событиями — и тридцатилетней давности, и сегодняшними?

— Некие полумифические нацистские структуры, о которых говорила госпожа Хелена? — неуверенно предположил доктор. — Но это же несерьезно!

— Боюсь, мы с вами даже не догадываемся, насколько это серьезно, покачал головой Дубов, — и насколько опасно. Госпожа историк выразилась очень обтекаемо — в том смысле что «коричневое» подполье могло существовать лишь настолько, насколько это позволяли пресловутые «органы». А я сказал бы иначе — оно было продолжением или, если хотите, подразделением «органов». Хотя почему было? Собственно говоря, от того что теперь нацисты вышли из своего так называемого подполья, а КГБ переменило название, мало что изменилось.

— То есть угрозу «замочить в сортире» с пририсованной свастикой доктору Матвееву послали… — Не договорив, Серапионыч вопросительно посмотрел на Дубова.

— Ну разумеется, от своего имени выступать они не могли, — уверенно ответил Василий. — Подумайте, как бы это выглядело — наши советские органы угрожают человеку, пытающемуся разоблачить нацистских преступников. Вот тут-то и пригодилось это «виртуальное» подполье — если даже дело получит огласку, то КГБ не при чем: дескать, это какие-то недобитые гады, а мы допустили недоработку, не распознали их на корню. И вообще, товарищ, спасибо вам за сигнал. — Дубов невесело усмехнулся и неожиданно повернул разговор на другое: — Доктор, вы же следите за московской прессой?

— Есть такой грешок, — чуть удивился Серапионыч. — Покупать, конечно, дороговато, но иногда у знакомых заимствую, иногда в читальню захожу. Так что более-менее в курсе.

— Весьма подробную информацию о Ковальчуке мой коллега Иваненко почерпнул в киевской прессе, — продолжал Василий. — Постарайтесь припомнить, Владлен Серапионыч, не попадалось ли вам что-то по этому делу в московских газетах, и если да, то в каких.

Доктор ненамного задумался.

— По-моему, всего пару раз, да и то как-то мельком, очень смазанно.

— И, разумеется, не в проправительственных изданиях?

— Да нет, скорее в таких, которые именуют себя «демократической оппозицией». Не то в «Общей», не то в «Московских новостях»…

— И это удивительнее всего! — подхватил Дубов. — Казалось бы, такой козырь в «информационной войне» с непослушным братским соседом — и вдруг молчание! А ведь Ковальчук зверствовал не только на Украине, но и в России, и Москва тоже могла бы настаивать на его выдаче или хотя бы на международном суде. А она упускает такую возможность. С чего бы это?

— Ну, тут уж высокая политика… — глянул в потолок Серапионыч.

— Я уж не говорю о том, что доктора Матвеева почему-то не отвезли в морг, а делали вскрытие неизвестно где, — продолжал Дубов. — Это только лишний раз подтверждает, что в его смерти что-то не так. Даже ваша соседка учительница это поняла. Ну и сегодняшнее послание Иваненко — помните, как к Чернявскому заявился какой-то научный сотрудник и попросил передать собранные материалы. Нет-нет, сотрудник скорее всего был самый всамделишний, — заметив удивление на лице своего собеседника, добавил Василий, — но это не мешало ему сотрудничать и с «некоей организацией». — Детектив заглянул в письмо. — Заметьте, доктор, сей «жрец науки» пришел к Чернявскому в 1971 или 72 году, уже после гибели Владимира Филипповича Матвеева.

— То есть вы клоните к тому, что за всеми этими темными делами стоит КГБ, — невольно понизил голос Владлен Серапионыч.

— Если точнее, то я в этом ничуть не сомневаюсь, — ответил Василий. И, кстати сказать, все вышесказанное уже в несколько ином виде представляет историю, которую нам поведала уважаемая Наталья Николаевна.

— Про Витю Орлова, что ли? — припомнил Серапионыч.

— Да. И теперь мне окончательно понятно, как такое могло случиться, что молодой, талантливый, жизнерадостный парень, перед которым вся жизнь впереди, внезапно накладывает на себя руки.

— То есть вы больше не допускаете, что уйти из жизни ему «помогли»? спросил доктор.

— В известной мере так оно и было, — не стал спорить Василий. — Но теперь я очень ясно представляю, как именно это было. И думаю, что если где-то и ошибаюсь, то ненамного. Помните, Наталья Николаевна рассказывала о том, как Витя в шутку написал, что хочет стать разведчиком. А это не было шуткой. Или, скажем иначе, было такой шуткой, в которой есть немалая доля правды. И вот, успешно окончив школу, сей юный мечтатель собрался поступать туда, где учат на Штирлица. А поскольку в нашем городе такого заведения, насколько мне известно, не было, то Витя решил обратиться, так сказать, в курирующую организацию, отделение коего в Кислоярске, разумеется, имелось.

— Как-то сомнительно, — пожал плечами доктор. — Неужели Витя не знал, хотя бы из анекдотов, что эта организация из себя представляет?

— При всем своем математическом уме Витя Орлов оставался честным и наивным комсомольцем, — ответил Дубов, — и нам ли его учить с высоты наших сегодняшних познаний? Наверняка он совершенно искренне полагал, что внешняя разведка ничего общего не имеет с теми подразделениями КГБ, которые осуществляли тотальную слежку, преследовали диссидентов, душили любую свободную мысль, ну и так далее. Возможно, так оно и было — я не в курсе их внутренних структур. Одним словом, Витя отправился в КГБ с надеждой, что ему дадут направление в разведшколу. Ну а там его встретил очень доброжелательный и понимающий сотрудник, который прямо-таки очаровал будущего Юстаса вниманием и обходительными манерами. Разумеется, качествами чисто профессиональными. Он сказал, что уважает Витин патриотический порыв и сам лично попросит своего друга, директора учебного разведцентра, чтобы тот непременно зачислил Витю в курсанты даже без необходимых формальностей.

— Вы так говорите, будто сами присутствовали при этом разговоре, усмехнулся Серапионыч.

— А тут нечего и присутствовать, — возразил Василий. — История вечная, как мир. Ну вот, а когда Витя проникся к своему доброжелателю полным доверием, тот и сказал: «Но прежде я дам тебе важное испытательное задание. Выполнишь его — считай, вступительный экзамен сдан. На днях в Кислоярск должен прибыть связной к американскому резиденту (германскому, японскому, верхневольтскому — лишнее вычеркнуть), а твоя задача — проследить его прибытие на „явку“ и тут же сообщить нашему сотруднику. А уж тогда мы их обоих, голубчиков, и возьмем с поличным». — Василий вздохнул. — А остальное вы уже знаете из рассказа Натальи Николаевны.

— Возможно, вы и правы, — с некоторым сомнением пожал плечами Серапионыч, — но какой смысл был посылать Витю следить за домом? Они ведь и по своим чекистским каналам прекрасно могли узнать, когда прибывает Владимир Филиппович.

— Думаю, здесь у них были свои резоны, — ответил Дубов. — Ну, например, «засветить» Витю возле дома, а потом все на него и свалить, если бы Матвеева не удалось убрать «чисто». Хотя это, конечно, не главное. Кагебисты всегда стремились завербовать и заставить на себя работать как можно больше людей. Но одно дело — ввести в свой грязный оборот какого-нибудь мошенника, или корыстолюбца, или просто человека запутавшегося, которого можно шантажировать. Но особенный кайф для них — это замарать порядочного человека, что называется наплевать ему в душу. От этого они получают прямо-таки садистическое удовольствие — дескать, пусть мы дерьмо, но и ты теперь не лучше. Представьте себе чувства Вити, когда он узнал о смерти человека, которого выслеживал. — Василий печально вздохнул. — Благородные Штирлицы на поверку оказались самыми примитивными уголовниками. А Витя не мог себе простить соучастия в убийстве, и это привело его к столь страшному финалу. Конечно, не лучший выход, но он поступил именно как порядочный человек.