говорило и то, что крестоносный флот обладал полным господством на море, а в военном отношении Александрийская крепость уступала Дамиетте.
В общем, взятие торговой столицы Египта не сулило особых трудностей и было вполне реальным.
Наступление на Каир через нильскую дельту было, наоборот, делом необычайно сложным, но зато в случае успеха военная мощь Египта была бы окончательно сломлена, и судьба христианских государств была бы с этого времени достаточно безоблачной. Конечно, трагедия 1221 года была еще жива в памяти всех пилигримов, но Людовик был уверен, что не повторит грубых ошибок Пелагия. И, после некоторого раздумья, он решил идти на Каир. ,
Поход начался 20 ноября, после окончания разлива Нила, и вплоть до Мансураха протекал точно по составленному плану. Но эта крепость во второй раз оправдала свое имя (Мансурах в переводе с арабского — «победоносный»). А в армии Людовика оказался собственный злой гений, свой Пелагий в лице брата короля — Робера Артуа. Когда после долгой подготовки войска начали переправляться через канал к Мансураху, этот горе-воин со всем авангардом без оглядки ринулся на врагов, не дожидаясь, пока переправится основное войско. Вначале мусульмане, не выдержав стремительности удара, отступали, но вскоре увидели, что атака Робера Артуа никем не поддерживается, а его отряд полностью оторвался от главных сил. А тем временем подоспела конница мамлюков под командованием знаменитого впоследствии Бейбар-са. И на улицах Мансураха небольшой отряд Робера был полностью перебит. Погиб и сам граф, а с ним и триста рыцарей — цвет французского войска. Развивая успех, Бейбарс наносит удар по тамплиерам — те тоже оторвались от основных сил, пытаясь угнаться за безрассудным графом Артуа. Тамплиерский отряд тоже гибнет, и мамлюки нападают уже на главное войско, едва успевшее развернуться после долгой переправы. Только мужество короля и окружавших его воинов позволило христианам выстоять. Бой продолжался несколько часов, но в конце концов мамлюкская кавалерия вынуждена была отступить. Французы одержали победу, но победа эта была пирровой. Армия была обескровлена и не способна к дальнейшему наступлению. Войско вынуждено было остановиться в этой болотистой и крайне нездоровой местности. Эпидемия не замедлила вспыхнуть и уносила сотни и тысячи жизней. А вскоре султану удалось перерезать снабжение армии крестоносцев, и положение ее стало катастрофическим. Тогда Людовик IX предпринял отчаянную попытку прорваться к Дамиетте, но и она потерпела неудачу. В начале апреля остатки армии капитулировали. Сам Людовик, его братья, сотни сеньоров и рыцарей оказались в мусульманском плену.
Немало пришлось вытерпеть французам и их королю за долгие дни пленения. Порой сама их жизнь висела на волоске, особенно после того, как мамлюки совершили военный переворот, убив последнего из египетских потомков Саладина — Тураншаха. Однако, в конце концов, жажда наживы взяла верх, и за огромную сумму в восемьсот тысяч безантов с одновременной сдачей Дамиетты король с оставшимся войском получил свободу и сразу выехал в Акру.
На этом крестовый поход Людовика Святого был закончен, хотя сам король задержался в Леванте еще почти на четыре года. Он так и не дождался здесь обещанных подкреплений, но оставил по себе хорошую память, неустанно работая над укреплением оборонительных сооружений Святой Земли. Людовик IX словно понимал, что его поход — это прощальный привет Европы гибнущим христианским государствам Востока, и делал все, что мог, чтобы отдалить их теперь уже неизбежное крушение. В 1254 году, истратив на строительство укреплений последние средства, Людовик отплыл из Акры во Францию
С этим отплытием, по сути, заканчивается эпоха крестовых походов. Войска европейских крестоносцев больше никогда не окажутся в Святой Земле. Лишь сам Людовик Святой в 1270 году, уже старый и больной, попытается еще раз помочь столь любимой им Палестине, но собранное им войско доберется только до Туниса, и здесь «последний паладин Христа» умрет от чумы.
Для государств Леванта отъезд французского монарха тоже был точкой отсчета — обратного отсчета перед гибелью. Без помощи извне маленький христианский анклав был обречен. Но Европа была увлечена своими собственными делами, и помощи от нее ждать больше не приходилось. И тут судьба неожиданно решила подарить сирийским крестоносцам еще один шанс.
Этим последним шансом для христиан Леванта были монголы, в 1256 году двинувшиеся под руководством Хулагу, внука Чингисхана, на мусульманские государства Ближнего Востока. Первый их удар пришелся по ассасинам — монголы ненавидели этих безжалостных убийц. Их войско штурмом взяло доселе неприступную твердыню ассасинов — крепость Аламут. Разбежавшихся любителей гашиша по приказу Хулагу-хана преследовали повсюду и уничтожали как бешеных собак. В 1258 году огромная орда кочевников оказалась под стенами Багдада — и для шестисотлетнего халифата наступил последний час. Последний халиф был убит, а Хулагу провозгласил себя иль-ханом, то есть «звездным ханом»* и поклялся завоевать все исламские земли до «последнего моря». В борьбе с исламом христиане являлись его естественными союзниками. Хулагу завязал отношения с князьями христианского Леванта и обещал вернуть сирийским крестоносцам все земли, которыми они когда-то обладали — Иерусалим, Эдессу и даже трансиорданские владения. Антиохийский князь Боэмунд VI, лучше других чувствовавший всю шаткость положения своего государства, принял это предложение с радостью. В Акре, где в это время бушевала подлинная гражданская война, именуемая «войной святого Саввы», не проявили интереса к монгольским обещаниям — для Иерусалимского королевства события, происходящие в Багдаде, казались слишком далекими.
Все изменилось уже в следующем году. Монголы, завоевав Иран и Месопотамию, обрушили свой следующий удар на мусульманскую Сирию. Под их натиском пал неприступный Халеб, а Дамаск, в ужасе перед страшными завоевателями, сам открыл им ворота. Война подошла к самому порогу Леванта, и вопрос о том, станут ли монголы врагами или союзниками, становился наиболее актуальным.
Дилемма была далеко не простой. Присоединиться к монголам значило то же, что взять в союзники тигра: трудно предугадать, разорвет ли он твоих врагов или набросится на тебя. Старый же враг — Египет — был давно и хорошо известен и, хотя представлял собой серьезную угрозу, но угрозу, по крайней мере, знакомую. Мнения крестоносцев по этому вопросу резко разделились.
В разгар этих событий далеко на востоке, в Каракоруме, умирает великий хан монголов Мунке, и Хулагу, забрав половину войска, спешит на великий курултай, — собрание монгольской знати, — где должны состояться выборы нового великого хана, вождя всех монголов. Вторую часть войска он оставляет в Сирии под руководством Кет-Буги, с заданием продолжать завоевание исламского мира. Две противостоящие силы — победоносные монголы и мамлюки Египта — готовятся к решающей схватке. От позиции христиан сейчас, когда силы стали примерно равны, зависит очень многое. Фактически, их помощь одной из сторон имела в этот момент решающее значение. Кет-Буга, отлично ориентируясь в ситуации, отправляет в Акру еще одно посольство. И тут группа тамплиеров — давних противников союза с монголами — убивает послов. После этого выбора уже не оставалось: с точки зрения монголов, убийство послов — одно из самых страшных преступлений. Намечавшийся союз с кочевниками распался, так и не возникнув, а тамплиеры своим злодеянием подписали в итоге смертный приговор всей Святой Земле. 3 августа 1260 года в кровопролитной битве при Айн-Джалуте мамлюкский султан Кутуз наголову разбил монгольское войско Кет-Буги, и после этого монголы были вынуждены оставить Сирию. Мусульмане могли торжествовать: гибель христианских государств была теперь только вопросом времени.
Кутуз недолго радовался великой победе над монголами. В сентябре 1260 года он был убит собственным полководцем Бейбарсом, который и провозгласил себя султаном Египта и Сирии. Бейбарс, уже прославивший себя победой над крестоносцами в 1250 году при Ман-сурахе, оказался талантливым военачальником и политиком. Как и все мамлюки, он был выходцем из рабов, по происхождению половцем или русским. Проданный захватившими его монголами в Египет, он принял ислам и сделал блестящую военную карьеру, венцом которой явилась верховная власть. А для крестоносных государств он стал подлинным возрожденным Салади-ном. Объявленный мусульманскими алимами вождем джихада, Бейбарс проявил на этом посту немалое рвение. Если бы не постоянная угроза со стороны Хулагу, а затем его преемников, удержавших за собой Иран, Бейбарсу не понадобилось бы много времени для окончательного разгрома христиан. Но даже несмотря на постоянное отвлечение сил, он постепенно теснил крестоносцев, все время сужая принадлежавшую им полоску земли. Успехам мамлюкского султана во многом содействовали не прекращающиеся внутренние конфликты в Леванте. Даже перед лицом общего врага
