– Не женщина, а обыкновенная русалка. Знаешь, Костя, они живые очень злые: заманивают моряков и отравляют.

– Вранье, живых русалок не бывает.

– Зато морские черти бывают.

– И чертей не бывает.

– Нет, бывают, – настаивал я. – Дедушка сам видел морского черта. На Мурмане поймали. Маченький такой, колючий.

– Не знаю, – удивился Костя, – только отец го­ворил мне, что черта выдумали попы. И лешего, и ру­ салок, и домовых – все выдумали.

– Наш дедушка в бога не верит. Но только, знаешь, морской черт – это не настоящий, а животное такое…

– Ну, это другое дело, – серьезно сказал Костя. Вода колыхалась у бортов шхуны, и казалось, что судно покачивается, удерживаясь на якорях. Но шхуна прочно сидела на мели.

Мы даже забыли о кладе и, не медля, привязали шлюпку к борту шхуны.

– Как тут хорошо! – сказал Костя, спрыгнув на палубу. – Если бы я знал, то давно приехал бы сюда.

Палуба была завалена старыми досками, обрывка­ми веревок и канатов, осколками стекла. Из щелей между палубными досками выплавилась и застыла се­рая от пыли смола. Запах смолы, знакомый, приятный, вызывал необъяснимое волнение.

Мы осмотрели всю шхуну. По очереди вертели боль­шой с точеными рукоятками штурвал, спустились в куб­рик. Заглянули в люк трюма. Там в жуткой темноте блестела вода. Наш разговор звонко разносился по трюму. Словом, в развлечениях недостатка не было.

Вдруг Костя вспомнил о кладе:

– На «Белухе» ничего нет. Тут не только нет денег, но даже и того, что стоило бы денег.

Но клад почему-то нас не волновал. Мы проголода­лись и поспешили на берег. Под двумя могучими широколапыми елями мы расположили лагерь нашей экс­педиции. Палатка, сооруженная из паруса и ветвей, бы­ла надежным прикрытием от дождей, ветров и солнца Флаг с мачты «Молнии» был торжественно перенесен на берег и укреплен над палаткой.

Спичек было мало Костя начал добывать огонь тре­нием. Но сколько он ни старался, ничего не получалось. Тогда решили разжечь костер и поддерживать его днем и ночью.

– Давай останемся здесь навсегда, – предложил Костя. Построим избушку и будем жить до тех пор, по­ ка красные не придут в город.

– А как же клад? – спросил я.

– Останемся, если не найдем. Будем охотиться и ловить рыбу.

Это было заманчиво – остаться и жить в лесу, как охотники.

– Жалко, что здесь нет тигров и слонов. Зато мед­ведей и зайцев, должно быть, много.

Костер пылал ярко и бездымно. Дым привлекает внимание людей. Нужно выбирать сухие сучья – тогда костер будет бездымный; об этом мы знали из книги об индейцах. Впрочем, это известно не только из книг. Так же делал и дедушка, хотя он никогда не читал этой книги об индейцах. Над костром висел котелок, черный от копоти. В нем варилась уха из окуня.

Наступила ночь. Поднялся туман и скрыл островок и корпуса шхун и ботов. Хотя мы не верили в чертов­щину – в русалок и водяных – и спать нам еще не хо­телось, все же обследование кладбища было отложено до утра.

Сказать по правде, вечер нагнал какую-то непонят­ную тоску. Как славно бы теперь спать дома. Мысль о кладе казалась смешной. И уж совсем глупой пред­ставлялась теперь затея остаться здесь жить. Как могла прийти в голову Косте такая чепуха! Мы съели уху из окуня и остатки сухарей. Что же делать дальше?

Я знал, что Костя тоже думает об этом. Но оба мы не хотели признаться друг другу в своей слабости.

Следуя поговорке «утро вечера мудренее», мы молча улеглись спать.

В палатке стоял полумрак. Через многочисленные дырочки ветхого паруса заглядывала бледная ночь. Тя­нуло холодом. Не спалось. Лежать было скучно.

Я взглянул на Костю. Он тоже не спал. Его широко раскрытые глаза смотрели вверх.

– Скучно, Костя. Тебе хочется домой?

– Нисколечко, – ответил Костя. – Я мог бы здесь десять лет прожить.

– А я мог бы сто лет прожить!

– А я двести!

– А я триста!

– А я пятьсот!

– А я целую тысячу!..