пламя руками.

Элизабет искоса взглянула на О'Брайена. Спасая этого растяпу, он мог погибнуть.

— О'Брайен, здесь надо все расчистить. Осмотрите этого человека, дайте ему денег и отправьте на все четыре стороны. Если у него не хватает мозгов сообразить, что нельзя курить рядом с порохом, ему не место на моем заводе.

Элизабет отвернулась. Ее била дрожь, а она не желала, чтобы рабочие поняли, как сильно она напугана.

— Лиз! Лиз, погодите!

Она слышала голос О'Брайена, но не повернулась и не ответила, а только быстрее зашагала назад в контору. Элизабет не хотела, чтобы он видел слезы у нее на глазах.

Собаки сопровождали Элизабет до конторы, описывая вокруг нее круги. Элизабет раздраженно вытирала слезы. Отчего она расплакалась? Фургон, пара лошадей да дюжина бочонков с порохом — вот все, что она потеряла.

Элизабет добралась до конторы, дверь которой впопыхах оставила открытой.

— Оставайтесь снаружи, — приказала она собакам. — Хоть раз сделайте что-нибудь полезное, поймайте крысу или еще кого-нибудь. — Она захлопнула дверь и прошла в свой кабинет, залитый последними лучами заходящего солнца. Элизабет никак не могла унять слезы и злилась на себя за это.

Снаружи послышался лай собак. Кто-то подошел к конторе и открыл дверь.

— Лиз? Ты здесь, Лиз?

Это был О'Брайен. Она лихорадочно утерла слезы: ни к чему ему видеть ее в таком состоянии.

— Я здесь, в дальней комнате, — крикнула Элизабет, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.

О'Брайен вошел в кабинет. Она глядела на него, не в силах отвести глаз. Элизабет потеряла Пола. Она, наверное, потеряла Джессопа. Сегодня она чуть не потеряла О'Брайена: он мог погибнуть при взрыве или спасая Тома.

— Лиз, все не так плохо. Потери минимальны. Несчастные случаи бывают всегда.

— Ты осел! — крикнула Элизабет. — Ты чуть не погиб! Сбивал руками пламя, герой! Несколько недель назад бросился в бушующую реку! Ты хочешь умереть, да? — Она опять вытерла глаза, слезы текли по ее щекам.

— Эх, Лиз, Лиз. — О'Брайен шагнул к ней, и Элизабет тоже двинулась навстречу ему. Он протянул к ней руки, и она ухватилась за его грязную мятую рубашку.

— Тебя могло убить! Тебя могло убить, дурак, — повторяла она снова и снова. О'Брайен, смеясь, отвел ее непослушные локоны со лба.

— Ох, Лиз, я слишком проворный и въедливый, дьяволу меня не поймать. — Он обнял Элизабет за плечи, и она прижалась к его груди, слыша, как стучит его сердце. Она дрожала всем телом. О'Брайен напугал ее, вернее, Элизабет сама себя напугала. Да, этот человек ей небезразличен. Но только сейчас она поняла, сколь много он для нее значит. О'Брайен гладил ее по волосам, нашептывая на ухо успокоительные глупости. От него пахло дымом и табаком, от него пахло мужчиной.

Элизабет подняла голову, торопясь заглянуть в его зеленые глаза. Взгляд О'Брайена притягивал ее, завораживал, а она и не пыталась противиться его чарам. Когда О'Брайен склонился к ее рту, Элизабет встала на цыпочки, желая поскорее ощутить вкус его губ.

Элизабет провела рукой по его шелковистым волосам, распустила тугую косичку. Они не могли оторваться друг от друга, стоя посреди кабинета в наступающих сумерках, не прерывая поцелуя. Они не спешили, но все же неуклонно и неотвратимо приближались к тому мгновению, когда возврата назад уже не будет.

Элизабет гладила его лоб и высокую переносицу настоящего ирландца, его губы, только что касавшиеся ее губ.

О'Брайен целовал ее в шею и плечи, ласкал ее руки своими большими ладонями, прикосновение которых было нежнее пуха.

Дыхание Элизабет участилось, она всем существом откликалась на эти прикосновения. Рука О'Брайена проникла под ее корсаж, она почувствовала его натруженную ладонь у себя на груди и затаила дыхание.

— О'Брайен, — прошептала Элизабет, взяв в ладони его лицо и принудив взглянуть ей прямо в глаза. — Возьми меня, О'Брайен, люби меня.

— Лиз, ты понимаешь, что говоришь? — спросил О'Брайен. Голос его сразу охрип.

Она провела рукой по обтягивающим панталонам вдоль его бедра.

— Я знаю, что говорю, — ответила Элизабет мягко. — Я просто умру, если ты этого не сделаешь.

— Лиз… — О'Брайен поцеловал ее страстно, его язык настойчиво раздвинул ее губы. Элизабет обняла его за плечи, прижимаясь всем телом к мускулистому торсу. Потом она высвободила полы его рубашки из-за пояса панталон и стянула ее с него. Элизабет выпустила ткань из рук, и рубашка упала на пол. О'Брайен засмеялся нежно и чувственно. Спустив платье с плеч, он обнажил ее грудь. Видя, как смуглые широкие руки ласкают ее шелковистую белую кожу, Элизабет возбуждалась все сильнее. Она потянулась за поцелуем, наслаждаясь ласкающим прикосновением мягких волос на его груди к коже своих сосков.

— Так красива… — прошептал О'Брайен, наклоняясь поцеловать углубление между ее грудей. — И запретна…

— Не запретна, — покачала головой Элизабет. — Только не сегодня.

Она понимала, насколько опасно заниматься этим в конторе, можно сказать, у всех на виду. Наверное, назавтра Элизабет пожалеет о содеянном, но сейчас ей было все равно. Она устала все время поступать правильно, соблюдать этикет. Ей надоело только отдавать, ничего не получая взамен. Сегодня Элизабет отдастся наслаждению, которое обещает ей О'Брайен, а завтра смело встретит последствия этого поступка.

О'Брайен заставил ее отступить назад на несколько шагов, пока она не оперлась о письменный стол. Элизабет освободилась от своего платья и корсета на косточках, вслед за ними нижние юбки оказались на полу возле ее ног. О'Брайен нагнулся и приподнял полу ее нижней сорочки, чтобы снять ботинки.

— Это не обязательно. — Элизабет сама не узнала своего голоса. — Кто-нибудь может войти…

— Я хочу все или ничего, — прошептал он в ответ. Их взгляды встретились. Сквозь шелк чулок Элизабет чувствовала жар его рук, этот жар передавался ей, поднимаясь вверх по бедру.

— Быстрее, быстрее, — шептала она, но О'Брайен не спеша расшнуровал ботинки, развязал подвязки и стянул чулки. Элизабет никогда не считала свои ноги особенно чувственными, но прикосновения О'Брайена просто сводили ее с ума. Наконец О'Брайен выпрямился. На нем по-прежнему были панталоны, на Элизабет же осталась одна только льняная сорочка. От его прикосновений, аромата его тела у Элизабет кружилась голова, она вся дрожала от возбуждения.

— Лиз, скажи мне, чего тебе хочется, — попросил О'Брайен. — Я сделаю тебя счастливой, ты этого заслуживаешь.

Элизабет прижала руку к щеке. Она знала: все, что он говорит, — ложь. Эти слова он шептал всем своим женщинам, даже жене… Но они звучали искренне, и этого было достаточно.

— Люби меня, — прошептала она.

— Я люблю тебя…

— Нет, дотронься до меня, — Элизабет взяла его руку и положила ее между своих бедер. Лишь тонкая ткань сорочки отделяла его руку от ее влажной плоти, которую прежде ласкал только ее муж. — Разденься и люби меня…

О'Брайен застонал. Элизабет испугалась, не сказала ли она чего-то неподобающего, но он взял ее на руки и осторожно опустил на пол. Элизабет не чувствовала жесткого пола под собой, она ощущала только горячие руки О'Брайена, когда он снимал с нее сорочку.

Он осыпал ее поцелуями с ног до головы. Элизабет пылала, теряя голову от желания. Почему раньше она не испытывала ничего подобного? Почему ее муж не дарил ей такого наслаждения, как этот человек?

О'Брайен ловко скинул с себя панталоны, чулки и ботинки, и между обнаженной кожей их тел не осталось никаких преград, кроме теплого вечернего воздуха, пронизанного их страстью. Теплый ветерок