Зал заседаний располагался высоко, его окно выходило прямо на большую прямоугольную гору, чьи крутые утесы переходили в заросшие лесом склоны сразу за первыми зданиями города.

Джонни Ленс стоял во главе стола. За последние несколько дней он похудел, плечи его казались костлявыми и худыми под белой шелковой сорочкой. Он снял пиджак и на дюйм приспустил узел галстука. Кости щек и челюсти образовывали прямой угол, который подчеркивался, а не смягчался густыми тенями усталости, затемнявшими глаза. Руки он сунул в карманы и говорил, не глядя на лежавший на столе листок бумаги.

— Стоимость работ приближается к ста фунтам за час, верно, Майк? — Майкл Шапиро кивнул. — Мы отрабатывали главный желоб Самоубийства в течение шестидесяти шести часов и получили около двухсот карат худших в мире алмазов. Если мы за них получим тысячу фунтов, то это хорошо. А стоили работы шесть с половиной тысяч фунтов.

Джонни помолчал и посмотрел на сидящих за столом. Майкл Шапиро что-то сосредоченно чертил в блокноте, Трейси Ван дер Бил побледнела, ее глаза не отрывались от лица Джонни, в них смешались жалость и сочувствие; Бенедикт Ван дер Бил смотрел через окно на гору, он удобно расположился в кресле, слегка улыбаясь и вежливо слушая.

— Главный желоб Самоубийства — одна из наиболее многообещающих частей всей концессии. Если он беден, остальные части не лучше. У нас есть еще две концессии на морском дне. Однако потребуется три- четыре дня, чтобы переместить туда «Кингфишер». — Джонни замолчал, и Бенедикт, по-прежнему улыбаясь, повернулся в кресле.

— Тридцатого надо выплачивать проценты. Где ты собираешься найти сто пятьдесят тысяч рандов?

— Да, — кивнул Джонни. — Думаю, что смогу убедить Ларсена подождать еще две недели: он очень заинтересован в успехе нашего проекта…

— Подожди, — сказал Бенедикт. — Ларсен не имеет к этому отношения.

Джонни молчал, внимательно глядя на него.

— Объясни.

— Я перекупил долг у Ларсена. И я не заинтересован в отсрочке платежей.

— Ларсен не стал бы вести переговоры, не предупредив меня, — Джонни был поражен.

— Шапиро? — Бенедикт повернулся за подтверждением к Майклу Шапиро.

— Прости, Джонни. Это правда. Я видел документы.

— Спасибо, Майкл, — горько сказал Джонни. — Спасибо, что дал мне знать.

— Он показал мне за несколько минут до встречи, Джонни. Клянусь, я не знал, — с отчаянием сказал Майкл.

— Верно. — Бенедикт выпрямился в кресле, голос его звучал резко. — Теперь о главном. Ты разорил компанию моего отца, Джонни, но, слава Богу, я смог исправить положение. Назови это сентиментальностью, но мне нужна твоя доля — и твоя. — Он повернулся к Трейси.

— Нет, — резко сказала Трейси.

— Хорошо, — улыбнулся Бенедикт. — Тогда я стребую с Ленса весь долг. Я все равно получу компанию, но позабочусь, чтобы он оставался неисправимым банкротом до конца жизни.

Трейси поднесла руку к горлу и посмотрела на Джонни. Ждала от него сигнала — что делать. Наступило долгое молчание, потом Джонни опустил глаза.

— У меня остается три дня, — голос его звучал хрипло и устало.

— Три дня у тебя есть, — Бенедикт холодно улыбнулся. — Пользуйся.

Джонни собрал свои бумаги, снял пиджак со спинки стула и повесил через плечо.

— Подожди, — приказал Бенедикт.

— Что еще? — улыбка Джонни была кривой. — Ты уже повеселился.

Бенедикт поднял телефонную трубку и быстро набрал номер.

— Входи, дорогая, — сказал он в трубку и улыбнулся Джонни. Дверь открылась, он пошел навстречу Руби и поцеловал ее в губы. Они стояли, взявшись за руки, и смотрели на Джонни.

— Компания — не единственное, что я у тебя отбираю, — сказал Бенедикт.

— Я хочу развода. — Руби смотрела прямо в глаза Джонни. — Мы с Бенедиктом поженимся.

Все смотрели на Джонни и видели, как он вздрогнул. Он переводил взгляд с одного на другого, потом рот его отвердел, лоб нахмурился.

Трейси видела приближающуюся вспышку гнева и посмотрела на Бенедикта: тот наклонился вперед, губы его дрожали, в глазах горело торжество. Трейси хотела крикнуть, предупредить Джонни, помешать ему попасть в ловушку, так тщательно подготовленную Бенедиктом.

Джонни сделал шаг вперед, сжав кулаки. Казалось, он сделает свое поражение полным и безвозвратным. Но тут сам Бенедикт испортил свое торжество, захотев еще больше унизить Джонни.

— Игра, сет и матч, Джонни Ленс, — крикнул он.

На лице Джонни не отразилось то огромное усилие воли, которым он сдержал себя, и он естественным шагом продолжал двигаться к двери.

— Дом на твое имени, Руби, поэтому, пожалуйста, отошли мои вещи в отель «Талбаг», — негромко сказал он.

Остановился перед парой и добавил:

— Ты, конечно, захочешь сохранить свою репутацию, поэтому я согласен на обвинение в измене. Скажем, что я тебя оставил.

— Ленс не может удержать свою женщину, — насмехался Бенедикт. — Ван дер Бил отбирает ее у него. Нет, пусть весь мир узнает об этом.

— Как хочешь, — согласился Джонни.

И пошел из комнаты совещаний к лифтам.

Джонни упал на постель одетый и потер закрытые глаза. Он был в смятении, мозг его, который обычно быстро и решительно справлялся с любой проблемой, сейчас отупел. Проблемы были многочисленными и настолько переплелись, что он чувствовал себя как человек в африканской чаще, пытающийся выбраться с помощью тупого мачете.

Не открывая глаз, он нащупал трубку; ответила телефонистка отеля. Он дал ей номер в Кимберли. — Разговор личный, с мистером Ральфом Эллисоном.

— Пятнадацать минут задержки, мистер Ленс, — сказала девушка.

— Хорошо, — ответил Джонни. — Попросите обслуживание прислать мне «шивас ригал» и соду. — Ему вдруг захотелось выпить, как-то притупить боль. — Пусть будет двойная порция, милая, нет, две двойных.

К тому времени, как вызвали Кимберли, он осушил оба стакана.

— Ральф? — произнес Джонни в трубку.

— Джонни, как хорошо, что ты позвонил. — В тоне Ральфа Эллисона звучали оттенки сдерживаемого смеха, и Джонни сразу понял, что тому известно. Черт побери, подумал он, конечно, Бенедикт постарался его заблокировать.

— Вы по-прежнему интересуетесь Молнией и Самоубийством? — в отчаянии забросил удочку Джонни.

— Конечно, вы знаете, что мы ими всегда интересуемся, — ответил Ральф.

— Цена два миллиона, — Джонни утратил интерес и лег, снова закрыв глаза. Он знал, что Ральф собирается отомстить ему — нельзя надеяться, что, проиграв дело в суде и отступив, он не заминирует пути отхода.

— Два миллиона, — повторил Ральф. — Пожалуй, многовато — за поле, которое пока дало всего 200 карат промышленных алмазов. Нет, многовато. Конечно, этот ваш крейсер нам не нужен, мы не собираемся заводить собственные военно-морские силы. — Ральф жизнерадостно рассмеялся. — Ну, пятьдесят тысяч фунтов — тут еще можно поговорить, но не больше, Джонни.

— Ладно, Ральф, — устало сказал Джонни. — Все равно спасибо. Выпьем как-нибудь вместе.

— В любое время, Джонни, — согласился Ральф. — В любое время. Только позвоните.

Джонни опустил трубку и посмотрел в потолок. Он слышал, что в первые минуты после ранения тело