засветились благодарностью.

— Кажется, настала пора принимать решение, — сказала Джоан. — Конечно, наша независимость имела бы массу преимуществ. Например, мы начали бы строить свои личные домики сразу, не вкалывая по восемь часов в день на благо Компании. Естественно, у вас не было бы кое-каких мелочей, ну, там, сантехники, гвоздей, электроприборов, зато каждый был бы при своей хижине, а нет — так при пещере.

У каждого из нас своя специальность. Но кому пригодились бы наши профессиональные навыки, имей мы эту самую независимость? Уверена, что мистер Левер, геолог, с удовольствием стал бы фермером. А я — женой фермера, хотя, конечно, не его женой. И вообще, это была бы планета фермеров. Правда, и тогда не созревал бы урожай, так как у нас нет семян, не водился бы скот, словом, не обитало бы ничего, кроме местных ящеров. А поскольку нет материала для загонов, пришлось бы гоняться за ящерами с ружьем. Когда кончатся патроны — охотиться с копьями. Всегда есть выход из положения!

А там, глядишь, через несколько миллионов лет можно было бы выйти в космос! Ну что ж, у нас есть о чем мечтать, чертовы вы идиоты!

В глазах Джоан блестели слезы. Развернувшись, она выбежала из Зала собраний. Несколько минут все молчали, потом Левер наклонился к Стордалу и проговорил вполголоса:

— Ваша взяла. Между нами говоря, почему бы вам не жениться на этой девушке?

Коренастый мексиканец с темными волосами и смуглым лицом, на котором застыло выражение вечной грусти, — таков был Эйвио Сантана, психоаналитик и психотерапевт. В штатном расписании он значился психиатром, а скорбное выражение во многом способствовало тому профессиональному успеху, которым он пользовался до приземления на Мэрилин. Действительно, его пациенты были не расположены шутить и веселиться, так что манера излучать здоровый оптимизм у постели больного подвела многих его коллег. Лицо Эйвио Сантаны «работало» на него. На Земле его считали преуспевающим врачом, и, судя по его счету в банке, таковым он и был.

Отъезд Сантаны на Мэрилин внес смятение в души его богатых пациенток. Это событие стало дежурной темой во время чаепитий в стильно обставленных гостиных. Дамы пришли к единодушному мнению, что если Эйвио действительно их покинет, они разом станут буйнопомешанными — ни больше ни меньше…

Стордал вошел в маленький купол-кабинет психиатра без стука и увидел, что тот занят.

— О, прости, ты не один, — смутился Стордал и повернулся, чтобы уйти.

— Не уходи, — крикнул врач, и его интонация заставила Стордала обернуться; вглядевшись, он увидел, что врач как будто бы не в себе: лицо смертельно бледно, руки дрожат.

— Что случилось? — Стордал бросил беглый взгляд на кушетку для пациентов и тут же отвел его: там лежала девушка.

— Что с тобой, Эйвио? — спросил он. — Старые боли в желудке?

Тот ответил не сразу.

— Ты мой друг, и я могу быть откровенным, — после паузы сказал врач. Наверное, ты догадываешься, что я покинул Землю не без причины.

— Все догадываются.

— У меня была блестящая практика. Мои клиенты, в большинстве своем женщины, были богаты, — продолжал врач. — И, как свойственно праздным, сумасбродкам, считали, что меня прежде всего должна интересовать сама больная, а не ее болезнь. Порой поводом к вызову служил не недуг, а каприз. Но, Алекс, как врач я обязан быть внимательным к любому, кто постучится ко мне. Ведь так?

— Конечно, Эйвио, но почему ты оправдываешься? Разве тебя в чем-то обвиняют?

— Я сам виноват, сам дал повод для пересудов…

— Боже, — вымолвил Стордал, догадываясь, к чему клонит врач.

— Появилась пациентка — молодая, красивая, богатая и, конечно же, замужняя. Она стала для меня навязчивой идеей, я ничего не мог с собой поделать… Обо всем узнал муж, начались тягостные объяснения, угрозы. Теперь, спустя время, я понимаю, что всего этого можно было избежать: мне следовало порекомендовать ей другого врача, как только я ее увидел, потому что я влюбился с первого взгляда. Но я… проявил слабость. И вот я здесь.

— Ну и что? — заметил Стордал. — У других причины посерьезнее. Чего в жизни не случается.

— Ее звали Глория Хьюэтт. Ты, может быть, слышал это имя, она была актрисой. В девичестве Глория Блисс.

— Да, слышал, — Стордал почувствовал, что в памяти вместе с именем возникает лицо… Теперь он посмотрел в сторону кушетки, где лежала пациентка.

— Правильно, — кивнул Эйвио, проследив за его взглядом. Потом взял девушку за руку. — Познакомься, Алекс, Глория Блисс.

— Кажется, час назад я прислал к тебе аморфа?..

— Да, и Бригс просил его исследовать. В тот момент он был похож на Бригса, и я хотел испытать его защитный механизм, то есть способность перевоплощаться. Бригс ушел, а я остался наедине с его двойником, и вдруг он стал меняться… Я думал, он начинает превращаться в меня. Я был готов к этому. А произошло нечто совсем неожиданное. Алекс, эта девушка настоящая Глория, такая, какой я ее знал. Она помнит все, что у нас было. Ты помнишь, дорогая?

— Конечно, помню, Эйвио. — Девушка улыбнулась, она действительно была очень красива. — Как же я могла забыть?

Машина двигалась на запад, выбирая дорогу поровнее.

Стордала погнало в путь беспокойство, зародившееся третьего дня. Еще когда они ловили аморфа, Алекс заметил вдали тонкую струю дыма. Тогда все были поглощены операцией и не обратили на это внимания. Мало ли тлеет деревьев, подожженных молнией, — подумал тогда Стордал. Теперь ему хотслось увидеть источник дыма, причем без лишних свидетелей.

Однако за ним увязалась Джоан.

Стояло утро, но уже не раннее, накрапывал дождь, и, по своему обыкновению, солнце пряталось за серыми тучами.

Машина шла хорошо; наметив маршрут, пролегающий у подножия холмов, Стордал сумел миновать топкие болотистые места. Проезжая мимо ближайшего кургана, они с Джоан отчетливо увидели группу аморфов, не спеша передвигающихся на фоне деревьев. Существа, как водится, непрестанно меняли форму, то распластываясь в огромный блин, то образуя некую ветвистую композицию, видимо, подражая деревьям. В этих превращениях аморфы точно следовали друг за другом: сначала вырастал один, потом, по очереди, все остальные, — до тех пор пока склон холма не покрывался дюжиной стволов. Потом их ветви переплетались, густели, а листья превращались в чаши, собирающие дождевую воду.

— Они так пьют, — прервала молчание Джоан. Она произнесла это шепотом, словно боясь спугнуть аморфов. — Идет дождь, и они сразу его выпивают.

— Все может быть, — согласился Стордал. — Хотя, мне кажется, им сподручнее впитывать влагу, приняв форму мешка. — Он помолчал. — Хорошо бы понаблюдать за ними из укрытия, а то, попадая под наше влияние, они теряют непосредственность, и нам трудно понять, как работает механизм превращения.

Стордал обогнул холм, оставив аморфов позади. Он устремился на юго-запад, к следующему возвышению. «Блюдечки», которые он давил своим вездеходом, были в этих местах более сочными: из-под колес то и дело вылетали фонтаны брызг.

— На Земле есть похожие растения, — заметила Джоан. — Нечто подобное росло в садике у нашего дома. — Голос девушки прервался, потому что то, что она увидела прямо по курсу, у склона холма, и было домом…

Подъехав поближе, они обнаружили бревенчатый дом с трубой над покатой крышей. Дверь и