А если увидит, то в сопровождении людей из британской разведки, и тогда должен будет объяснить ей наконец, кто он такой, что он сделал и почему.

Каким бы ни был исход, у него уже не будет возможности сказать ей о том, что случившееся между ними было правдой, что чувства, о которых он ей говорил, это вовсе не ложь и не коварный замысел, что они искренни в глубоки.

Нужно, чтобы она знала это. Он должен сказать ей, к сказать так, чтобы она поверила. Пусть он пока не откроет ей своего истинного лица – ведь она может прочесть письмо до его возвращения, – но зато он расскажет ей о своих чувствах.

Несколько мгновений, которые показались ему мгновениями предсмертной агонии, он смотрел на чистый лист, а затем начал писать.

Мари! Милая, любимая моя!

Он остановился. Немного подумала, зачеркнул их, скомкал лист и взял другой.

И опять смотрел он на чистый лист, белевший перед ним на столе.

Проклятье! Писать любовные письма оказывалось делом многотрудным.

После нескольких неудавшихся попыток он сказал себе, что пора перестать думать, а только чувствовать. Нужно просто прочувствовать, что значит она для него, что внесла она в его жизнь.

И слова пришли сами собой.

Дорогая моя, – начал он, – я знаю, что ты должна чувствовать в эту минуту, но прошу тебя, – не откладывай это письмо в сторону, дочитай его до конца. Любовь моя, мне так многое нужно тебе сказать, а выдастся ли мне еще когда-нибудь такая возможность, Бог весть...

Он писал его час. Собрав листы, сложил их в конверт я дрожащими руками поднес серебряное блюдце с воском ж пламени. Взбудораженный только что пережитыми чувствами, нахлынувшими воспоминаниями, он не слышал, как отворилась дверь, не замечал чужого присутствия, пока рука не легла ему на плечо.

Он вздрогнул и замер.

– Я знала, что найду тебя здесь, – сказала Мари, обойдя кресло и остановившись сбоку.

Секунду он сидел в оцепенении, а затем завершил начатое: поставил блюдце с воском на стол, обмакнул в него железную печать с фамильным гербом д'Авенантов и скрепил ею конверт.

– И как же ты догадалась, что я здесь? – как можно более непринужденно спросил он.

– Книги, – с улыбкой проговорила она. Облаченная только в ночную сорочку, она присела на край стола.

– Где есть книги, там будешь ты, – пояснила она. – Кому ты пишешь?

У него пересохло во рту. Он не ожидал снова увидеть ее. И не было времени на объяснения, не было ни секунды. Он должен был идти.

Убрав письменные принадлежности и оставшуюся бумагу в ящик, он изобразил на лице безмятежную улыбку.

– Тебе.

Он протянул ей запечатанный конверт.

– Мари, я хочу, чтобы это письмо всегда было при тебе. Не распечатывай его, пока не... пока... – Он не сумел продолжить. – В общем, ты сама поймешь, когда его распечатать. А пока пусть оно просто будет с тобой.

Она взяла конверт, секунду смотрела на него, потом подняла глаза на Макса. Ее улыбка потухла.

– Я не понимаю. Он взял ее за руку, переплетя свои пальцы с ее, – отчасти потому, что хотел успокоить ее, а отчасти из-за тоге, что просто не смог удержаться.

– Я люблю тебя, милая, – хрипло выговорил он. – И хочу, чтобы ты знала об этом. Поэтому и написал тебе.

Ее улыбка вернулась.

– Но я это знаю. Макс. – Положив конверт на стол, она нежно коснулась пальцами его щеки. – Тебе нет нужды писать мне о своей любви, ты даришь ее мне ежедневно. Зачем ты... – Она смолкла и расширившимися глазами посмотрела на него. – Зачем ты... написал его? Разве... мы... расстаемся?

– Мари...

– Теперь я понимаю, почему ты весь день был в таком странном расположении духа. Поэтому, да? Ты куда-то уезжаешь? – Она дышала прерывисто и часто. – Тебя что-то гнетет, но ты не говоришь мне об этом.

– Тс-с, Мари, успокойся. Все хорошо...

– Но, Макс, твое молчание пугает меня!

Он поднялся и, оторвав ее от стола, привлек к себе. Вся дрожа, она прильнула к нему.

– Мари, прости, если я заставил тебя волноваться, – тихо сказал он, поглаживая рукой ее спину и ненавидя себя за то, что вынужден опять лгать ей. – Да, я уезжаю. В Лондон. Я должен встретиться с одним моим другом. Я рассчитывал вернуться до того, как ты проснешься, и мне не хотелось говорить тебе, ведь я знал, что ты будешь беспокоиться. – Он поставил ее и, чуть отстранившись, мягко взял в ладони ее лицо. – И не ошибся, ты уже обеспокоена.

Ее дыхание немного выровнялось. Темные, бездонные глаза смотрели ему в лицо.

– Но почему бы мне...