— Зимой в Арктике нужно иметь фонари, так ведь? — спросил Конрад, обращаясь к Хейсману.

— Так.

— А они у нас есть?

— Сколько угодно. А что?

— Мне нужен фонарь. Я хочу отправиться на поиски. Мы целых двадцать минут, если не больше, сидим здесь, а в это время где-то в темноте плутает человек. Может, он болен, ранен или обморожен. Возможно также, что он упал и сломал себе ногу.

— Чересчур уж вы строги к нам, Чарльз, — отозвался Отто. — Мистер Смит всегда производил впечатление человека, который сумеет позаботиться о себе.

Джерран сказал бы то же самое, даже увидев, как штурмана треплет белый медведь. По своей натуре и воспитанию Отто был не из тех, кто печется о ближнем.

— Если вам наплевать на то, что с ним случилось, то так и скажите.

Конрад предстал передо мной в новом свете. Теперь он принялся за меня:

— Я полагал, что вы первым предложите начать поиск, доктор Марлоу.

Пожалуй, я так бы и сделал, если бы меньше знал о штурмане.

— Меня вполне устраивает быть вторым, — ответил я миролюбиво.

Кончилось тем, что на поиск отправились все, кроме Отто, пожаловавшегося на недомогание, и Джудит Хейнс, которая заявила, что это глупая затея и что мистер Смит вернется, когда сочтет нужным. Я был того же мнения, но по иной причине. Всем нам раздали фонари, и мы решили, что будем держаться вместе, а если потеряем друг друга из виду, вернемся не позже чем через полчаса.

Партия двинулась веером вверх по склону горы, с севера нависшей над бухтой Сор-Хамна. Во всяком случае, в ту сторону направились остальные. Я же пошел к блоку, где стучал дизель, — самый удобный и теплый уголок, где можно спокойно отсидеться человеку, не желающему, чтобы его нашли. Выключив фонарь, я неслышно открыл дверь и проник внутрь. Не успел я сделать и шага, как невольно выругался, споткнувшись обо что-то мягкое и едва не растянувшись во весь рост. Я тут же снова включил фонарь.

И ничуть не удивился, узнав в распростертой на полу фигуре штурмана. Он привстал, что-то промычав, поднял руку, защищая глаза от яркого света, и снова опустился на пол, прикрыв веки. Левая щека у него была в крови.

Покачиваясь из стороны в сторону, он застонал, казалось теряя сознание.

— Очень больно, Смит? — поинтересовался я. Он снова застонал.

— Вот что получается, если провести по физиономии горстью смерзшегося снега, — упрекнул я его. Штурман перестал качаться и стонать.

— Комедия предусмотрена программой на более позднее время, — холодно заметил я. — А пока изволь объяснить, почему ты вел себя как последний дурак.

Я положил фонарь на кожух генератора так, чтобы луч был направлен в потолок. При тусклом свете я увидел, как с деланно непроницаемым лицом Смит поднимается на ноги.

— Что вы имеете в виду?

— Пи-Кью-Эс 18213, Джеймс Р. Хантингдон, служащий судоходной компании «Голдер Гринз и Бейрут», скрывающийся под псевдонимом Джозеф Рэнк Смит, вот кого я имею в виду.

— Очевидно, последний дурак тоже относится ко мне, — ответил Смит. Неплохо бы и вам представиться.

— Доктор Марлоу, — сказал я. Лицо Смита было все так же непроницаемо. Четыре года и четыре месяца назад, когда мы заставили тебя докинуть насиженное местечко старпома этого допотопного танкера, мы предполагали, что ты сделаешь у нас карьеру. Причем блестящую. Еще четыре месяца назад мы придерживались того же мнения. Но теперь я далеко не уверен в этом.

— На Медвежьем не очень-то сподручно меня увольнять, — невесело улыбнулся штурман.

— Если сочту нужным, уволю хоть в Тимбукту, — ответил я назидательным тоном. — Перейдем к делу.

— Могли бы дать о себе знать, — заметил он огорченно.

На его месте и я бы не веселился.

— Я только начал догадываться. Но точно не знал, что на борту есть кто-то еще, кроме меня.

— А тебе и не следовало знать. И догадываться не следовало. Надо было выполнять приказания. И только. Помнишь последнюю строчку в инструкции?

Цитата из Мильтона. Она была подчеркнута. Это я ее подчеркнул.

— "Кто лишь стоит и ждет, он тоже верно служит", — произнес Смит.

— Вопрос в том, стоял ли ты и ждал. Черта с два. Данные тебе указания были простыми и четкими. Находиться на борту «Морнинг роуз» до тех пор, пока с тобой не свяжутся. Не предпринимать, повторяю, не предпринимать никаких самостоятельных шагов, не пытаться ничего выяснять, неизменно вести себя как подобает заурядному офицеру торгового флота. Этого ты не сделал. Мне было нужно, чтобы ты оставался на судне, Смит. А ты зачем-то спрятался в этом Богом забытом сарае на острове Медвежий. Какого черта ты не выполнил мои указания?

— Виноват. Но я думал, что на судне я один. Обстоятельства диктовали новую тактику. Четыре человека умерли таинственной смертью, еще четыре едва не последовали за ними... Что же, черт побери, было мне делать? Сидеть сложа руки? Не проявлять инициативы, не думать своей головой хотя бы раз в жизни?

— Да, надо было ждать указаний. А теперь ты что наделал? У меня словно одна рука осталась. Второй был траулер, и по твоей вине я его лишен. Я рассчитывал, что можно будет распоряжаться им в любое время дня и ночи. А теперь такой возможности нет. Кто сумеет удержать судно неподалеку от берега ночью или привести его в бухту в пургу? Тебе, черт побери, хорошо известно, что этого не сможет никто. Капитану Имри и по спокойной реке среди бела дня траулер не провести.

— Выходит, у тебя есть рация? Чтобы связаться с судном?

— Разумеется. Вмонтирована в медицинский саквояж. Размером не больше полицейской рации, но радиус действия у нее приличный.

— Связаться с «Морнинг роуз» будет довольно сложно: ведь судовой приемопередатчик выведен из строя.

— Глубокая мысль, — заметил я. — А кто виноват?

Зачем было в рулевой рубке во всеуслышание заявлять о том, как просто будет вступить в контакт с кораблями НАТО и позвать их на помощь? Умник, все это время стоявший на крыле мостика, ловил каждое твое слово. Да-да, на снегу были мои следы. Ими-то он и воспользовался и быстренько сбегал за молотком.

— Пожалуй, мне следовало быть поосмотрительней. Могу принести свои извинения.

— Я и сам-то оказался не на высоте, так что с извинениями подождем. Раз ты здесь, то мне теперь можно меньше опасаться удара в спину.

— Так они за тобой охотятся?

— Без сомнения. — Я рассказал Смиту вкратце все, что сам знал, не делясь подозрениями, чтобы не морочить ему голову зря. — Чтобы работать согласованно, договоримся, что инициатором действий, которые я, вернее мы, сочтем необходимыми, буду я. Естественно, ты можешь действовать по обстоятельствам и самостоятельно, если окажешься в опасности. Заранее разрешаю тебе разделаться с любым.

— Приятно слышать. — Лицо штурмана впервые осветилось улыбкой. — Еще приятнее было бы знать, зачем мы — ты, как я понял, крупный чиновник британского казначейства, и я, мелкая сошка в той же конторе, — забрались на этот гнусный остров.

— У казначейства лишь одна забота — деньги и только деньги, в том или ином виде. Не наши собственные деньги, не деньги, принадлежащие британскому правительству, а так называемые грязные деньги. В таких делах мы сотрудничаем в тесном контакте с национальными банками других государств.

— Для таких бедняков, как я, понятия «грязные деньги» не существует.

— Даже ты с твоим грошовым жалованьем не захочешь к ним прикасаться.

Это незаконные трофеи второй мировой войны. Деньги, добытые кровью, вернее ничтожная их часть. Еще весной 1945 года Германия обладала несметными богатствами, но к лету того же года сейфы ее опустели. И победители, и побежденные нагрели руки, таща все, что попадается на глаза, — золото, драгоценные камни, картины старых мастеров, ценные бумаги (облигации немецких банков, выпущенные