декоративной штуке, лежащей на клетчатой фланели рубашки, было что-то столь странное и нелепое, что Сьюзан чуть не рассмеялась… но сдержалась.
— Входите. Где Бен?
Она сказала, и лицо Мэтта вытянулось.
— Значит, Флойд Тиббитс решил разыграть обманутого любовника? Подумать только! Да, более неподходящего момента он выбрать не мог. Сегодня во второй половине дня Майка Райерсона привезли обратно из Портленда, чтобы Формен подготовил его к похоронам. И, полагаю, нашу вылазку к дому Марстена тоже придется отложить.
— Какую вылазку? И что с Майком?
— Кофе не хотите? — рассеянно спросил он.
— Нет. Я хочу выяснить, что происходит. Бен сказал, вы знаете.
— Это, — сказал Мэтт, — приказ очень высокопоставленного лица. Бену легко распоряжаться, чтобы я все рассказал. Труднее рассказать. Но я попытаюсь.
— Что…
Мэтт поднял руку.
— Сперва вот что, Сьюзан. Вы с матушкой позавчера заходили в новый магазин.
Сьюзан наморщила лоб.
— Да. А что?
— Сможете передать мне свои впечатления от магазина и особенно — от его владельца?
— От мистера Стрейкера?
— Да.
— Ну, он довольно обаятельный, — сказала Сьюзан. — Может, даже лучше сказать, галантный. Похвалил платье Глинис Мэйберри, и та зарделась, как школьница. А миссис Боддин спросил про повязку на руке… понимаете, она плеснула на себя горячим жиром. Он дал ей рецепт припарки, записал на бумажку. А когда вошла Мэйбл… — Вспомнив об этом, Сьюзан немного посмеялась.
— Да?
— Он принес ей стул, — сообщила Сьюзан. — Собственно, не стул, а седалище. Больше похожее на трон. Огромное, резное, красного дерева. Один притащил его откуда-то из запасников, а сам все время улыбался и болтал с остальными дамами. Но штука эта должна была весить по крайней мере фунтов триста. Он бухнул этот стул посреди магазина и проводил Мэйбл к нему. Под руку, представляете? А она хихикала. Если вам довелось повидать хихикающую Мэйбл, вы видели все. И подал кофе. Очень крепкий, но очень хороший.
— Он вам понравился? — спросил Мэтт, внимательно следя за ней.
— Это — все к тому же? — спросила она.
— Да, может быть.
— Тогда ладно. Поделюсь с вами чисто женской реакцией. И понравился, и нет. Привлек он меня, наверное, в сексуальном отношении, хотя и слабо. Мужчина в годах, горожанин до мозга костей, очень обаятельный, очень галантный. Глядишь на такого, и понимаешь, что он будет делать заказ по французскому меню, зная, какое вино к чему полагается — не просто белое или красное, но какого года и даже виноградника. Совершенно определенно, не здешнего пошиба. Но вовсе не изнеженный. Гибкий, как танцор. И, разумеется, есть нечто привлекательное в человеке, который так беззастенчиво лыс. — Она улыбнулась, как бы защищаясь, зная, что покраснела и гадая, не сказала ли больше, чем собиралась.
— И тем не менее, он вам не понравился, — сказал Мэтт.
Сьюзан пожала плечами.
— Тут труднее определить, в чем дело. Я думаю… я думаю, я почувствовала за всем этим определенное неуважение. Цинизм. Как если бы он играл определенную роль, и играл хорошо, но при этом знал — чтобы нас одурачить, можно не выкладываться до конца. Эдакий оттеночек снисходительности. — Она неуверенно взглянула на Мэтта. — И еще в нем чувствовалась какая-то жестокость. Честное слово, не знаю, почему.
— Кто-нибудь что-нибудь купил?
— Немного, но ему, похоже, все равно. Мама купила небольшую югославскую полочку под безделушки, а эта миссис Питри — чудесный складной столик, но это все, что я видела. Кажется, он отнесся к этому вполне спокойно. Просто настаивал, чтобы все рассказали друзьям про открывшийся магазин, заходили еще и не чувствовали себя посторонними. Очарование Старого Света.
— По-вашему, он всех обаял?
— Да, и еще как, — ответила Сьюзан, мысленно сравнивая восторги матери в адрес Р.Т.Стрейкера с тем, как она сразу же невзлюбила Бена.
— А его компаньона вы не видели?
— Мистера Барлоу? Нет, он в Нью-Йорке на закупках.
— В самом деле? — сказал Мэтт, обращаясь сам к себе. — Интересно. Неуловимый мистер Барлоу.
— Мистер Бэрк, вы не думаете, что лучше рассказать мне, в чем дело?
Он тяжело вздохнул.
— Полагаю, мне следует попытаться. То, что вы только что мне рассказали, тревожно. Очень тревожно. Все так здорово сходится…
— Что сходится? С чем?
— Следует начать, — приступил Мэтт к рассказу, — с того, как я встретился в забегаловке у Делла с Майком Райерсоном. Встретились мы вчера вечером… а кажется, прошел уже целый век.
Свой рассказ Мэтт закончил в двадцать минут девятого. Они со Сьюзан успели выпить по две чашки кофе.
— Вот и все, на мой взгляд, — сказал Мэтт. — Ну что, изобразить теперь Наполеона? Или рассказать про астральное общение с Тулуз-Лотреком?
— Не глупите, — сказала она. — Что-то происходит — но не то, что вы думаете. Вы должны это понимать.
— Понимал. До прошлой ночи.
— Если никто этого вам не подстроил, как предположил Бен, тогда, может быть, говорил сам Майк Райерсон. В бреду, например. — Это звучало неубедительно, но Сьюзан все равно продолжала. — Или, может быть, вы задремали, сами того не зная, и все это увидели во сне. Со мной такое уже бывало — заснешь, а потом теряешь четверть часа, а то и минут двадцать.
Мэтт устало пожал плечами.
— Как можно отстаивать свидетельство, которое не примет за чистую монету ни один разумный человек? Что я слышал, то слышал. Я не спал. И меня кое-что тревожит… тревожит очень сильно. Если верить старым преданиям, вампир не может просто войти в дом и выпить кровь хозяина. Нет. Его нужно пригласить. Прошлой ночью Майк Райерсон пригласил в дом Дэнни Глика. А сам я пригласил Майка!
— Мэтт, Бен говорил вам о своей новой книге?
Учитель вертел в пальцах трубку, но не раскуривал ее.
— Очень мало. Только, что она как-то связана с домом Марстена.
— А говорил он вам, что в детстве пережил в доме Марстена сильную травму?
Мэтт резко поднял голову.
— В самом доме? Нет.
— Он влез туда «на слабо». Хотел вступить в один клуб, и ему назначили испытание — сходить в дом Марстена и принести что-нибудь оттуда. Собственно, это он сделал… но прежде, чем уйти, поднялся на второй этаж в спальню, где повесился Хьюби Марстен. Бен открыл дверь и увидел висящего Хьюби. Хьюби открыл глаза. Бен кинулся наутек. Это мучило его двадцать четыре года. Он вернулся в Удел, чтобы попытаться написать книгу и избавиться от этого кошмара.
— Господи, — сказал Мэтт.
— У Бена есть… определенная теория относительно дома Марстена. Частично она произрастает из его личного опыта, частично — из изумительных фактов, которые он раскопал о Хьюберте Марстене…
— Это вы про склонность Хьюби к сатанизму?
Сьюзан вздрогнула.