мне о своем утреннем сне. Во сне я отослал ее писать отчет в небольшой коттедж, а затем пришел мой помощник, стал с ней весело заигрывать, и они занялись любовью. Однако немного спустя секс с помощником из веселого занятия превратился в непрерывный половой акт на грани изнасилования. Потом он стал уговаривать ее бежать с ним, но тут пришел я и убедил ее остаться, чтобы месяц-другой пописать отчеты. Мы проанализировали сон — она действительно хочет, чтобы я принимал ее в уютном маленьком коттедже и даже удовлетворил ее сексуальные потребности? Отвратительную задачку она мне задает. О чем еще она хочет меня спросить? (Я всегда считаю, что для большего понимания лучше спросить у пациентов, какие вопросы им лучше задавать.) Она не нашлась, что ответить, и лишь предложила, чтобы я давал ей побольше заданий или задавал более конкретные вопросы об изменениях ее настроения. Она все так же хотела, чтобы я говорил ей, что делать.
Последние пятнадцать минут занятия я провел в предельно материнском ключе. Например, как-то она сказала, что ей понравилось мое предложение ездить на поезде, и в прошлый раз она так и поступила. Я спросил, приехала ли она на поезде сегодня — нет, ответила она. Почему нет, спросил я. И мы стали подробно обсуждать этот вопрос. Затем я попросил ее точно описать, что она делала сегодня, и она рассказала мне, когда проснулась и о чем думала. Я спросил, что она делала потом. Она сказала, что мылась, и добавила, что помылась не очень хорошо. Я продолжил тему, спросив, не хочет ли она, чтобы я ее помыл. Она ответила, что нет, но хотела бы, чтобы я устроил ей «чистый душ». Сочетание слов было забавным. Слово «чистый» не имело смысла. Тем не менее больше мне нечего было сказать. Затем она заговорила о завтраке, сказав, что в действительности она хотела хлопьев с клубникой, но не могла позволить себе этого, даже если это значит, что клубника останется не съеденной и сгниет. Она говорит, что это один из ее способов лишить себя желаемого. В прошлом мама обычно помогала ей решить, что же съесть. Некоторое время я продолжал задавать вопросы по этой теме и закончил занятие, сказав, что завтра ей
Это явно оживило беседу. В один момент она сказала, что ей стало очень жарко, почти как во время секса, а по том рассказала довольно интересные и интригующие вещи. Сегодня она почти решила, что не позволит мне влезть к ней в душу и не собирается допускать контроль. Она помнит, что вела себя так в группе — отстраненно и эмоционально недоступно. Я спросил ее, как, по ее мне нию, после этого буду к ней относиться я. Она ответила, что на ум ей приходит единственное слово «трепетно». Это, кажется, предполагает, что, оставаясь неприкосно 119 венной, как бы онемевшей, она способна контролировать и меня, и, возможно, посредством своей фригидности, Карла. А внутри этой пушистой рукавички спрятан плотно сжатый дерзкий кулачок.
Это была очень напряженная и неприятная беседа. Во-первых, сегодня мы должны были обменяться отчетами за последние несколько месяцев. Я не думал о них слишком много, просто сказал секретарю, чтобы она собрала их вместе. Этим утром я собирался посвятить часть времени их читке и, возможно, редактированию, чтобы сделать их более понятными для Джинни, так как после диктовки я их не правил. Когда я начал читать, то все больше и больше приходил в смятение и спросил себя, с какой стати я решил показать все это Джинни. Но мне стало интересно, какое впечатление они на нее произведут. В конечном счете, я решил проблему просто: прочитал пару отчетов и бросил это занятие. По ходу дела я просмотрел пару отчетов Джинни, но поверхностно, так как посчитал, что нам следует заняться этим вместе на этой неделе и поговорить об этом на следующем занятии. Одно мне стало ясно — в определенном смысле столы развернулись. Джинни часто считает, что главенствую я, но, когда мы рассматриваем применение языка, становится вполне очевидным, что, по сравнению с ее манерой письма, моя неуклюжа и лишена воображения. В начале беседы я все больше и больше ставил под вопрос разумность передачи отчетов Джинни и сказал ей, что, если, прочитав отчеты, она расстроится так, что захочет мне позвонить, я с готовностью с ней поговорю. Кажется, она тоже была озабочена чтением отчетов и, что интересно, посчитала нужным прикрыть их книжкой с комиксами, чтобы Карл не увидел, что она читает.
Сегодня Джинни выглядела великолепно. Она позвонила и попросила принять ее на день раньше, так как сегодня ее собирался подвезти Карл. Вся встреча прошла довольно напряженно, и натянутость была в основном сексуального характера. Джинни рассказала о своих сильных сексуальных чувствах, которые, кажется, циркулировали вокруг меня или, по крайней мере, по моему поводу. Когда я спросил, не связана ли ее сексуальная озабоченность с визитом ко мне, она, как всегда, тут же перешла на разговор о мастурбации с выражением признательности мне за то, что я разрешил ей заниматься этим, как будто я был священником, отпускающим грехи.
Затем она рассказала мне, как расстроилась, когда вчера позвонила мне, чтобы перенести назначенную встречу. Это было похоже на ситуацию с ее мамой, которая как-то заставила ее позвонить мальчикам в день Сэди Хокинс.[9] Я напомнил ей, что на прошлом занятии она рассказала о том, что занималась сексом с моим посланником или помощником. Она ответила, что, если бы она могла рассказывать Карлу все, что рассказывает мне, ей бы было гораздо легче, и, может быть, она вела бы себя с ним сексуально более раскованно. Я поинтересовался, не говорит ли это о том, что секс со мной раскрыл бы ее еще больше. Она ответила, что иногда подумывает об этом, но не позволяет себе долго думать или фантазировать на эту тему. Я предположил, что бессознательно она все равно думает об этом, так как заходит в кабинет переполненной сексуальным напряжением. Мне стало интересно, поможет ли разговор об этом снять напряжение, которое, кажется, не дает ей сегодня полностью раскрыться.
Мы с трудом провели занятие. Время просто тянулось. Может, это было из-за ожидания чтения отчетов. Мы обсудили, как она выглядит в своей мини-юбке. Джинни считала, что юбка слишком короткая, и это ее смущало. Извините, что она ее надела или что она не надела с ней длинные брючки. Я спросил, что она думает о моей реакции на ее одежду. Однако тему она не продолжила, и я беспричинно сказал, что никаких нелестных замечаний с ее стороны я не принимаю и что одежда мне нравится. Мне также стало интересно, не связана ли ее сегодняшняя сильная сексуальная озабоченность с Карлом и со мной. Мы-то оба сегодня в Пало-Алто. Она, кажется, ощущает себя словно пойманной между нами. Хотя я ей об этом не сказал. Уверен, это было бы бесполезно.
Меня очень интересуют ее отчеты и ее реакция на мои отчеты. Следующая неделя кажется такой далекой.
Мне следовало написать свой отчет до того, как прочитаю ваш. На прошлом занятии я расфантазировалась — это все мои вульгарные мечты. Видите ли, я так разнервничалась, что подумала, помастурбируй я до этого или прямо сейчас, мне бы стало легче и я бы сразу перешла к делу. Такие странные мысли имели подтекст и фактически были плагиатом сцены из «Истории О», в которой девушка мастурбирует в офисе на крутящемся кресле перед мужчиной. Но в действительности я ощущала не это. Я не уверена, является ли все вышеизложенное реальностью или просто приятным способом выйти из озабоченности. Когда меня что-то озадачивает, я пытаюсь выстроить свои мысли в соответствии с прочитанным в книгах — вторичных источниках опыта.
Правда в том, что, занимаясь личными делами, я часто воображаю ваше присутствие. Так что при своей прозрачности я не смогла бы определить, присутствуете ли вы при этом действительно или только в моем воображении. Дома, например, вы иногда появляетесь. Я с вами разговариваю. В день назначенной встречи я пришла с ощущением боли в желудке. Это просто практическое лечение, подумала я. Я была вся на нервах и не могла успокоиться. А ваш кабинет для меня — это просто убежище, где я могу высказать то, что считаю нужным, и получить амнистию без страха быть осужденной. Когда мне временами нужно уединение, я помещаю вас у двери моей спальни или рядом со своей постелью. Типа психологического громилы. Вы следите за мной, защищаете и слушаете. Или если я скрываюсь, вы единственный, кто чудесным образом узнает мой адрес и почтовый код. Я знала, что если расскажу вам о своих фантазиях, вы будете счастливы, но я не смогла. Во-первых, потому, что понимала — мои фантазии просто вопиющи, но в
