И, вспомнив, что он киллер, спохватился:

– Всем подряд убивать? Тогда я останусь без работы.

– Папа говорил, что если на убийстве или на угрозе убийства держится государство, то на убийстве держится все. Он лишение свободы тоже называл убийством.

– Отец сидел?

– Да. Он тринадцать томов полного собрания сочинений Горького наизусть выучил. Том за год запоминал. Особенно хорошо 'Жизнь Клима Самгина' знал.

– Любопытно... Значит, с 'Не убий' мы разобрались. Если на убийстве держится все, то надо убивать, чтобы остаться человеком. Или быть убитым. В принципе, я не согласен с тем, что на убийстве все держится... Хотя, как не крути, воспитание добропорядочного члена общества – это тоже убийство. Сколько всего у ребенка, у юноши надо отсечь, ампутировать, залить бетоном, заложить ватой, чтобы он всю жизнь с энтузиазмом занимался тем, что кому-то нужно. Следующая заповедь это, конечно, 'Не укради'?

– Да.

– Ну, это мы пропустим. Сейчас каждый ребенок знает, что без воровства всю жизнь просидишь на картошке в мундирах. Заменим эту заповедь заповедью 'Не попадись' и продолжим наш экскурс по Ветхому завету. Что там у нас дальше?

– 'Не возжелай жены ближнего своего'. Папа рассказывал, что когда был молодой, жил в многоэтажке на Кутузовском проспекте. И мало было в ней хозяек, с которыми он не переспал бы. И со всеми ними он был в прекрасных отношениях, и все они ему все о себе рассказывали.

– И тебе, двенадцатилетней, он говорил, что самые счастливые семьи – это те, в которых супруги не зацикливаются друг на друге?

– Да. И что самые несчастные – те, в которых супругов в детстве страшили сексом, беременностью или венерическими болезнями. Или говорили, что они всю жизнь должны быть верны своему избраннику. Одна такая дурочка, жена районного прокурора, после двух часов, проведенных с папой, выбросилась в окно... И прокурор закрыл папу на восемь лет.

– Если бы в библии было написано 'Не прелюбодействуй с женой прокурора', твой папочка не знал бы 'Жизни Клима Самгина'. Классная штука, между прочим. Какую заповедь мы рассмотрим далее?

– 'Почитай отца твоего и мать твою', – улыбнулась Мария Ивановна.

– Ну, о родителях мы не будем.

– Почему не будем? Все несчастья человеческие – от воспитания или его отсутствия. И, следовательно, от родителей... Человек ни в чем не виновен. В его грехах виноваты родители. Или те люди, которым родители перепоручили своих детей. Отец говорил: 'Не уважай меня слепо, будь моим другом, помоги мне, ты во многом сильнее и умнее меня, потому что чище'. И я счастлива, потому что мой папа был со мной честен, и я вошла в жизнь, как нож в масло.

И мама моя мне не мешала. Она не старалась сделать меня удобной для себя. Она говорила мне, что если что-то тихо терпеть, то оно уходит, исчезает, а если неистово бороться, то порабощает. Еще она объяснила мне, что такое мужчина, она научила меня быть красивой и ждать своего часа.

– Интересно... И что же такое мужчина?

– Они разные. Есть хозяева жизни, есть щепки и есть тронутые. Хозяева жизни это те, у которых был сильный и уверенный в себе отец или наставник. Щепки воспитываются мамами, чаще всего одинокими. Тронутые...

Мария Ивановна посмотрела на Смирнова, посмотрела как лиса на бесхвостого волка.

– Понял, – усмехнулся Смирнов. – Тронутые – это такие как я.

– Да. Они вырастают в семьях, в которых родители, точнее мать и отчим, живут своими интересами, живут друг с другом, потому что по-другому не получилось. Они вырастают в таких семьях перекосившимися, и потому не любят себя...

– Ну а как мама тебя научила быть красивой? – не пожелал Смирнов полировать неприятную ему грань темы.

Мария Ивановна, сидевшая в кресле напротив гостя, совершила плавное и весьма органичное движение, в результате которого из-под халатика выглянули очаровательная живая грудь и стройное бедро. У Смирнова задержалось дыхание.

– Очень просто научила, – мягко улыбнулась женщина, приметив спровоцированную ею реакцию. – Мама говорила: 'Покажи все, что у тебя есть, ходи прямо, береги зубы и вырезай неприглядные родинки'. И еще: 'Одевайся, отдавайся, не жалуйся и ничего не проси'.

– И правильно выбирай мужчин.

– Нет, она этого не говорила. Она говорила, что мужчина – это тот человек, у которого есть ты.

– Судя по всему, твоя мать была женщиной. Странно, что отец гулял.

– Он был натуральный кот. И отец его был кот. Мама это понимала. А жили они вместе, потому что нравились друг другу и принимали друг друга такими, какие они есть. Ни один из них не обрезал ветвей другому.

Сказав, Мария Ивановна секунду пристально смотрела на собеседника, затем скривила губы в слабой усмешке и выдала:

– А вот у тебя с твоей Юлией ничего не получится. И не потому, что ты любитель декоративной обрезки ветвей, а потому что ты из рук вон плохо это делаешь.

– Чепуха, главное, я умею хорошо стрелять, – решил Смирнов сравнять счет.

Мария Ивановна убрала бедро и грудь под халат.

В комнате стало темнее.