— Это не означает, что я ее не любил.

— Непонятно…

— Страшная боль, — сказал отец, — любить человека, зная, что тот тебя в ответ никогда не полюбит. Скорее, это она со мной не сошлась. Ты появился на свет случайно.

Хьюстон побледнел.

— Ты этого не знал?

— Я думал, что был желанным ребенком.

— Пожалуйста, постарайся понять. В те дни сексу придавали совсем не то значение, что сейчас. Контроль за деторождаемостью не был поставлен так, как следовало. Мы с твоей матерью согласились с тем, что следует покамест обождать. Ведь аборты в то время были немыслимы. Мы хотели пожениться, как только я закончу колледж, а на самом деле все произошло через месяц после того, как Кэрол узнала, что беременна. За эту беременность она винила меня. И стала ненавидеть.

— Тогда почему же она описывала тебя с такой любовью?

— Чтобы скрыть правду. Ей не хотелось, чтобы и ты меня возненавидел.

— Но ведь я спрашивал, почему она вновь не вышла замуж. Она говорила, что круче тебя у нее никого не было, поэтому и не собирается удовлетворяться меньшим.

— Кэрол ненавидела секс. Она хотела со мной развестись. Это в те времена тоже было бы большим скандалом, но тут началась война, меня призвали, и мы пришли к соглашению, что после войны я просто к ней не вернусь. Я-то надеялся, — пройдет время, все дурное забудется и тогда мне будет легче — если я, конечно, выживу — склонить ее к перемене решения. А когда попался на крючок к Сен-Лорану, то почувствовал свое полное моральное падение. Терять мне было нечего. Уж лучше, думал я, быть богатым. Может быть, тогда Кэрол изменит свое ко мне отношение.

— А ты не пытался связаться с нами?

— Нет. Этого я сделать не мог.

— Но она получила письмо.

— Да. От Сен-Лорана. Такие письма он посылал всем родственникам “погибших”. Письмо должно было убедить военные власти в том, что мы погибли.

— Мать поверила.

— Еще бы. Вместо позорного развода — вдова геройски погибшего на войне мужа. Ей хотелось верить в то, что я мертв.

— А ты вторично женился, — произнес Хьюстон с горечью в голосе.

— На хорошей женщине. Но ее я никогда не любил так, как твою мать.

— И что же теперь?

— Я стараюсь спасти твою жизнь. В тебе есть все, чтобы мне хотелось видеть в Чарльзе. Я не был тебе отцом, зато сейчас могу тебя защитить. Если угодно, можешь меня ненавидеть. Но позволь спасти тебе жизнь.

— Русские.

— Что-что?

— Ваша группа работала вместе с русскими.

— Полная белиберда. Мы — преступники. Но не сумасшедшие. Каким образом эта чепуха пришла тебе в голову?

— Об этом мне сказал сам Беллэй.

— Не знаю такого.

— Французский тайный агент. Он уверен в том, что “Верлен” является прикрытием для русских шпионов.

— Питер, — он впервые назвал сына по имени. Хьюстон чуть было не ответил: отец. — Мы — не шпионы. Просто группа стариков, однажды преступивших закон и понявших, что придется за этой чертой оставаться всю жизнь. Мы имеем дело с уголовниками, с мафией. Всем заправляет Сен-Лоран. Мы намного слабее его и боимся ответной мести, если предадим его. Но он опасается, что Чарльз сможет нас разъединить. Мы скромны, но Чарльз — жесток. Этот человек, хотя он мне и сын, — исчадье ада. Сражайся с ним, Пит. Используй “Верлен” для того, чтобы сделать немного добра в этом мире.

— Боже, да ты сына боишься, по-моему, еще больше, чем Сен-Лорана.

— Намного больше. Не представляешь себе, насколько страшно узнать то, что твоя плоть и кровь может так тебя презирать. Он совершенно беспринципен.

— Но ведь ты, ты убил мою жену! — закричал он и обхватил отца, намереваясь уничтожить его. Задушить! Свернуть ему шею! Задавить!

Но вместо этого он обнял его и прижался к нему.

Из тени показался Сен-Лоран.

— Пришли к полному согласию, мистер Хьюстон?

Вопрос остался без ответа.

— Должен заметить, что нежелание, с которым вы принимаете наше предложение, убедительно. Хьюстон по-прежнему молчал.

— Ведь если бы вы охотно пошли на сделку, у меня неизбежно появились бы кое-какие подозрения. Но теперь, я думаю, ваши колебания закончатся. Наш новый гость должен рассеять ваши сомнения.

— Еще кто-то пожаловал?

— Да. Прошу за мной.

Хьюстон увидел, как у Сен-Лорана блеснули в полутьме глаза. Француз жестом указал на массивную дверь. Ветер завывал. Хьюстон оглянулся на дворик, там огромные снежинки падали под углом на каменные плиты.

Хьюстон подозрительно уставился на разукрашенный коридор, открывшийся перед ним. Он осторожно двинулся вперед.

— Нет-нет, не сюда, мистер Хьюстон, — сказал Сен-Лоран, наклоняя голову, указывая на лесенку справа. Ступени, загибаясь, убегали куда-то вниз. Круто вниз. У Пита появилось тошнотное ощущение, что он смотрит в глубину колодца.

Он заставил себя двинуться вперед, чувствуя по мере спуска нарастающий холод и сырость. С каждым новым поворотом Пит думал, что вот-вот покажется дно, но лестница уходила все дальше вглубь. И вот когда он уже отчаялся узреть конец этой бесконечной лестницы, впереди внезапно открылся коридор с тусклыми лампочками на потолке.

— Сюда, пожалуйста, — произнес Сен-Лоран.

Направо.

Пит — отец находился рядом, Сен-Лоран чуть позади — двинулся вперед. Он подумал, что можно было бы задавить француза прежде, чем он успел бы пикнуть, но тот внезапно обогнал их и подошел к массивной железной двери.

Он поднял щеколду, запиравшую створку. Она со скрипом поддалась.

Сен-Лоран отошел в сторону и посмотрел на Хьюстона, который вошел первым.

Шок.

Страх.

Это была камера пыток.

Дыбы.

Прессы.

Цепи и штыри.

Пит увидел какую-то бьющуюся в деревянном кресле фигуру, привязанную широкими кожаными ремнями.

Симона. Он схватился за дверную ручку и застонал, стараясь справиться с подступившей к горлу тошнотой.

Но ведь она осталась наверху! Каким образом им удалось ее найти?!

Хьюстон увидел, как напрягаются ее мышцы. Как груди ходят под тканью свитера.

Из угла комнаты с кошмарной улыбочкой на губах вышел его брат Чарльз.