критерием адекватности теории будет то, следуют ли из нее все Т-предложения401, но мы очевидно не можем задать такое следование для интенсиональных контекстов. Адекватная T-теория для субъекта A будет содержать теоремы (1) – (2), но не теоремы (3) – (4).

(1) «Цицерон лыс» – истинно ттт Цицерон лыс

(2) «Tуллий лыс» – истинно ттт Tуллий лыс

(3) «Цицерон лыс» – истинно ттт Tуллий лыс

(4) «Tуллий лыс» – истинно ттт Цицерон лыс

Если субъект A полагает, что Цицерон лыс, но не что Tуллий лыс, то T-теория, порождающая теорему (3), будет неправильно характеризовать семантическую компетенцию А. Опасность введения (3) в семантическую теорию для А состоит в том, что это ведет к неправильной атрибуции суждения в следующем виде:

(a) А полагает: «Цицерон лыс»;

(b) А полагает, что «Цицерон лыс» – истинно (из (a) и допущения о рациональности А);

(с) А полагает, что «Цицерон лыс» истинно ттт Tуллий лыс (посредством гипотезы);

(d) А полагает: «Tуллий лыс» (из (b), (с), и предположения о замкнутости выражения)402.

Шаг (с) основан на предположении о том, что А фактически принимает за истину теоремы T-теории. Это предположение исходит из того, что А, не обладая специальными семантическими познаниями, имеет тем не менее некоторые убеждения (по крайней мере, делает заключения) относительно теорем T-теории определенного вида. Поскольку нельзя сказать, что А (не семантик) обладает отчетливыми знаниями по этим вопросам, то отсюда следует, что А должен обладать некоторым неявным знанием о (3).

Допущение о том, что введение (3) будет позволять нам выводить (d), требует обоснования важного предположения, задействованного в приведенном рассуждении: приписывает ли теорема (3) субъекту больше семантических знаний, чем (1)? Ведь утвердительный ответ на этот вопрос (по крайней мере, в категориях «классической аристотелевой» теории истины) означал бы, по сути, отказ от представления об аксиомах и теоремах T-теории как о предложениях, изоморфных аксиомам и теоремам любой другой науки. В самом деле, при рассмотрении предложений других наук (научных языков) способ представления классификаций (законов) не имеет для нас важности в том смысле, что мы не выводим, например, свойства атомов из названий элементов. Убеждение в том, что свойства атомов элемента не изменятся при переименовании элемента, как не меняются они при склонении и других изменениях названия элемента в процессе речи, характеризует позитивное научное знание в его наиболее существенных основаниях. И если мы пытаемся строить семантическую теорию на таких основаниях, то она не должна быть чувствительна к имени, которое мы даем семантическому значению, подобно тому, как экономические законы не чувствительны к разновидностям валют, а геологические – к названиям минералов и именам горных хребтов. А поскольку теория представляет собой разработанную структуру с большим числом следствий, постольку эти следствия должны включать как можно больше явлений. В теориях истины к явлениям относится событие, фиксируемое Т-предложением; тогда, если теория истины строится по подобию научной теории, Т-предложения должны быть доказуемы.

Но в том случае, если теоремы T-теории являются частью языковых знаний говорящего, то становится релевантным тот способ, которым это знание выражается. В самом деле, если теоремы входят в языковую компетенцию субъекта, то они могут быть помыслены как встроенные в интенсиональный контекст вида «субъект знает, что...» При том, что эти контекстные среды непрозрачны, использование теоремы (1) для характеристики семантических знаний субъекта может быть адекватным, но использование теоремы (3) – нет. Поскольку эта среда непрозрачна, то теоремы (1) и (3) (и их непосредственно составляющие) не будут просто указывать на референты, но скорее будут содержать отсылку к интенсионалам. Так как интенсиональные значения (1) и (3) различны, то теоремы (1) и (3) будут в таком контексте выражать различные вещи.

Трудность здесь состоит в том, что поскольку среды, вызываемые обычным использованием контекстов вида «знает, что», референциально непрозрачны – и, следовательно, случаи (1) и (3) могут различаться, – то отношение «А знает, что b», используемое в семантической теории, не является отношением, обозначаемым этим выражением повседневного языка, но скорее техническим отношением в абстрактной логико-ориентированной теории значения. Оно отличается от обычного отношения «А знает, что b» прежде всего тем, что учитывает «неявное знание» – знание, которое субъект может не сознавать или не признавать. Не будучи семантиком, субъект без сомнения не будет эксплицитно признавать (осознавать) большинство аксиом и теорем семантической теории, однако, согласно такой теории, субъект все же будет соблюдать – и, таким образом, «знать» эти аксиомы и теоремы. Интенсиональные обороты, выражающие такое отношение, были подвергнуты Дэвидсоном запрету для языка теории значения (например, следующего вида: «Интерпретатор языка L знает, что в данной теории утверждается, что...»)403. Тем не менее нельзя отрицать, что при наличии таких радикально различающихся типов отношений, имеющих одинаковую форму «А знает, что b», интуиции относительно того, что выражается в обычной среде, неприменимы к теории значения. Невозможно представить, что в среде, вызываемой техническим отношением, теорема (3) выражает что-либо отличное от (1). В частности, можно сказать, что субъект, неявно знающий (1), должен таким образом неявно знать (3). Знания (1) и (3) выступают для субъекта способами знания друг о друге.

Предположим, однако, что мы откажемся от понятия неявного семантического знания и используем обычное отношение «А знает, что b» для характеристики семантической компетенции субъекта. Это позволяет утверждать, что теорема (3) выражает нечто отличное от (1). Но поскольку неискушенный в семантике субъект может произвольно интерпретировать фактически любое выражение, содержащее семантическую терминологию, то запрет на неявное знание исключит из теории даже выражения вида «x указывает на y» или «x выполняет P».

Поэтому семантические теории знаний субъекта о значении могут быть разделены следующим образом:

а) Теории, использующие обычное отношение «А знает, что b», будут допускать, что теорема (3) выражает нечто иное, чем теорема (1), но они будут неадекватны для обеспечения дифференцированных (пригодных для описания естественного языка) семантических теорий.

б) Теории, представляющие техническое отношение «А знает, что b» для допущения неявного знания, могут обеспечивать дифференцированные семантические теории, но в таких теориях неясно, что теорема (3) будет выражать нечто иное, чем теорема (1).

Следовательно, такая теория, которая отображала бы значение выражения, должна состоять:

а) из теорем T-теории;

б) из теории выражений, используемых в T-теоремах.

Очевидно, что такая теория более высокого порядка не является собственно T-теорией: это – T-теория, объединенная с теорией, обеспечивающей способ, которым субъект представляет истинностные условия предложения, т.е. теорией, демонстрирующей (хотя и не отображающей непосредственно) значения выражений объектного языка.

Таким образом, к семантике Дэвидсона оказываются применимы аргументы IF-семантики Хинтикки против семантической теории истины: условие-истинностная семантика – это двухплоскостная семантика, использующая метаязык для описания значений объектного языка. Концепция значения как условий истинности основана на репрезентационистском подходе к анализу языковых значений: согласно подобным представлениям, мы имеем дело с языковыми выражениями таким образом, что они указывают нам на определенные положения дел, события, факты, ситуации, принадлежащие к реальности, отличной от реальности самих предложений и систем предложений. Проблема того, как применять концепцию истины Тарского к естественному языку, оказывается зависимой от обеспечения анализа основной логической формы выражений естественного языка, который представляет их таким способом, что они подпадают под возможности полностью экстенсионального подхода, употребляющего только ресурсы квантификационной логики первого порядка. Это связано, соответственно, с двумя особенностями концепции истины Тарского: она определяет истину

на основе логических ресурсов, доступных в пределах квантификационной логики первого порядка;