здания.

В учреждении было пустынно. Он пошел сбоку по ковру, где ворс был длиннее и шаги звучали приглушенно. Сотрудники сами открывали в коридор двери кабинетов, чтобы все видели, как они интенсивно работают. Опаздавший Саша напрасно смотрел туда несколько предупредительно: большинство разъехалось, остальные собирали данные по телефону. Добравшись до кабинета, он закрыл дверь, но щелку оставил. Первым делом позвонил Грегу.

- Я на совещании, потом перезвоню, - шепнул тот и отключился.

Саша позвонил Марку в редакцию, но его не было на месте.

В ланч он пообедал в 'Треугольном сне', а к вечеру вспомнил о Сюзи: с начальством надо мириться. Мысли о ней побежали в его голове скачками. В ней были противоречия, которые он не мог охватить; он опять почувствовал мучительную свободу этой красивой и пугающей женщины. Подумал, как легко у нее это получалось, и у него ревниво и горячо забилось сердце. Он шел коридором до ее кабинета, зная, что когда он увидит ее, все спадет, - его ненормальное волнение возникало только в его мыслях, поднимая боль и острое желание понять и подавить в себе этого человека.

На повороте ему под ноги метнулась стая пришлых котов, бежавших от лифта в неизвестном направлении. Коты к чему-то принюхивались, видимо, и тут учуяли запах! Саша наступил на чью-то лапу, раздался вой, яростное шипение, и коты стремглав разбежались, кто куда. Один их них крутанулся на месте и побежал к лекционному залу. Саша за ним. Кот вбежал в зал, метнув рыжим хвостом, тот наклонился, чтобы вцепиться в него, и застыл с протянутыми руками, - перед ним возникла Сюзи и ее заместитель, проходившие мимо. У них глаза полезли на лоб: вид у Саши был совершенно глупый. Сюзи оглядела его сутулую, долговязую фигуру с длинными руками, костюм, сидевший очень неплохо благодаря широким плечам. Красивый галстук. Одежда хорошего качества, но все-таки непременно была в его облике какая- нибудь деталь, сводившая на 'нет' достоинства одежды, как будто эта одежда, старалась, в общем, напрасно. Сегодня это были пыльные башмаки, к тому же сбитые на каблуках. Раньше Сюзи замечала высунувшийся наружу карман элегантных брюк. Или рубашка была застегнута не на ту пуговицу. Временами рубашка выглядела глаженной, но предварительно не выстиранной, так что подмышками явно проступали следы замученного жарой тела. Секрет был прост: Саша не любил воду. Видя его после душа, возникало острое желание поставить его в душ и помыть. Эти детали, наравне с пушистыми от природы, но плохо уложенными волосами, придавали ему постоянно неприбранный вид. Казалось, хоть самая мельчайшая черточка, но что-нибудь непременно выдаст его характер.

Сюзи, разумеется, знала это и раньше. Но сегодня она посмотрела на него новыми глазами - ведь он не приучился к порядку, а у него было время! Раздраженная, она шагнула в сторону: она не любила прикосновений, не дотрагивалась до чужих людей, держа внутреннюю дистанцию, никому не давала перейти эту точно ощущаемую ею границу - если кто-то машинально приближался, она непроизвольно делала шаг назад. Разговаривая с человеком, она держала руки переплетенными на талии, как будто прятала за ними что-то от других.

Ее заместитель, Кох, сразу отметил Сюзин реверс и отошел от Саши на такое же расстояние. Не понимал известному всему бюро знака только Саша. Пробормотав: 'Голова болит...' - он незваным ввалился в Сюзин начальственный кабинет, там самовольно открыл шкафчик, достал таблетку от головной боли. Вошедшая Сюзи дала ему воды и пригласила всех сесть.

- А вот и поговорим! - объявила она.

Кох, любезно улыбаясь, сообразил, куда дует ветер. Вообще, разнообразная в деталях, благосклонная улыбка была его сильной стороной. Про этого Коха Саша знал, что и все: в Европе он был органистом, по его рассказам выходило, что выбирали его как лучшего из лучших. Может это и так: Кох отлично знал музыку, был солиден в золотых очках, поражал окружающих особым, европейским лоском. Как он превратился в социолога, Саша не знал, но, казалось, место администратора ему было уготовано с колыбели.

Кох, сидевший напротив Саши, трогал золотую запонку, не мешая начальству собраться с мыслями. Саша тоже подергал пуговицы на манжете и вдруг обнаружил, что одной из них нет, а оттуда свисает длинная белая нитка! Он запустил руки под стол, мелко дергая ее, стараясь оторвать. И тут Сюзи начала.

Она, Сюзи, выполняет работу за четверых - приходит на рассвете и уходит последней. Почему бы Саше не следовать ее примеру? - ее заботят режимные моменты и его исполнительность. Но даже это Сюзи могла бы не замечать. Она признает, что у него появляются интересные идеи, хотя представления, из которых он исходит... пришло время посмотреть на них повнимательней!

Бюро получает серьезный заказ, и сотрудникам надо нарастить на концепцию имеющиеся данные - подкрепить идею или опровергнуть. Затем оформить результат. Количество результатов есть показатель интеллектуальной активности сотрудника. Сюзи удивляет, почему Саша, умеющий с увлечением отдаться работе, способен забросить хорошую тему на середине и начать новую! Которую он оставит так же, как предыдущую - едва что-то там поймет! Это феноменальная лень? У него нет силы воли? Нет, он работает над темой, но обрабатывает не ее саму, а выстраивает на ней какую-то глобальную картину: ищет связи, объединяет со смежным в единую структуру, раздвигает границы этой темы. Он копается в этом незапланированном объеме втрое дольше, чем любой сотрудник, и заваливает работу. Кому нужна эта гигантомания, эти сомнительные космические обобщения? Никто не ждет от нас этого, мы здесь не для того работаем! Вдобавок, он выдает две-три статьи в год, объявляя, что остальное - бессодержательная труха, следовательно, он унижает работу остальных сотрудников, труд которых сделал репутацию бюро столь высокой. Сюзи знает, что ему необходимо признание, но даже такой мощный положительный фактор не может дисциплинировать его!

Из бюро время от времени увольняли служащих, но всегда с любезной улыбкой. Зазвонил телефон, и Саша, обалдевший от разноса в присутствии постороннего, не придумал ничего лучше, как потянуться к чужому телефону - на проводе был Грег.

- Саша, извини, что звоню сюда, тебя в кабинете не поймать. Понимаешь, ничего сегодня не успел, невезуха, только твою машину разбил, еще их подвел, какая досада!

Он сопел, кашлял, как на дистанции. Саша молчал, тогда Грег начал все сначала, детально объясняя, как он бегал по делам, говорил, торопился и вот - какая досада!

Саша вдруг понял, что ему совершенно наплевать.

- Пес с ней, - сказал он, - привези и оставь во дворе.

Грег назвал его лучшим другом. Саша подышал в телефонную трубку и рассмеялся, а Сюзи с Кохом замолчали. Он с серьезным видом дошел до двери, взялся за ручку и сказал:

- Не расстраивайся, Грег - честный человек, починит он машину, - и вышел.

Сюзи саркастически скривилась, едва не назвав его идиотом, что Кох очень хорошо понял.

Она не сказала своему заместителю, что Сашина внутренняя разметанность вызывала в ней презрение, но, одновременно, она различала в нем силу. Такой характер был для нее неразрешимой загадкой, потому что его свобода - в отличие от ее собственной - казалась ей неуправляемой. Эта, такая чужая свобода, временами пугала Сюзи, и все, что она хотела - это преодолеть Сашино глубокое сопротивление; если бы ей удалось это сделать так же быстро, как с остальными сотрудниками, очень возможно, что она не вспомнила бы о неприятном своеобразии его работы.

- Будем за ним присматривать, - сказал Кох. Его белоснежные волосы красиво оттеняли благородное лицо музыканта.