солдат — всего около двух тысяч человек — он двинулся на восток к армянскому городу Эдессе*. Кто бы мог подумать тогда, что эта строптивость Балдуина окажется спасительной для крестоносцев, и уж тем более поверить, что именно Балдуин, с его небольшим отрядом, станет основателем первого из крестоносных государств!

Увлекшись рассказом о суровых испытаниях главного войска крестоносцев, мы оставили без внимания тех, кто ушел от Гераклеи на юг, в Киликию, а между тем, их приключения были, по-своему, не менее интересными. Оба предводителя отколовшихся отрядов и Балдуин, и Танкред — были вполне типичными образчиками крестоносных вождей. Алчность, стремление к наживе, к основанию пусть небольшого, но собственного феодального княжества — вот главные для них стимулы крестового похода. Впрочем, человеческие их качества были довольно различны. Танкред был, по сути, лишь отличным рубакой, стремящимся ввязаться в драку, где и когда только возможно, но рыцарская слава и духовный подвиг для него все же не были пустым звуком. Балдуин же впоследствии показал себя неплохим полководцем и толковым политиком. Святые цели похода никогда не затмевали для него его собственных целей, ради которых он мог и пойти на примирение с врагом, и учинить резню среди своих же союзников — армян. Забегая вперед, скажем, что именно Балдуин стал вскоре первым законным государем Иерусалимского королевства, хотя и воинские силы, и заслуги в святом паломничестве у таких видных руководителей крестоносцев, как Раймунд Тулузский, Боэмунд Тарентский или даже Роберт Нормандский были гораздо более значительными.

В южном походе между двумя младшими крестоносными князьями быстро вспыхнуло чрезвычайно острое соперничество. Довольно скоро достигнутые успехи, связанные с присутствием в Киликии малого количества сельджукских войск и с помощью местных армян, только усилили их взаимное и, кстати, вполне справедл иное недоверие друг к другу. После взятия Тарса — города, прославленного в христианском мире как родина знаменитого апостола Павла — это подспудное про-тпиостояние переросло в открытое кровавое столкновение Первое, но, увы, далеко не последнее среди «воинов Христа». Спор из-за Тарса, который каждый вождь считал своим, вылился вначале в личную ссору Танк-рвда с Балдуином: дело дошло даже до мечей. Их рыцари поддержали каждый своего вождя, и вскоре иепыхнул настоящий бой, в котором, благодаря численному превосходству — семьсот рыцарей против пятисот у соперника — победу одержал Балдуин, вытеснивший отряд Танкреда из города. В бою, как и положено, были убитые, раненые и даже пленные. Вот так мило развлекались порой «святые пилигримы».

Позже Танкред присоединился к основному войску, а вот ненасытный Балдуин двинулся на восток, в армянские области за Евфратом. И здесь ему неожиданно улыбнулась удача. Армянский правитель Эдессы, князь Торос, управлявший городом под верховной властью сельджуков, видимо, решил с помощью крестоносцев ликвидировать ненавистную для него мусульманскую опеку. Престарелый князь пригласил Балдуина с его отрядом в Эдессу, и, немного погодя, объявил его своим наследником. Спустя короткое время князь Торос погибает при невыясненных обстоятельствах. Презумпция невиновности запрещает нам обвинить крестоносца в этом убийстве (сам-то он объявил виновниками армян), ведь доказательств его причастности нет, но... «Cui prodest», — гласит известное латинское выражение, — «кому выгодно» — и все сразу становится на свои места. В марте 1098 года, проведя предварительно жестокие репрессии среди армянского населения, Балдуин провозглашает город и земли вокруг него графством Эдесским, а себя, соответственно, его графом. Так возникает первое из крестоносных государств — как ни странно, в районе, наиболее удаленном от главного театра военных действий. Для довольного Балдуина крестовый поход на этом был, разумеется, окончен, но развернувшиеся вскоре события не оставили в стороне и отдаленную Эдессу, а новоиспеченный граф волей-неволей оказал крестоносному воинству серьезную услугу. Но об этом в свое время, а сейчас мы вернемся к главной армии крестоносцев, которая поздней осенью 1097 года спустилась с гор Тавра на равнины Сирии и 21 октября увидела перед собой белокаменные стены «жемчужины Средиземноморья» — Антиохии.

Антиохия, древняя столица эллинистических царей, еще незадолго до крестовых походов считалась метрополией всей Азии и была одним из крупнейших городов мира. Расположенная в одном из благодарнейших уголков Северной Сирии, на берегах реки Оронт, она занимала исключительно выгодное географическое положение. Здесь заканчивалась южная ветвь Великого шелкового пути — знаменитой караванной дороги, связывающей Средиземноморье с далеким и богатым Китаем. От нее расходилось несколько главных торговых путей: на юг, в Палестину и Египет; на северо-запад — в Малую Азию и Константинополь; из гаваней Антиохии корабли плыли в Италию, Францию и Испанию*. Во времена расцвета (то есть в античную эпоху) в Антиохии проживало более трехсот тысяч жителей. Она славилась своими ремесленниками: здесь изготавливались лучшие ковры и изделия из шелка, непревзойденными мастерами считались антиохийские гончары и стеклодувы. «Воротами Востока» называли этот город ВО времена Юстиниана.

Арабское завоевание и последовавший за ним разрыв связей с Западом сильно отразились на судьбе Антиохии. Город постепенно стал хиреть, хотя по-прежнему оставался крупным торгово-ремесленным центром. Новый импульс к развитию он получил в X веке, когда византийцы отвоевали его у арабов. Именно в ВТО время были отремонтированы старые городские укрепления и построены новые. Греки стремились превратить Антиохию в поистине неприступную крепость, и, в общем-то, им это удалось. Еще тринадцать лет после памятной битвы при Манцикерте она возвышалась несокрушимой христианской твердыней в сплошном исламском окружении, и лишь предательство ее собственных правителей отдало Антиохию во власть сельджукского султана.

Новое мусульманское завоевание нанесло тяжелый удар великому городу. Купцы и ремесленники в поисках лучшей доли начали покидать Антиохию, переселяясь, кто в Константинополь, кто в Каир и Александрию. Православные греки и армяне-монофизиты были обложены непосильным налогом, и перед ними было, по существу, только два пути — либо перейти в ислам, предав собственную веру, либо уехать из города. К моменту появления крестоносцев Антиохия уже потеряла свое значение великой торговой столицы; тысячи домов были покинуты, из десятков городских ворот действующими оставались только пять. Впрочем, не стоит и преувеличивать степень этого упадка. В 1097 году в Антиохии все еще проживало около ста тысяч только постоянных жителей, а бросившееся под защиту городских стен окрестное население еще увеличило это число вдвое. Хозяйственная разруха не отразилась и на мощи городских укреплений. Антиохийская крепость по-прежнему оставалась одной из величайших твердынь мира. И эту неприступную цитадель предстояло взять изрядно поредевшим после малоазиатского похода войскам крестоносцев.

Единственным серьезным преимуществом для христианского войска была малочисленность антиохийского гарнизона. Двухсоттысячному крестоносному воинству (легко подсчитать, что в степях и горах Малой Азии навеки осталась лежать, по меньшей мере, третья часть «Христова воинства») командующий гарнизоном Баги-зьяни мог противопоставить не более десяти тысяч профессиональных солдат. Между тем, длина городских стен составляла почти двадцать километров, и Багизь-яни приходилось сильно рассредоточивать своих людей.