экстенсионально, то есть в терминах предметов, которые выполняют выражениям —другими словами, в терминах предметов, которые подпадают под эти выражения, а не в терминах смыслов, описаний или других интенсиональных объектов.

Оба эти свойства представляют важные преимущества для подхода Дэвидсона, поскольку его отрицание существенной роли детерминированных значений в теории значения уже влечет обязательство к экстенсиональному подходу к языку. Однако эти же признаки и создают дополнительные проблемы. Дэвидсон стремится применить модель Тарского как основание теории значения для естественных языков, но такие языки гораздо богаче, чем четкие формальные системы, для которых Тарский первоначально развивал свой подход. В частности, естественные языки содержат элементы, которые требуют ресурсов вне пределов логики первого порядка или какого бы то ни было экстенсионального анализа: это косвенная речь, наречные выражения, не-указательные предложения типа императивов и т.д.

Более же общая проблема, как мы видели, здесь состоит в следующем. В то время как Тарский использует понятие сходства значения (через понятие перевода) как средство обеспечить определение истины – одно из требований Конвенции T состоит в том, что предложение с правой стороны T-предложения должно быть переводом предложения слева, – Дэвидсон стремится использовать истину, чтобы дать теорию значения. Но в таком случае он нуждается в некотором другом способе ограничить формирование T- предложений, чтобы гарантировать, что они действительно правильно определяют то, что означают предложения. Это – проблема того, как мы можем исключить T-предложения формы «„Schnee ist weiss“ истинно, если и только если трава зелена». Так как бикондиционал «если и только если» гарантирует только то, что предложение слева будет иметь то же истинностное значение, что и предложение справа, он позволит нам делать любую замену предложений справа лишь постольку, поскольку их истинностное значение идентично таковому слева. Решение этой проблемы предполагается холистическим: T- предложения должны рассматриваться как теоремы, произведенные в соответствии с теорией значения, которая была бы адекватна языку, рассматриваемому в целом. Но поскольку значение определенных выражений не будет независимо от значения других выражений (в силу обязательства к композициональности значения всех предложений должны быть даны на одном и том же конечном основании), то теория, которая дает проблематичные результаты относительно одного выражения, вероятно, даст проблематичные результаты и относительно других, и, в частности, также даст результаты, которые не выполняют требования Конвенции T.

Эта проблема также может быть рассмотрена как связанная и с другим важным различием между теорией истины Тарского и теорией значения Дэвидсона: теория значения для естественного языка должна быть эмпирической теорией – это теория, которая должна объяснять действительное языковое поведение, реальное использование языка людьми, а также она должна поддаваться проверке опытным путем. Удовлетворение требования, чтобы теория значения была адекватной как эмпирическая теория, и чтобы она была адекватна действительному поведению говорящих на этом языке, повлечет за собой также более сильные ограничения (если таковые необходимы) на формирование T-предложений.

Исследователи, стоящие на позициях эпистемической (верификационистской, инструменталистской) семантики, сами не употребляют этого названия. Однако речь идет о семантике, которая выделяет эпистемические элементы в составе теории значения. В естественном языке наличествуют семантически релевантные эпистемические элементы, не зависящие от обычных сфер действия пропозициональных операторов: традиционная неоднозначность, связанная со сферами действия операторов, не помогает нам найти правильную интерпретацию. Поэтому основное требование верификационистской семантики состоит в том, что мы должны включить в нашу теорию значения объяснение тех оснований, по которым мы судим об истинностных значениях наших предложений, поскольку это действительно объясняет значения выражений с учетом реальных человеческих способностей распознания истины.

Однако, то общее, что заключается в позициях таких аналитических философов языка, как Майкл Даммит404 или Гектор-Нери Кастаньеда405, состоит именно в том, что они особо выделяют эпистемические элементы в составе теории значения.

Мы уже обращались к семантике Даммита при рассмотрении его возражений против холизма; уточним, далее, ее ключевые моменты по вопросу связи истины и значения.

Даммит ставит исходные вопросы следующим образом406:

Зависит ли значение предложения от условий его истинности? Заключается ли значение слова в том вкладе, который оно вносит в детерминацию условий истинности содержащих его предложений?

Нет необходимости доказывать, что утвердительный ответ на эти вопросы выражает наиболее популярный до сих пор подход к истолкованию этого понятия, что его придерживаются те философы, которые не склонны к полному отказу от понятия значения, и что в явном виде он был выражен Фреге, Витгенштейном в его «Трактате» и Дэвидсоном. Я далеко не уверен, что этот утвердительный ответ ошибочен. Однако мне представляется совершенно несомненным, что такой ответ сталкивается с громадными трудностями, и мы не вправе давать его до тех пор, пока не покажем, как можно справиться с этими трудностями. На мой взгляд, далеко не ясно, почему мы обязаны или можем использовать в этой связи в теории значения понятие истины (или два понятия: истина и ложь) в качестве базисного: необходимо исследование, чтобы показать, что понятия истины и значения связаны так, как считал Фреге.

Так, в частности, стандартная семантика Дэвидсона, основываемая им на Тарском и возводимая Даммитом к Фреге, сталкивается с проблемами подгонки к естественному языку тех технических средств, которые были созданы Фреге и Тарским для формализованных языков. И напротив, альтернативные (неаналитические par excellence) теории значения, центральным понятием которых не является понятие истины, не вызывают принципиальных возражений.

Даммит считает, что идею о том, что значение предложения заключается в его условиях истинности, необычайно трудно выразить последовательным образом. По его мнению, философские вопросы о значении лучше интерпретировать как вопросы о понимании: утверждение о том, в чем состоит значение некоторого выражения, следует формулировать в виде тезиса о том, что значит знать его значение. Такой тезис будет примерно следующим: знать значение некоторого предложения – значит знать условия, при которых предложение истинно, однако остается неясным само понятие условий истинности. Что значит знать условия истинности предложения? Здесь вновь возникает фрегеанский принцип композициональности: ведь знание условий истинности некоторого предложения, образующее его понимание, выводимо из понимания слов, из которых составлено предложение, и способа их соединения. Отсюда следующая переформулировка проблемы Даммитом: что знает говорящий, когда он знает некоторый язык, и что тем самым он знает о любом данном предложении этого языка?

Конечно, то, что знает говорящий, когда он знает язык, есть практическое знание, знание того, как пользоваться языком, однако это не является возражением против возможности представления этого значения в качестве пропозиционального знания. Умение владеть некоторой процедурой, какой-либо общепринятой практикой всегда можно представить в таком виде, а когда практика носит сложный характер, подобное представление часто оказывается единственным удобным способом, ее анализа. Таким образом, мы стремимся к теоретическому представлению некоторого практического умения407.

Подчеркнем, что Даммит не противоречит, по сути Дэвидсону (и сам Дэвидсон неоднократно признает его влияние) – он просто идет намного глубже и вникает в буквально головокружительные нюансы, сочетая уникальным образом прагматический и менталистсткий подходы. В итоге вопрос «Заключается ли значение предложения в условиях его истинности?» равнозначен для Даммита следующему вопросу: «Позволяет ли выбор понятия истины в качестве центрального понятия теории значения сохранить различие между смыслом и действием?» Дэвидсон предлагает ответ на этот вопрос, пытаясь создать объединенную теорию языка, сознания и действия (и солидаризуясь в этом отношении, например, с такими философами, как Патнэм и Хабермас), однако аргументы Даммита от этого не утрачивают свою силу. Даммит утверждает, что ключевые идеи Дэвидсона неприемлемы, поскольку они не приводят к удовлетворительному объяснению