Тельма пожала плечами.

– Не знаю. Я перестала жить дома, когда поступила в колледж. Это случилось, кажется, двенадцать лет назад. Конни тогда было только... сколько?

– Сейчас ей восемнадцать.

– Выходит, ей было только шесть, когда я уехала из дому. Но я знала, что он продолжал заниматься этим с Кимберли и после моего отъезда. Мы это никогда с ней не обсуждали, но я знала. Думаю, они и не собирались прекращать. Мне неизвестно, была ли вовлечена в это и Конни. Но я вовсе не удивилась бы.

– “Не собирались прекращать”? Ты говоришь это так, словно Кимберли... была добровольной участницей.

Тельма шумно выдохнула воздух, широко раздувая ноздри.

– Кимберли не пошла учиться в колледж. Это говорит тебе о чем-нибудь? Окончила с отличием среднюю школу, была президентом класса и все такое. Да она могла бы подавать документы в Принстонский или Йельский университеты, если бы пожелала. И что же она сделала? Записалась в местный колледж, лишь бы остаться жить дома.

– Ты полагаешь, что она продолжала заниматься с ним этим?

– Да это же ясно. Она по-настоящему втянулась. Эти мазохистские штучки. Восхитительная боль. Именно так Кимберли всегда это называла. “Восхитительная боль”.

– Правда? – Все это меня немного ошарашило. – Но у нее на теле нет ни единого шрама. По крайней мере, я не видел.

– Нет, нет. Конечно, нет! Шрамы – чересчур очевидные доказательства. Она всегда тщательно избегала повреждений, которые оставляют следы. Кто захочет, чтобы все узнали о твоих маленьких грязных секретах. Тебя могут принять за дегенератку, психически ненормальную. Ты знаешь, о чем я.

– А какие у нее были отношения с Китом? – спросил я. – Ведь она вышла замуж за этого парня. Если она занималась этим с Эндрю?..

– У Кита были такие же склонности.

– И ему нравилось делать ей больно?

– Конечно, нравилось. Однажды я их застала за этим. Это случилось незадолго до того, как я вышла замуж за Уэзли. Мне пришлось зайти в родительский дом за... книгой. Я готовилась к свадьбе, и мне нужна была книга Билли по этикету. И я вошла, не позвонив в дверь. Сначала я подумала, что никого нет дома, но потом услышала какой-то шум, доносившийся со второго этажа, и решила тихонько подняться и посмотреть, что там происходит. Я опасалась, что это мог быть вор или что-нибудь в этом роде. Но это был не грабитель – в спальне Кимберли были они. Вся тройка.

– Это кто?

– Кимберли, Кит и папа.

– Занимались сексом? Все трое?

– Да, занимались сексом. И истязали ее.

– Истязали Кимберли?

– Ее распяли на кровати, связав по руками и ногам, и...

– Можешь не продолжать, – сказал я.

– Папа совал ей в рот.

– Прекрати. Не хочу этого слышать...

– Кит стоял на коленях у нее между ног. В обеих руках у него были щипцы и он обрабатывал ими ее соски, а его рот...

– Заткнись! Я тебе не верю. Ты все это выдумала. Кимберли никогда бы... Не зря она обозвала тебя лгуньей. Все это обыкновенная чушь собачья.

– Так вот, Уэзли знал все об отце и Ките. Теперь ты видишь? Он знал эту парочку больных дегенератов, как облупленных. И, когда взорвалась яхта... испугался, что станет козлом отпущения, а их страсть к истязанию людей ему была хорошо известна. И он пришел в ужас. Но не только за себя. Он опасался за меня и Билли... за всех нас. Можешь себе представить – оказаться на безлюдном острове с парой таких садистов. У него не оставалось другого выхода, как покончить с ними.

– Тогда почему он хотел убить меня? Я никогда никого не пытал!

Странная улыбка искривила одну сторону лица Тельмы. Другая, потемневшая и распухшая от нанесенных Уэзли побоев, не шелохнулась.

– Но ты был бы не прочь попробовать, да? – спросила она.

Это было не совсем то, что я ожидал от нее услышать.

–Попробовать что?

– Попытать кого-нибудь?

– Что ты мелешь!

– Кого-нибудь, вроде Кимберли, – сказала она.

– Нет!

Она презрительно ухмыльнулась.

– Кого ты стараешься обмануть? Да у тебя от одной мысли об этом капает с конца. Как бы тебе хотелось схватить ее за соски и сжимать их, пока она не стала бы плакать, корчиться и молить о пощаде!

– Ты с ума сошла.

– Или кусать их.

– Тебе пора идти на место, – сказал я, и, отложив топор в сторону, поднял с песка веревку и пополз к ней на коленях. – Выставь вперед руки.

– Взгляни на себя, – произнесла она. Ее взгляд был направлен на мои шорты.

– Ну и что? Вытягивай вперед руки. Но вместо того, чтобы вытянуть руки, она начала расстегивать блузку.

– Остановись, – приказал я.

– Представь, что это Кимберли, – предложила она, распахивая блузку. Блики костра заиграли на ее огромных грудях. – Вот здесь. Потрогай. Знаю, ты хочешь. Ты изнываешь от желания.

– Нет. Остановись.

Она завела руки под груди, приподняла их и поднесла ко мне.

– Вот, – шепнула она. – Они твои. Ты ведь хочешь потискать их, да? А похлопать по ним ладошками? Так, чтобы они подскакивали и раскачивались? А схватить за соски и выкручивать их, пока я не завизжу от боли и не стану умолять о пощаде?

– Нет.

Она опустила груди, но лишь для того, чтобы высвободить руки. Затем начала теребить пальцами соски. Она пощипывала их, вытягивала и выкручивала. Все это она делала, прикусив нижнюю губу и дыша через нос. Вдыхаемый и выдыхаемый воздух с шипящим шумом раздувал ее ноздри.

Невозможно было оторваться.

– А теперь ты, – с придыханием произнесла она. – Ты ведь хочешь этого. Очень хочешь.

Каюсь, соблазн был велик. Это было что-то из области моих тайных грез. Но что-то, лишь отдаленно их напоминавшее. К тому же Тельма была единственной женщиной на острове, никогда не фигурировавшей в моих фантазиях.

Впрочем, не возбудиться было просто невозможно. Эти ее грязные словечки, эти взвинчивающие интимные откровения насчет Кимберли, а теперь еще и демонстрация своих грудей. Какие они у нее огромные. Даже со всеми синяками, рубцами и струпьями они все равно волновали меня.

Если откровенно, я тогда сам себе был отвратителен. И испытывал отвращение к Тельме.

Ощущение было такое, словно, приняв ее предложение, я совершил бы нечто невероятно грязное и позорное. После чего надо было бы долго отмывать руки.

– Ну, давай же, – пыхтела она. – Давай!

– Спасибо, не надо.

– Я – Кимберли. Только закрой глаза, и я стану для тебя Кимберли. Смелее. Хватайся за сиськи, а я расстегну тебе “змейку” и...

– Не будем больше об этом, – сказал я. – А сейчас застегнись и протяни вперед руки.