— Ты должна на день или два взять отпуск. Поезжай в Нью-Йорк и немного развлекись.

Ее снова охватило возмущение, но она сжала челюсти.

— Я не хочу покидать дом.

— Но ведь это серьезно.

Его голос не выражал сильных эмоций, он только стал более жестким и настойчивым, но теперь ее это мало трогало.

— Я тоже говорю серьезно!

Оглядевшись кругом, чтобы найти что-нибудь, чтобы убедить его в сказанном, она прибавила:

— Завтра я куплю собаку.

Она ничего подобного не собиралась делать, но, может быть, иметь пса будет неплохо: он будет составлять ей компанию во время отлучек Паркера.

— Я говорю тебе об этой ночи, — сказал Паркер.

— Со мной ничего не случится. Я выходила и купила себе ружье.

Она не собиралась говорить ему об этом: во всяком случае, не раньше того, как он вернется.

На другом конце провода наступило молчание, и она поняла, что покупка ружья убедила его не больше, чем собака, и что он подыскивал аргумент, чтобы убедить ее переменить решение. Но он довольствовался тем, что сказал только:

— Я действительно считаю, что ты должна уехать. Это серьезнее, чем ты думаешь.

Ей не хотелось больше слышать об этом.

— Я знаю, что ты беспокоишься обо мне. Но ты не знаешь, что этот дом значит для меня. Я не могу покинуть его, ведь я только недавно в нем устроилась. Меня отсюда никто не прогонит. Это мой дом.

Ей показалось, что она слишком откровенно высказала ему свои сокровенные мысли, это было противно ее натуре. И она была просто испугана, задавая себе вопрос, что он может вывести из ее слов, и на этот раз молчание продолжалось дольше, и она нарушила его немного дрожащим голосом:

— Алло! Ты слушаешь меня?

— Да.

Он сказал это отсутствующим голосом, потом опять наступило молчание, и, когда он снова заговорил, его голос стал однотонным.

— Ты должна немедленно собрать все мои вещи и вынести их из дома. Положи их в один из пустых соседних домов. Но повторяю: сделай это немедленно, не дожидаясь завтрашнего утра.

— У тебя не так много вещей, — ответила она, оглядывая слабо освещенную спальню. Она увидела пару туфель на полу около открытого шкафа.

— Тем лучше, это не займет много времени. Если придут люди и будут спрашивать меня, то ты не должна ничего сообщать им. Понятно? И не оказывай им никакого сопротивления.

— А что же мне говорить?

— Скажи им, что ты только передаешь известия и послания, что ты видишь меня только два или три раза в год, что я плачу тебе за это. Ты им скажешь, что каждый раз, когда для меня приходит сообщение, ты звонишь в отель “Вилмингтон” в Нью-Йорке и там оставляешь послание для меня, на имя Эдварда Латана. Ты хорошо поняла?

— Да, но что это...

— Повтори мне имена.

Она не запомнила имена, не зная, как это важно.

— Это важно? — спросила она.

— Да. Эти имена ты должна им сообщить.

— Отель “Вилмингтон”, — сказала она, пытаясь вспомнить. — Эдвард... Прости меня, забыла.

— Латан. Эдвард Латан.

— Эдвард Латан. Это все?

— Не серди их, они очень опасны.

Такое простое заявление заставило ее поверить, что дело очень серьезное.

— Я умею играть в маленьких мышек, — сказала она, вспоминая, как ей приходилось иногда выкручиваться из положений, поэтому считая себя достаточно умной для этого.

— Отлично, — сказал он. — Я вернусь, как только смогу. Это было надеждой, таким образом он давал ей понять свою нежность.

— Я знаю.

— Сразу же унеси мои вещи.

— Обещаю.

Она услышала щелчок, когда он повесил трубку, но она еще какое-то время держала трубку, потом положила ее.

Вынести его вещи. Было уже за два часа ночи, она нехотя легла спать, и у нее было сильное искушение отложить все до завтра. Но она верила тому, что сказали ему люди, которые разыскивали его, и она верила ему, знала, что он правильно рассчитал все, что ей следовало делать и говорить. Приготовиться к их визиту. Она прислушалась к голосу разума и встала, зажгла свет и вынула чемодан из шкафа.

Одного чемодана было достаточно, и на сбор вещей ушло четверть часа. Потом она накинула поверх ночной рубашки плащ и потащила чемодан на кухню, потом на крыльцо.

Было очень темно, небо было покрыто тучами, и луны не было. Она на минуту задержалась на дорожке, поставила чемодан и вернулась в дом, взяла электрический фонарь в ящике на кухне.

Он велел отнести вещи в пустой дом. По обе стороны дороги были пустые дома. Почему бы не положить вещи в один из них? Она направила луч фонаря направо, потом налево и выбрала дом слева, потому что ей показалось, что по дороге к нему было меньше деревьев и кустарников.

Она оставила чемодан около двери, выходящей к озеру, обошла весь дом, толкнулась во все двери и окна, которые оказались запертыми. Наконец она разбила окно, которое выходило на противоположную сторону, а не на ее дом, просунула руку, откинула щеколду, потом подняла оконную раму и влезла. Электричество было выключено, и она, освещая дорогу фонариком, дошла до входной двери, отодвинула засовы, открыла и внесла чемодан. Шкаф в спальной комнате показался ей подходящим местом. Потом она вышла через дверь, но не смогла ее запереть, и вернулась к себе. После чего старательно заперла свою входную дверь.

Ни одна из собак ей не нравилась. Была суббота, и все лавки, торгующие животными, были закрыты. Выбор Клер был ограничен теми, о которых были помещены анонсы в городской газете воскресенья.

Три собаки, о которых говорилось в анонсах, были взрослыми. Клер позвонила их хозяевам, и ей показалось, что возможно кто-нибудь ей подойдет. Около полудня Клер в синем “бьюике” поехала посмотреть собак, но ни одна не показалась ей подходящей. Очень недовольная и в дурном настроении из- за впустую потерянного времени и того, что ей не удалось найти то, что ей было нужно, она вернулась домой, где вид двери гаража, запертой на висячий замок, еще ухудшил ее настроение.

Проблема состояла в том, что дверь нельзя было отпереть или запереть на ключ снаружи. Это было очень неудобно. Рано или поздно они будут вынуждены устроить металлическую дверь-занавес, но, к сожалению, было невозможно иметь хороший замок с обеих сторон.

Она отперла замок, потом отодвинула засов, ввела “бьюик”, вышла, заперла замки, задвинула засовы и направилась к входной двери, нарочито шумно заставляя трещать гравий под ее ногами. Другой ключ позволил ей открыть входную дверь, и она вошла.

Единственная вещь, которая угнетала ее в жизни, было молчание. Встав сегодня утром, она отнесла радио в кухню, и первое, что она сделала, это включила его. Потом она поставила на огонь воду для чая. В одной из скандинавских стран передавали музыкальную программу, и она с удовольствием слушала ее.

В ожидании пока закипит вода для чая, она съела пирожное. Основной ее едой в течение дня был плотный обед, в остальное время она ела всего понемногу, что попадалось ей под руку.

Она налила себе чашку чая и хотела отнести ее в гостиную, когда, проходя по коридору мимо открытой двери в спальню, она краем глаза увидела, что на ее кровати лежал на спине мужчина и спал. Голова его, лежащая на подушке, была повернута в сторону озера, и он улыбался во сне.