Вика на всякий случай почесалась сама.

– Да… – сказал Рафик и тоже хотел почесаться.

– Ну что, стрижём? – обратилась она к Брысе. – Давай, что ребёнок мучается. Всё вам работы меньше.

– А, давай. Надо только голову ему намочить. – И Брыся подтащила не успевшего опомниться Рафика к раковине. – Всё равно у нас в корпусе машинки нет, сломалась. Пришлось бы в первый идти просить. Будем стричь: а остатки я безопасной бритвой подровняю. У нас есть новая.

С этими словами Брыся нагнула Рафика над раковиной и включила воду.

– О-о-а! – заорал басом Рафик. – Холёдный!

– Смотрите, поплыли, поплыли! – закричала Лариска.

И действительно, несколько вшей завертелись на дне раковины и исчезли в дырке.

Брыся начала стричь. Посаженный на стул Рафик в это время ел леденцы, которые ему дали за страдания немножко раньше времени.

– Помнишь, как та вша выглядела? – спросила Вика, держа мешок, в который Брыся кидала мокрые отстриженные куски волос.

– Не помню теперь. Сейчас найдём получше…

Но в мокрых Рафиковых волосах было уже ничего не разобрать.

– Утонули все ваши вошки, – вздохнула наконец спокойно Лариска. Но на лице изобразила сострадание.

– Ничего, нам хватит, – ответила Вика, поменявшись с Брысей, которая вышла проверить, как там её больные дети себя ведут, и сама теперь кромсала то, что осталось расти на Рафиковой голове. Вика хотела подправить его новую причёску, но короткие и жёсткие, как щетина, волосы не слушались, выскакивали из- под ножниц и торчали по всей голове пучками.

– Так, терпи, Рафик, чуть-чуть бритвочкой, и всё, – появилась тут Брыся с одноразовой безопасной бритвой.

Через три минуты Рафик сидел на стуле уже без марли и без волос. Совсем лысенький. Стало видно, что сизая голова его вся в красных точках, расчёсанных до крови и засохших пятнах. И в не засохших тоже, потому что Вика и Брыся ножницами несколько раз промахивались.

– Красавец, – уверенно сказала Вика. – Нет, вы посмотрите, какой он красавец. И блошки теперь тебя есть не будут, ты это понимаешь, Рафик? Всё, считай, можно из больницы уезжать, а уж из бокса точно.

– Ну это мы ещё посмотрим, – проговорила Брыся, унося вон всё, что имело отношение к стрижке Рафика.

Но тут Рафик повернулся к Брысе, Вике и Лариске каким-то другим боком, и оказалось – это было видно невооружённым глазом, – что голова-то у Рафика квадратная! Совершенно квадратная, только правый бок немножко приплюснут. Как он жил такой всё это время – непонятно.

– Что же, у него мозг тоже квадратной формы? – сразу пришло на ум Лариске.

– Не знаю, – а вот Брыся, кажется, не очень удивилась. Или только делала вид, что не удивилась, она же фактически врач…

– И теперь все это увидят? – в ужасе спросила Вика. – Что же мы наделали!

– У людей его национальности волосы растут очень быстро, так что через недельку он весь зарастёт, – спокойно сказала Брыся. – Да, Рафик?

Рафик привычно промолчал.

– И все углы сгладятся?

– Конечно. А пока поживёт с квадратной головой, немножко-то можно.

– А дети смеяться будут.

– Не будут, да, Рафик?

Рафик так больше ничего и не сказал, сколько бы к нему ни приставали. Он сидел на стуле и ловил затылком своей квадратной головы ветер, который поддувал из приоткрытой форточки, гладил себя по черепу и всем его углам рукой, которая была почти без ногтей, трогал уши, не узнавая их, и досасывал последний леденец.

Вскоре пришла санитарка, потому что дали горячую воду, и отвела маленького Рафика мыться.