— Она выехала четыре часа назад, теперь она уже на полпути.
Он смотрел на нее, раскрыв губы, красные, мягкие, слабые.
— Она едет к Джонни, — продолжала Руби. — Она все знает об установке на «Кингфишере». Знает о большом голубом алмазе.
Он начал недоверчиво качать головой.
— К утру Джонни тоже будет знать. Так что, дорогой мой, ты опять проиграл, не так ли? Тебе его никогда не победить, Бенедикт. Ну как, мой дорогой?
В голосе ее звучало торжество.
— Ты? — прохрипел он. — Ты?
И она рассмеялась, кивая в знак согласия, неспособная из-за смеха говорить.
Бенедикт неуклюже наклонился, протянув руки к ее горлу. Она упала, он на нее. Смех ее захлебнулся.
Они покатились по полу. Бенедикт продолжал сжимать ее горло, он кричал в ярости и отчаянии. Она била длинными ногами, царапала его лицо ногтями, сражалась с силой загнанного животного.
Они неожиданно откатились назад, и Бенедикт с силой ударился головой о ножку стола. Он разжал руки, она вырвалась, шумно дыша. Откатилась от него, одним гибким движением встала на ноги, воротник норковой шубы был разорван, спутанные волосы свисали на лицо.
Бенедикт, держась за стол, встал на колени. Он по-прежнему кричал, испускал яростные бессвязные звуки, а Руби повернулась и устремилась к двери.
Ослепленная собственным гневом, с трудом дыша, она дергала ручку двери, повернувшись к нему спиной.
Бенедикт схватил со стола ружье. По-прежнему стоя на коленях, он положил его на руки. Отдача ударила его, выстрел громко прозвучал в закрытой комнате, длинный язык желтого пламени осветил сцену, как вспышка фотографа.
Тяжелый заряд ударил Руби в спину. На таком расстоянии он пробил спину и таз, образовав огромное отверстие. Разорвал ей живот, развернув ее у стены. Она скользнула вниз и села, глядя на него через разорванную норку.
Бенедикт следовал стволом за ее падением и выстрелил из второго ствола. Снова короткий гром и желтое пламя.
С еще более близкого расстояния, чем первый, второй выстрел ударил в ее прекрасное золотое лицо.
Бенедикт стоял в гараже, прижавшись лбом к холодному металлу «роллс- ройса». Он все еще держал в руках дробовик, карманы были набиты патронами, которые он подобрал с пола, перед тем как выйти из кабинета.
Он сильно дрожал, как больной с высокой температурой.
— Нет! — простонал он, повторяя это отрицание снова и снова, опираясь на большую машину.
Неожиданно его вырвало: он вспомнил, какую учинил бойню. Его рвало смесью коньяка и ужаса.
Он побледнел и ослаб, но почувствовал себя лучше. Через открытое окно бросил ружье на заднее сидение, сам сел на место шофера.
Он сидел, склонившись к рулю, и постепенно инстинкт самосохранения взял верх.
Казалось, у него только один путь к спасению. «Дикий гусь» способен переправить его через океан — может быть, в Южную Америку, а в Швейцарии у него достаточно денег.
Он вывел «роллс» из гаража, шины негромко визжали на бетоне, в свете фар поднимался голубоватый дымок.
«Мерседес» полз по толстому слою песка, фары безуспешно пытались разогнать яркий оранжевый пылевой туман, перехлестывавший дорогу впереди. Горячий песчаный ветер бил по корпусу, покачивая машину на рессорах.
Трейси сидела за рулем, всматриваясь вперед глазами, горевшими от усталости и пыли.
Эта песчаная дорога была единственным путем, ведущим от главной магистрали к Картридж Бей. Сотни миль мучительного пути в глубоких песчаных колеях и по треснувшим камням, когда дорога пересекала каменистые хребты.
Радиатор «мерседеса» закипел, он перегрелся от горячего ветра и от усилий преодоления толстых песчаных заносов. Местами приходилось прорываться сквозь жесткую пустынную растительность по колено высотой.
Каждые несколько минут перед машиной, как вспугнутое животное, пролетало перекати-поле, гонимое ветром.
Временами Трейси казалось, что она пропустила очередной поворот и теперь устремляется прямо в пустыню, но потом перед ней в свете фар снова показывалась песчаная колея. Однажды она действительно съехала с дороги, и «мерседес» немедленно засел, его колеса бесполезно проворачивались в песке. Ей пришлось выйти из машины, голыми руками выгрести песок из-под задних колес, натолкать в углубления обломки дерева, чтобы дать колесам точку опоры. Когда «мерседес» неуклюже выполз обратно на дорогу, Трейси чуть не расплакалась от облегчения.
Сквозь облака пыли медленно пробился рассвет, Трейси выключила фары и поехала дальше, пока вдруг, совершенно неожиданно, не увидела Картридж Бей. Перед ней появились здания, она выбежала из машины и бросилась к жилым помещениям. Заколотила в дверь, открыл десятник, впустил ее внутрь и удивленно уставился на нее. Трейси опередила его расспросы.
— Где «Дикий гусь»?
— Отвез мистера Ленса на «Кингфишер», но уже вернулся и стоит у причала.
— А капитан, Хьюго Крамер?
— На борту, в своей каюте.
— Спасибо. — Трейси открыла дверь и выбежала в бурю.
«Дикий гусь» стоял у причала, привязанный к чалкам прочными тросами, и все же дрожал и качался на ветру. На палубу вел трап, в иллюминаторах горел свет. Трейси поднялась на борт.
Из своей каюты появился Хьюго Крамер в мятой пижаме. Трейси прошла мимо него.
— Вы отвезли Ленса на «Кингфишер»? — возбужденным беспокойным голосом спросила она.
— Да.
— Идиот, разве вы не поняли, что этого нельзя делать? Он что-то учуял. Иначе зачем бы он сюда полетел в бурю?
Хьюго смотрел на нее, и Трейси инстинктивно поняла, что Руби сказала правду.
— Не знаю, о чем вы говорите, — наконец сказал он.
— Прекрасно знаете! Когда мы все окажемся за решеткой, у вас будет долгих пятнадцать лет, чтобы обо всем подумать. Ленс вот-вот все узнает, вы, глупец. Я должна его остановить. Отвезите меня на «Кингфишер».
Он был смущен — и испуган.
— Я ничего не знаю… — начал он.
— Вы зря тратите время, — резко прервала его Трейси. — Отвезите меня на «Кингфишер».
— Ваш брат — где он? Почему не приехал сам?
Трейси предвидела этот вопрос.
— Ленс избил его, очень сильно. Он в больнице. Он послал меня.
Неожиданно Хьюго поверил.
— Gott! — выкрикнул он. — Что нам делать? Эта буря… я смогу доставить вас туда, но не смогу оставить «Дикого гуся». Экипаж не справится с кораблем в море. А что вы сделаете в одиночку?
— Увезите меня отсюда, — сказала Трейси. — Доставьте на борт «Кингфишера» и можете возвращаться. Итальянец, Капоретти… мы с ним вдвоем справимся с Ленсом. В такую бурю человека легко может смыть за борт.
— Jа. — На лице Хьюго появилось облегчение. — Верно. Итальянец! — И он взял свою непромокаемую куртку. Надел ее поверх пижамы, с уважением поглядывая на Трейси.
— Вы, — сказал он, — я не знал, что вы с нами.
— Вы думаете, мы с братом допустим, чтобы чужак отобрал у нас то, что нам принадлежит по праву?