нарастающую симпатию. Однако эту симпатию держало во временном бездействии подсознательное табу, под влияние которого попадают все отцы в присутствии мужчин, интересующихся не столько ими самими, сколько их дочерьми. Если вам по душе другой мужик и вы этого не скрываете, то вы общаетесь свободно, за пивом обсуждаете дамский пол и разливаетесь соловьем насчет политики. Но как бы глубока ни была ваша симпатия, невозможно полностью раскрыться перед человеком, у которого между ног болтается то, что в потенциале лишит невинности вашу дочь. Бен рассуждал так: после свадьбы возможное превращается в действительное, а разве можно до конца подружиться с человеком, который ночь за ночью трахает вашу дочь? Возможно, здесь даже содержалась мораль, однако Бен в этом сомневался.
— Этот мальчик Гликов… какой ужас.
— Ральфи? Да, — согласился Бен.
— Нет, старший. Он умер.
Бен вздрогнул.
— Кто? Дэнни?
— Умер вчера рано утром. — Казалось, миссис Нортон удивлена, что мужчины не в курсе. В городе только об этом и болтали.
— Я слышала, как про это говорили у Милта, — сказала Сьюзан. Ее рука нашла под столом руку Бена, и он с готовностью забрал ее пальцы в свои. — Как Глики это приняли?
— Так же, как приняла бы я, — просто ответила Энн. — С ума сходят.
«Еще бы,» — подумал Бен. Десять дней назад их жизнь совершала обычный упорядоченный круг, а сейчас семейная ячейка оказалась раздавленной в куски. При этой мысли молодого человека пробрала болезненная дрожь.
— Как по-вашему, объявится второй мальчик Гликов живым? — спросил Билл у Бена.
— Нет, — сказал Бен. — Думаю, его тоже нет в живых.
— Прямо как в Хаустоне два года назад, — сказала Сьюзан. — Я просто надеюсь, что, если Ральфи мертв, его не найдут. Тот, кто способен так обойтись с маленьким беззащитным мальчиком…
— По-моему, полиция ищет, — отозвался Бен. — Вылавливают тех, про кого уже известно, что они привлекались за половые преступления, и беседуют с ними.
— Когда они разыщут этого типа, они должны подвесить его за большие пальцы, — заявил Билл Нортон. — Бен, бадминтон?..
Бен встал.
— Нет, спасибо. Слишком похоже на игру в солитер, где я за дурака. Спасибо, все было очень вкусно. Сегодня вечером мне надо поработать.
Энн Нортон подняла бровь, но промолчала.
Билл поднялся.
— Как подвигается новая книжка?
— Хорошо, — коротко ответил Бен. — Сьюзан, не хочешь пройтись со мной вниз по холму и выпить содовой у Спенсера?
— Ой, не знаю, — быстро встряла Энн. — После Ральфи Глика и всего прочего я бы чувствовала себя лучше, если бы…
— Мам, я уже большая девочка, — перебила Сьюзан. — И по всей Брок-Хилл висят фонари.
— Разумеется, я провожу тебя обратно, — сказал Бен почти формально. «Седан» он оставил у Евиного пансиона — ранний вечер был слишком хорош, чтобы ехать на машине.
— С ними все будет тип-топ, — сказал Билл. — Ты, мать, слишком много беспокоишься.
— Ох, наверное, так. Молодежь всегда знает лучше, правда? — она тонко улыбнулась.
— Только пиджак прихвачу, — промурлыкала Сьюзан Бену и пошла по дорожке к дому. Когда она поднималась по ступенькам, доходившая ей до бедер красная переливчатая юбка сильно открыла ноги. Бен следил за Сьюзан, понимая, что Энн наблюдает, как он смотрит. Ее муж затаптывал угли.
— Сколько вы собираетесь пробыть в Уделе, Бен? — спросила Энн с вежливым интересом.
— Пока книга не напишется — точно, — ответил он. — А потом? Не могу сказать. По утрам тут красиво и воздух, как вдохнешь, такой вкусный… — Он улыбнулся ей в глаза. — Могу остаться и подольше.
Она улыбнулась в ответ.
— Зимой тут делается холодно, Бен. Страшно холодно.
Потом по ступенькам спустилась Сьюзан в наброшенном на плечи легком жакетике.
— Готов? Я буду шоколад. Держись, фигура!
— Переживет твоя фигура, — сказал Бен и повернулся к мистеру и миссис Нортон. — Еще раз спасибо.
— Всегда рады, — откликнулся Билл. — Хотите, так приходите завтра вечерком с упаковкой пива. Посмеемся над этим проклятым Ястремским.
— Это было бы забавно, — ответил Бен, — но что мы станем делать после второй подачи?
Билл от души расхохотался, и его смех несся им вслед, пока они не свернули за угол.
— Честно говоря, я не хочу идти к Спенсеру, — сказала Сьюзан, когда они спускались с холма. — Пойдем лучше в парк.
— Как насчет грабителей, дамочка? — спросил он, изображая для нее выговор Бронкса.
— В Уделе все грабители должны быть дома к семи. Городское постановление. А сейчас восемь ноль три.
Пока они спускались по косогору, стемнело, и их тени в свете уличных фонарей то бледнели, то сгущались.
— Сговорчивые у вас грабители, — сказал Бен. — И никто не ходит в парк после того, как стемнеет?
— Иногда местные ребята заходят пообжиматься, если не хватает денег на кино, — ответила Сьюзан и подмигнула. — Так если увидишь, что кто-то крадется по кустам, гляди в другую сторону.
Они зашли в парк с западной стороны, обращенной к муниципалитету. Полный теней парк был чуточку призрачным, среди еще не облетевших деревьев, изгибаясь, убегали прочь цементные дорожки, а обмелевший пруд невозмутимо поблескивал, отражая свет уличных фонарей. Если тут кто-то и был, Бен их не видел.
Они обошли Военный мемориал с длинным перечнем имен, самые старые из которых относились к Революционной войне, а самые последние — к Вьетнаму, но высечены были под войной 1812 года. Самый недавний конфликт вписал туда шесть здешних городских фамилий — новые прорези на латуни блестели, как свежие раны. Бен подумал: этот город называется неправильно. Надо было назвать его Время. И, словно действие естественным образом произросло из мысли, оглянулся через плечо на дом Марстена, но тот загораживало массивное здание муниципалитета.
Сьюзан заметила, куда глядит Бен, и это заставило ее нахмуриться. Они расстелили на траве свои пиджаки, уселись (садовые скамейки были без обсуждения с презрением отвергнуты), и Сьюзан сказала:
— Мама говорила, Паркинс тебя проверял. Деньги на школьное молоко, конечно же, украл новичок… так?
— Вот уж кто личность так личность, — заметил Бен.
— Собственно говоря, мама уже судила тебя и признала виновным. — Это было сказано легко, но легкость дрогнула и пропустила нечто серьезное.
— Твоя мама не очень-то меня жалует, а?
— Да, — ответила Сьюзан, взяв его за руку. — Случай нелюбви с первого взгляда. Такая жалость!
— Ничего, — сказал он. — Все равно, пять сотен я выбил.
— Папа? — девушка улыбнулась. — Просто папа узнает класс, когда видит.
Улыбка растаяла.
— Бен, о чем новая книга?
— Трудно сказать, — он скинул ботинки и зарылся ногами в росистую траву.
— Меняем тему?
— Нет, могу тебе рассказать. Ничего не имею против. — К своему удивлению, Бен обнаружил, что так оно и есть. О незавершенных работах он всегда думал, как о детях — о слабых детях, которых следует
