— Алексей, наши читатели знают тебя и как главного редактора Ассоциации «Румата», и как писателя. Я бы хотел разделить интервью на две части и поговорить с тобой сначала о твоем творчестве. Поэтому задам первый вопрос: когда ты начал писать, и почему?

— Можно сказать, что я начал писать еще в дошкольном возрасте. Это было нечто вроде комиксов. До сих пор сохранились альбомы с рисунками, в основном на фантастические темы. Где-то во втором- третьем классе я стал писать свои первые произведения, сопровождая их иллюстрациями. Конечно, все это было очень примитивно, но, как я теперь понимаю, это был необходимый этап в развитии моего творчества. А достаточно серьезные, с моей нынешней точки зрения, произведения я начал писать позже, уже после школы.

— А с чем связано твое увлечение именно фантастикой?

— Нравится мне она с детства. Это трудный вопрос. Так уж, наверное, мозги устроены.

— Что ты хочешь выразить своими произведениями?

— Большинство моих произведений проблемные и нерадостные. Лучшие мне удаются, когда я пребываю в состоянии депрессии или разочарования. Они имеют в себе зерно катарсиса, чтобы вызвать у читателя какое-то движение в душе. Проблемы раскрываются в довольно мрачных тонах. Это направление гиперболизации действительности и попытки ее осмысления в таком виде.

— Маленькая деталь: большая часть твоих произведений затрагивает политику.

— Политика задевает какие-то струны в моей душе, входит в воспринимаемый мною мир существенной деталью и является постоянным источником напряжения, какой-то боли духовной, и это проявляется в моих рассказах. Основную роль играет страх перед государством, перед политикой.

— Тогда что для тебя идеальное государство?

— Это очень сложный вопрос. Не знаю, осуществим ли идеальный общественный строй. Утопий никогда не писал и не собираюсь. Просто есть такая древняя народная мудрость: не в силе Бог, а в правде. Вот этой правды очень не хватает нашему государству и до сих пор. Очень много лжи, не то что бы изощренной, но настолько всеобъемлющей, совершенно абсурдной и очевидной, и тем не менее существующей на государственном уровне. Я думаю, что нужно больше правды, больше честности в политике, какого-то благородства, духовности, может быть. Политика может и должна быть нравственной, а иначе это ни к чему хорошему привести не может. По-моему, лозунг 'Цель оправдывает средства' неправильный — есть средства, которые дескредитируют любую цель.

— Тогда, раз уж мы затронули политическую тему, хочу поинтересоваться: есть ли у тебя среди политиков свои кумиры?

— Пожалуй, что и нет.

— Ну, а среди поэтов, писателей? Есть такие великие люди, мнение которых важно для тебя?

— Я думаю, Стругацкие. И как писатели, и как люди. Духовно они все равно присутствуют как часть культуры. Ну, а из классиков могу назвать Достоевского, Гоголя…

— Борис Стругацкий в свое время писал, что фантастическое произведение написано хорошо, если выполнены два условия: а) оно достаточно правдоподобно, и б) если реальность скрашена долей фантастики.

— Мне кажется, что мои произведения в чем-то удовлетворяют этим двум условиям. Если объективно посмотреть, то выяснится, что я мало что придумываю. Дело в тех ситуациях, которые возникают в моих произведениях, в тех проблемах, которые решают мои герои, а они никогда не бывают абстрактными, высосанными из пальца. Отечественный читатель вполне может увидеть в моих рассказах некие параллели с действительностью. Можно провести такую аналогию: некую записку разрывают на две части, одна часть находится у одного человека, а другая — у другого, и только соединив половинки, они могут ее прочитать. Я всегда пишу одну половинку, а вторая находится в сознании читателя.

— А если твои произведения прочтут через сто лет? Сможет ли тогда читатель понять их без долгого копания в справочниках?

— Не знаю, может быть, и нет. Я пишу для современников, живущих в моей стране, которые знают то же, что и я, видят то же, что и я. Может, в этом я и не прав, и какие-то моменты надо описывать подробнее, но я не люблю разжевывать.

— Ты задумывался о том, что будешь известен и после смерти?

— Нет. Время покажет. Я о таком величии как-то не думал.

— Тогда давай перейдем непосредственно к твоим произведениям. Начнем с серии рассказов о Льве Ивине. Кто он для тебя?

— Лев Ивин — это образ, который реализует определенные качества, которыми не обладаю я. Он более умный, чем я, более смелый, чем я, более практичный, чем я. Кроме того, в чисто литературном смысле это герой, который не только видит проблему, и эта проблема вызывает у него некую духовную боль, но он еще и способен определенные проблемы решать. И в этом смысле он также реализует качества, которыми не обладаю я.

— Но какое-то сходство между вами существует?

— Я не думаю, что наделял его специально какими-то собственными личностными качествами. Когда я пишу что-то от его имени, то я пишу это и от себя. Но нельзя сказать, что Лев Ивин — это я. Это герой достаточно идеальный и, может быть, несколько абстрактный.

— Видишь ли ты в нем прообраз того героя, который должен разрешить проблемы нашего сегодняшнего общества?

— Я не думаю, что Лев Ивин один в состоянии разрешить все проблемы. Он же не cупермен!

— В твоих детективах всегда прослеживается политическая подоплека происходящего. Да обычно и сам сюжет не является чисто детективным.

— Да, конечно. Для меня писать детективы как нечто самодостаточное несвойственно. Следует говорить о детективной форме изложения материала.

— Тогда почему именно детектив?

— Детектив реализует в современной литературе очень древний архетип борьбы Добра и Зла — этим он мне близок.

— Еще один интересный аспект твоих произведений: многие герои в них имеют русские фамилии. С чем это связано?

— Может быть, это связано с моей подсознательной верой в то, что со временем русский человек займет подобающее ему место в реальности будущего. Все народы должны, как ни банально это звучит, мирно сосуществовать, и каждый сможет занять свое место. На Земле должен установиться мир, в котором каждый вносит свой вклад в общее дело.

— Хорошо. Мы поговорили об одной твоей ипостаси — писательской, а теперь, я думаю, надо поговорить о тебе как об издателе сборника Ассоциации «Румата». Как в тебе родилась идея опубликоваться?

— Это давняя мечта. В школьные годы я еще достаточно стереотипно мыслил и занимался рассылкой своих произведений в разные журналы типа 'Юный техник', «Техника-молодежи»… У меня сохранилась достаточно забавная переписка, точнее, их ответы. Она длилась в течение нескольких лет. В это время я оттачивал свой стиль, а они присылали разгромные рецензии.

— Как у тебя появилась идея создать свой журнал?

— В конце 91 года я послал в «Комсомолку» письмо, где пригласил переписываться со мной молодых и непризнанных писателей-фантастов. С чего мне это пришло в голову, сейчас я не могу уже точно сказать, но, думаю, это было связано с моим ощущением одиночества в этом качестве. С другой стороны, у меня был интерес узнать, что же пишут такие, как я.

— И что же?

— Пришло много ответов со всей страны. В Москве тоже нашлось несколько человек, которые ответили на письмо. В их числе был Михаил Марченко, который предложил создать свою писательскую