В Болонье он спросил за ужином: «Как вы стали подругой этого роскошного старика?»

«Спросите его, но пусть он ничего не пропускает!»

Капитан ушел в шестимесячный отпуск, чтобы с другом посетить Рим, он думал, что в Риме все образованные люди говорят на латыни, как в Венгрии, однако даже итальянские священники могут писать на латыни, но не говорят на ней.

Не въезде в Чивита-Веккью с возницей, понимавшем латынь, венгр увидел старого офицера и эту девушку в форме, выходящими из трактира. Она понравилась ему с первого взгляда, но он конечно забыл бы ее, если б снова не увидел эту пару из окна комнаты. Рано утром он увидел, как офицер уезжает. Тогда венгр послал своего чичероне к девушке и велел спросить, не проведет ли она за десять цехинов час с ним наедине. Она ответила по-французски, что после завтрака уезжает в Рим, где господин может легко ее найти. На следующий день венгр получил депеши, деньги и паспорта до Пармы.

Он уже больше не думал о прекрасной авантюристке, как его чичероно сказал, что у него есть ее адрес, но она все еще со старым офицером. Венгр просил его передать, что на следующий день уезжает. Она ответила, что у городских ворот он сможет посадить ее в свою коляску.

Она пунктуально стояла у Порто дель Пополо. Жестами она дала понять, что хочет есть. Они поели в ближайшей гостинице, и много говорили, не понимая друг друга. После десерта они поняли друг друга превосходно. Он посчитал дело сделанным и вручил ей десять цехинов, которые она неожиданно вернула, и ему стало понятно, что она не хочет назад в Рим, но в Парму, в Парму!

Он обрадовался. Он мог лишь болтать с ней и участвовать в ее приключениях, не имея понятия, кто она, зная только, что ее зовут Анриетта, что она француженка, кроткая, как овечка, здоровая и с хорошими манерами. Ее ум и храбрость он видел в Риме. С помощью Казановы он очень хотел узнать ее историю. Ему будет тяжело расстаться с ней в Парме. Казанова должен перевести, что в Парме он отдаст ей тридцать цехинов епископа из Чезены. Будь он богат, он дал бы больше.

Казанова спросил, не будет ли точный перевод ей неприятен. Она просила не пропускать ничего, только покраснела и велела сказать венгру, что не станет ни рассказывать свою историю, ни брать у него тридцать цехинов, и в Парме должна остаться одна; если он ей случайно встретится, он должен сделать вид, что ее не знает. Потом она обняла его с чувством, большим чем нежность. Казанова должен сказать ей, что венгр лишь тогда послушается, когда будет уверен, что это ей не во вред. Казанова должен сказать ему, что ни в коем случае он не должен больше думать о ее судьбе.

Все трое печально помолчали. Наконец Казанова пожелал им доброй ночи.

В своей комнате он начал громко рассуждать сам с собой. Он устал от латыни. Кем была эта женщина, соединявшая тонкие чувства с циничной безнравственностью? Она хотела жить в Парме своими прелестями? Ждала мужа, возлюбленного? У нее почти ничего не было, но она не хотела ничего брать у человека, которому не краснея уже оказывала любезности. Она была без средств и без языка в чужой стране. Почему она не объяснила венгру, что использовала его только для того, чтобы избавиться от офицера в Риме? Что она хочет от Казановы? Она знает, что он едет вместе с ними только из-за нее. Она играет в добродетель?

На следующее утро он должен потребовать от нее тех доказательств любви, которые она так быстро предоставила венгру, или в Парме он выкажет ей резкое презрение.

Ночью он так страстно мечтал о ее объятиях, что превратил бы их в действительность, не будь их комната заперта. Долгий чувственный сон сделал его совершенно влюбленным. Еще до отъезда он должен получить ее обещание, или не поедет с ними дальше.

Думаете, он придает слишком большое значение такой мелочи?, спрашивает Казанова. Старость смирила его страсть, сделав его бессильным, но сердце остается молодым, память свежей, и самое большое горе, что женщины больше его не любят.

Он прямо сказал венгру, что влюблен в Анриетту, и не станет ли тот противодействовать, когда он будет уговаривать Анриетту стать его возлюбленной? Ему нужно полчаса наедине с ней. Капитан вышел. Казанова спросил, хочет ли она, чтобы он, как и венгр, покинул ее в Парме?

«Да», сказала Анриетта.

«Я не могу оставить вас в чужом городе без денег. Я слишком люблю вас. Обещайте мне полюбить меня в Парме, иначе в поеду в Неаполь, чтобы забыть вас. Сделайте выбор. Капитан знает все.»

«Знаете ли вы, что когда объясняетесь в любви, то выглядите очень гневным?», спросила Анриетта, и сказала смеясь: «Да, поедем в Парму!»

Он целовал ее колени. Вошел капитан, поздравил и сказал, что приличия заставляют его ехать в Парму одному. Завтра вечером в Парме он хотел бы с ними поужинать. «Благородный человек!», отзывается Казанова.

За ужином Анриетта и Казанова были смущены, почти печальны. Она знала, что они проведут эту ночь вместе?

Только через четыре дня он отважился спросить, чего она хочет в Парме. Она ответила, что разочаровалась в браке. В его распаде повинны муж и свекор. Это чудовища.

В гостинице у ворот Пармы он записался под именем Фарузи, Анриетта написала: Анна д'Арчи, француженка. В гостинице он поцеловал ее и вышел погулять.

В Парме сменилась власть. Войска императрицы Марии-Терезии ушли. Испанский инфант дон Филипп после мира в О-ла-Шапель получил герцогство Пармы, Пьяченцу и Гуастилью, и 9 марта 1749 года занял их. Все кишело шпионами и контршпионами.

Казанова впервые был на родине отца и никого не знал. На улицах громко говорили по-французски и по-испански. Итальянцы лишь шептались.

Он нашел меняльную лавку. Меняла рассказал, что приехала мадам де Франс, дочь Людовика XV и супруга инфанта дона Филиппа. В Парме уже правит гнусная смесь испанской суровости и французской наглости.

Казанова купил тонкого полотна на двадцать четыре дамские сорочки, бархат на нижнюю юбку и лиф, муслин и батист на платочки. Прачка рекомендовала швею, швея привела дочь; кроме того, он купил шелковые чулки и посетил сапожника. Учителем итальянского сапожник рекомендовал фламандца пятидесяти лет, сапожник называл его ученым человеком, он брал всего шесть лир за два часа. Швея рекомендовала другую швею, говорившую по-французски, и ее сына на роль слуги; его звали Кауданья, как тетку Казановы. «Забавно», сказал Казанова Анриетте, «если эта швея — моя тетка, то Кауданья — мой двоюродный брат! Но мы промолчим!»

Анриетта пожелала, чтобы швея обедала с ними. Казанова дал Анриетте кошелек с пятидесятью цехинами на карманные расходы. Он выступал как миллионер. Венгерский капитан, которого Анриетта звала папочкой, три дня приходил на обед.

«Не тратишь ли ты слишком много?», спросила Анриетта, когда он купил ей четвертое платье. «Если для того, чтобы завоевать мою любовь, то ты зря теряешь деньги, потому что сегодня я люблю тебя так же, как и вчера, и всегда всем сердцем. Если ты не богат, то я стану упрекать себя.»

«Дозволь мне иллюзию богатства! Не думай, что можешь меня разорить. Ты рождена для моего счастья. Обещай лишь не покидать меня.»

«А ты свободен? Я — нет. Если меня обнаружат — это конец. К счастью, никто не знает меня в Парме. Офицер в Риме был моим тестем, и вез меня в монастырь. Поэтому я убежала с венгром, оценившим меня в десять цехинов. Мне казалось долгом отвечать на его ласки, которые он предпринимал вероятно тоже из чувства долга, невзирая на свое здоровье. Только в Парме и только с тобой я стала счастлива. Большего я не хочу рассказывать.»

После счастливой ночи они были влюблены как никогда. Об Анриетте, которой Казанова поклоняется, он делится с читателем каждой эротической деталью (если они не сокращены издателем). «И так мы горели три месяца в радостном упоении счастья.»

В девять утра явился учитель итальянского, учтивейший человек «превосходно образованный на старомодный манер». Очевидно, уже с 1749 он в образовании пошел под гору.

У портнихи Казанова узнал, что дядя ее мужа — настоятель собора по имени Казанова. Таким образом эта портниха тоже была его двоюродной теткой.

Учитель итальянского уверял, что мадам обладает весьма обширным образованием и знает геральдику, сферическую геометрию, историю и географию.