Гуров ждал, когда Гранин успокоится, но не собирался делать это весь день.

– Сядьте! – резко приказал он.

Бегающий по кабинету раскрасневшийся Гранин замер, как статуя, задержав в движении руки – они оказались подняты вверх.

– Руки можете пока опустить, банкир! – Слово «банкир» Гуров произнес с таким нескрываемым презрением, что Гранин, чье лицо и так уже было почти свекольным, покраснел или даже побурел еще больше.

– Какие жуткие вещи вы говорите, – простонал Гранин. – Я не вижу иного выхода, как пригласить своего адвоката. Вот!

Гранин бросил на Гурова опасливый взгляд и тут же отвел глаза в сторону.

– А почему вы так разволновались, Вениамин Петрович? – Гуров устроился удобнее в кресле и, услыхав скрип двери, резко оглянулся.

Анна Марковна, сунувшая было нос в кабинет, услышав гуровский рык: «Вон отсюда!» – выскочила, держась за сердце, точнее, за бюст.

– Итак, мы продолжаем нашу дружескую беседу, – Гуров снова повернулся к Гранину.

Гранин молчал, стоя вполоборота к Гурову.

– Вы что-то сказали? – поинтересовался Гуров.

– Я сказал, – с трудом произнес Гранин. – Про адвоката я сказал…

– Хотите адвоката, значит, получите его, – Гуров согласно кивнул. – Однако для этого мне придется принять некоторые меры… Меры, вызванные вашим нежеланием сотрудничать. Собирайтесь!

– З-зачем? – прошептал Гранин.

– Поедем к нам в гости, – объяснил Гуров. – Мне неуютно здесь. Вы бегаете, словно блох из себя вытрясаете. Кричите зачем-то… Движения делаете угрожающие. У нас в главке вы будете вести себя по- другому. На допросы будете приходить с адвокатом, точнее, я его буду приглашать. А в промежутках между допросами будете отдыхать в уютной камере.

– В камере? – Гранин был близок к обмороку. Он схватился за сердце, открыл рот и часто-часто задышал. – Вы сказали «в камере»? О господи!

– Если вы сейчас изобразите приступ, – заметил Гуров, – то мне придется отвезти вас в стационар. У нас там работают неплохие врачи. И обеспечение у них – не как в других подобных заведениях.

– Не надо, – сказал Гранин и убрал руку от груди. – Нет, не надо! – крикнул он. – Я не хочу в ваш стационар! Я хочу домой! Я готов сотрудничать и оказать… как это правильно сказать?..

Гуров молча пожал плечами.

– Короче, я готов, спрашивайте меня, о чем хотите, как хотите… – Гранин подбежал к своему столу и начал наливать из сифона воду в стакан. – Все скажу, мне все равно! – заявил он и уронил стакан, обрызгав себе брюки. Стакан разбился со звоном, а потом еще Гранин наступил на осколки, захрустевшие под его ногами.

Гуров покосился влево. Дверь даже не шевельнулась, очевидно, Анна Марковна больше не решилась рисковать.

– Не разбегайся, прыгай! – сказал Гуров. – Повтори, о чем я тебя спрашивал?

– Об акциях, – со скорбной миной произнес Гранин.

– Какой был ответ?

– Я сказал, что это информация конфиденциальная. – Гранин сжал руки и умоляюще протянул их к Гурову. – Но это и в самом деле секрет!

Гуров показал рукой в кресло напротив себя.

– Ага, – пробормотал Гранин, трусцой подбежал и сел, отдуваясь и вытирая пот со лба рукавом пиджака. Когда ему это надоело, он вспомнил, что у него есть платочек.

Достав скомканный несвежий платочек, Гранин понюхал его, сморщился и все равно им утерся.

– Я слушаю, – напомнил Гуров.

– Ну да, – отчаянно выпалил Гранин, – ну да, пятьдесят один процент акций был у Анатолия Анатольевича. Вот я и сказал!

– А остальные?

– Остальные? – Гранин вытер нос, и дальше уже разговор, сдвинувшийся с мертвой точки, пошел веселее. – Остальные были разделены еще на две части. Тридцать пять процентов – у Лористонова, а тринадцать – у Бурляева. Вот я вам все и рассказал.

Гранин расслабился и даже слабо улыбнулся, ему на самом деле полегчало.

– Только три акционера? – удивленно переспросил Гуров. – Как же так? Обычно в банках есть несколько крупных и еще больше мелких акционеров. А тут всего трое, и бедностью каждого не попрекнешь! Откуда у Лористонова с Бурляевым появились деньги на покупку акций? Они что, внебрачные внуки Рокфеллера?

– Все очень просто, господин полковник, – произнес Гранин. – Это следствие девяносто восьмого года. Грянул так называемый дефолт… Хоть термин и неверен, но я говорю так, чтобы вам было понятно.

– Восемнадцатое августа, – вспомнил Гуров.

– Семнадцатое, с вашего позволения, – робко поправил его Гранин и пробормотал: – Извините. Восемнадцатого все стало, так сказать, достоянием широкой гласности, а началось-то семнадцатого. Именно