при этом, что они обязаны повиноваться сенатору, который прислан сюда правительством для наблюдения за ходом военных операций.

Офицеры почтительно поклонились сенатору, откланялись и удалились.

Дон Руфино и дон Маркос снова остались наедине. На этот раз холодок между ними уступил место теплым дружеским отношениям.

– Ну как? – спросил полковник.

– Готово, – отвечал сенатор, показывая векселя.

– Карамба! Вы проворны в делах.

– А добрые дела всегда делаются быстро. Ну вот они, уберите от меня эту пачкотню и делайте с ней что хотите. Уф! Как я рад отделаться от них!

С этими словами сенатор, великолепно разыгрывая радостное облегчение, швырнул кучу векселей на стол.

– Однако позвольте, кабальеро! – рассмеялся полковник. – Я возьму, конечно, эту, как вы ее называете, пачкотню, но я выдам вам расписку в получении.

– О нет! – воскликнул сенатор. – Вы испортите все дело!

– Но как же?

– Ни слова больше! Я не желаю, чтобы дон Фернандо чувствовал себя моим должником.

Возможно, полковник и продолжал бы настаивать, если бы в передней не поднялся шум; вслед за тем в комнату влетел до смерти испуганный человек и не своим голосом завопил:

– Индейцы! Индейцы! Индейцы!

Этим человеком был Кидд. Его лицо и руки были в крови, разодранная одежда была покрыта густым слоем пыли; по всему было видно, что он едва ушел от своих преследователей.

Все возрастающий гул голосов, доносившихся с улицы, подтверждал слова Кидда. Полковник и сенатор вскочили со своих мест.

– Кидд?! – воскликнул полковник.

– Да, я… Но не теряйте времени, капитан, язычники следуют за мной по пятам! Я опередил их на какие-нибудь полчаса. Ничего далее не слушая, дон Маркос поспешно вышел.

– Откуда ты? – обратился дон Руфино к бандиту, как только они остались наедине.

От взора дона Руфино не ускользнул жест досады, невольно вырвавшийся у Кидда при виде сенатора, присутствие которого он сразу не заметил.

– А вам что до того? – сердито ответил Кидд.

– Мне надо знать.

– У каждого свои дела! – насмешливо произнес бандит.

– Опять задумал какое-нибудь предательство?

– Возможно! – с сардоническим смехом произнес бродяга.

– Может быть, против меня?

– Как знать!

– Ты будешь говорить?!

– Зачем говорить, раз вы сами догадались?

– Итак, ты затеваешь новую интригу против меня?

– Я принимаю меры предосторожности, только и всего.

– Негодяй! – крикнул сенатор.

– Не кричите, – презрительно пожал плечами Кидд. – Я не боюсь вас. Все равно вы не посмеете убить меня.

– А почему бы и нет?

– Хотя бы потому, что капитан не так уж расположен к вам, чтобы простить, если вы проделаете подобную штучку в его доме.

– В этом ты глубоко заблуждаешься, злодей. Сейчас я докажу тебе!

– Что вы сказали?! – произнес бродяга, тревожно озираясь и пятясь к выходу.

Но дон Руфино молниеносным движением уже схватил со стола один из пистолетов дона Маркоса, и, прежде чем Кидд успел выбежать из комнаты, раздался выстрел, и бандит упал на пол с простреленной грудью.

– Умри, разбойник! – крикнул сенатор, отшвырнув в сторону пистолет.

– Да, я умру, но буду отомщен, – прошептал бандит. – Хорошо сыграно, маэстро, но скоро наступит и ваш черед. Скорчившись в предсмертной судороге, бродяга испустил последний вздох. Но и мертвое, искаженное агонией лицо Кидда сохранило выражение дерзкого вызова, от которого невольно содрогнулся сенатор.

– Что случилось? – воскликнул полковник, поспешно входя в комнату.