— Дембович Ян Евгеньевич. Время и место рождения — 18 июля 1901 год, город Херсон, — машинально вслух прочел он. Растерянно посмотрев на ухмылявшегося Павла, быстро сунул руку во внутренний карман своего пиджака и все понял.

— Когда же ты успел? — искренне удивленный, спросил Куртис.

— Ловкость рук! — Павел рассмеялся, но тут же, прищурив левый глаз, прицелился в Куртиса указательным пальцем, как прицеливаются из револьвера. — Я вас поймал, маэстро. Значит, или вы не Куртис, или эта ксива не Ваша.

Куртис колебался лишь секунду. Еще раз посмотрев на паспорт, он спокойно объяснил:

— Застарелая привычка… Всегда полезно иметь запасной документ.

— Ладно, не оправдывайтесь. Оставайтесь Куртисом. Но в следующий раз будьте осторожнее.

— Урок пойдет мне на пользу, — сказал Куртис. — Но теперь к делу. Дай твой собственный паспорт.

Павел достал из висевшего на стуле пиджака потрепанный документ.

— Вот, прошу.

— Почему чужая фамилия? — спросил Куртис, заглянув в паспорт. — Ты же Матвеев, а тут…

— Моя настоящая фамилия мне теперь ни к чему. А это я позаимствовал у одного несознательного гражданина.

— Но как же фотокарточка? Ведь здесь твоя?

— Имеем опыт. Правда, я был тогда немного помоложе, — объяснил Павел, и непонятно было, к чему относится это «правда» — к опыту или к его изображению на фотокарточке.

— Чистая работа, — сказал Куртис. — Паспорт я у тебя возьму.

— Другой бы спорил…

Куртис изменил тон, стал совсем серьезным.

— Вот тебе новый на имя Корнеева.

Павел взял протянутый паспорт.

— Корнеев так Корнеев.

Куртис положил на стол узенькую полоску бумаги.

— Дальше. Вот адрес. Ты послезавтра пойдешь туда и обратишься в отдел кадров. Постарайся устроиться на работу, не отказывайся ни от какой. Места у них там должны быть.

— Хорошенькое дело…

— Подожди, не перебивай.

На столе появилась трудовая книжка.

— Возьми это. Без нее нельзя. Как следует запомни все, что здесь написано, а то будешь путаться.

Павел поморщился.

— Вы хотите сделать из меня ударника коммунистического труда? Маэстро, я же вор, мне работать нельзя.

— Надо работать. Для твоей же пользы. Нелегально долго не проживешь. А потом не беспокойся, дело найдется.

Павел раскрыл трудовую книжку, стал читать, и лицо у него сделалось кислое.

— Веселая жизнь была у этого Корнеева… Грузчик, истопник, разнорабочий какой-то… Не могли придумать что-нибудь поинтереснее?

— Ты же сам говоришь — работать не привык. Что ты умеешь?

— Когда-то я действительно прилично знал радиодело.

— Когда-то! — передразнил Куртис. — Спорить тут нечего. Надо поступать на работу. Деньги у тебя есть?

— Ни копейки.

— На вот двадцать рублей.

— Благодарю.

Павел полистал паспорт, увидел штамп прописки.

— Прописан я здесь?

— Да.

— В таком случае пусть старуха перестанет глядеть на меня как солдат на вошь. Я законный жилец.

— Имей в виду, ты ей приходишься племянником. Приехал из Минска на постоянное жительство… Полагаю, с племянником она будет вести себя иначе.

— Больше вопросов нет. Могу я пойти погулять?

— Конечно.

Павел заторопился как на пожар — до того ему хотелось побыстрее глотнуть свежего воздуха. Куртис посматривал на него с понимающей улыбкой. Одевшись, Павел подошел к двери кухни, приоткрыл ее, крикнул: «Привет, бабуся!», сделал Куртису прощальный жест и выбежал вон из квартиры.

Дембович позвал хозяйку. Она вошла. Все на ней — от мягких суконных тапочек до платка — было аккуратное, чистое.

— Садись. Что нового?

— Что же нового? — нехотя отвечала она. — Я вам уже говорила… Очень любопытный, всю квартиру обшарил, во все углы нос сунул. Что ни подложишь — осмотрит, обнюхает… Монеты золотые нашел… Перекладывал… одну взял… карточки эти, что вы мне дали, десять раз рассматривал… Я знаю: он жулик. Украл у меня тридцать рублей. Забыла двери запереть — ушел… Явился пьяный… Нехороший он… Жулик.

— Определенно жулик, — задумчиво произнес Дембович. — Не спрашивал обо мне, кто я?

— Нет.

— Ну хорошо, — после короткой паузы сказал Дембович. — Теперь он твой родственник. В домоуправлении все устроено официально… Вещи его осмотрела?

— Нет.

— Надо осмотреть.

— Не было подходящего случая. Раз ночью я входила, но не решилась. Спит чутко.

— Надо поторопиться. — Дембович достал бумажник, вынул из него белую таблетку. — Вот снотворное — всыплешь в водку.

На следующий день Павел опять захотел погулять. Было без пяти минут двенадцать. Выбежав из парадного на улицу, он застегнул пальто, поглядел на низкий белый потолок облаков, с удовольствием вдохнул густой влажный воздух оттепели и зашагал к центру.

Сначала он медленно шел по улице, с интересом разглядывая встречных, автомобили, витрины. Если бы кто-нибудь посмотрел на него со стороны, всякий подумал бы: вот беспечный человек, вполне довольный жизнью. И это было бы совершенно неправильно. Павел, отойдя от своего дома на порядочное расстояние, решил проверить, нет ли за ним слежки, и пошел быстрее.

Установить, следят за тобой или нет, может быть очень трудно или совсем нетрудно. Все зависит от того, кто следит, от его остроумия. Ну и, конечно, от внимательности выслеживаемого.

Пока Павел шагал к центру, облака немного разрядились и солнечные лучи, чуть рассеянные, пробились через них. Подойдя к площади, где был универмаг, он увидел зеркально блестящие витрины магазина, расположенного напротив универмага. Они чисто отражали красный цвет шедшего по той же улице вдогонку Павлу трамвая, а его черный номер — тройка — был в зеркале витрины четкой заглавной буквой «Е».

Павел завернул за угол универмага и тут же остановился. Витрина во всех подробностях отражала