поход.
Я разбудил привратника, мирно дремавшего рядом с пустым кувшином из-под пива, и сказал ему, что мне необходимо переговорить с герцогом Гидарием.
Гидарий проводил вечер в своих личных покоях вместе с женой и дочерьми. Когда после сводящей с ума задержки меня ввели в комнату, она показалась мне очень светлой от свечей, очень теплой от жаровни, стоящей в самом центре и окруженной ясным алым сиянием, и очень тесной от множества девушек.
Гидарий, который возлежал на обеденном ложе с изголовьем в форме волчьей головы и у ног которого подобающим образом сидела его жена, внешне очень походил на римлянина: его одутловатое лицо было тщательно выбрито, немногие сохранившиеся на голове волосы коротко подстрижены, маленькое тельце с заметным брюшком облачено в римскую тунику из тонкой белой шерсти; а платье его жены было перепоясано крест-накрест в классической манере, как уже почти не носили женщины, даже когда я был ребенком. Когда я видел Гидария, меня всегда удивляло, что он — после того, как несколько поколений его предков были магистратами или даже губернаторами провинций, — вернулся к титулу герцога, принадлежавшему им до прихода Орлов. Да, это случалось с другими людьми в разных частях Британии по мере того, как наши изначальные государства просыпались от спячки после многих лет, проведенных под властью Рима; но не с теми, кто все еще носил римские туники, клялся римскими богами и ужинал, украсив лысую голову венком из розмарина и осенних фиалок, — как это явно делал Гидарий, потому что остатки этого венка все еще висели у него над ушами.
При моем появлении он поднял глаза и любезно кивнул.
— А, милорд Арториус. Мне очень жаль, что тебя заставили ждать, но ты же знаешь, как это бывает, — нам необходимо время от времени сбросить с плеч ярмо государственных забот; ко мне всегда трудно пробиться, когда я провожу тихий часок в кругу семьи.
— Я знаю, как это бывает, — согласился я. — Но у меня срочное дело. Иначе бы я не нарушил твой покой.
Он какое-то мгновение пристально смотрел на меня, потом сделал несколько прогоняющих движений в сторону своих женщин, которые уже неуверенно поднялись на ноги; и они заторопились прочь, оставив за собой недоигранную партию в шашки, лоскут какой-то мягкой вышитой ткани, в котором сверкала иголка, — весь этот милый хлам, который собирается там, где побывали женщины.
Когда они вышли и тяжелый занавес закрыл дверной проем у них за спиной, Гидарий спустил ноги на пол и сел прямо.
— Ну? Ну-ну? Что такое?
Я подошел к нему.
— Герцог Гидарий, менее часа назад я получил сообщение, что граф Хенгест прибыл на север на помощь своим родичам; он высадился за Абусом и направляется к Эбуракуму.
Он потрясенно взглянул на меня, а потом к его покрытым пятнами щекам прихлынула кровь.
— Ты получил? Почему это сообщение не принесли первым делом ко мне?
— Это происходит за пределами твоих границ, — сказал я ему. — Но я — граф Британский, и потому мои границы шире твоих.
Это было глупо, потому что мне следовало попытаться расположить его к себе, но в этом человеке было нечто такое, что всегда, с самого первого дня, как я вошел в Линдум, заставляло меня ощетиниваться; и годы, в течение которых я пытался действовать с ним заодно, ничего не исправили. Но, честно говоря, не думаю, чтобы что-нибудь изменилось, даже если бы я ползал перед ним на брюхе.
Он издал горлом какие-то звуки, но потом, видимо, решил пропустить все мимо ушей и только брюзгливо сказал:
— Ну-ну, говорят, молодые псы лают громче всех. Да будь ты хоть самим Александром, но только пододвинь сюда этот табурет и сядь. У меня начинает болеть шея, когда я пытаюсь говорить с тобой, а ты возвышаешься надо мной, точно сосна.
Я сделал, как он просил, а потом продолжил то, что хотел сказать.
— Я пришел, чтобы сообщить тебе об этом и о том, что через три дня я выступаю на север.
Тут уж он уставился на меня всерьез, и его лоб прорезали морщины.
— Этим летом уже слишком поздно начинать новую кампанию, — сказал он точно так же, как Бедуир.
— Почти, но не совсем.
Он пожал плечами.
— Тебе лучше знать; как ты и говорил, — ты — граф Британский. Что ж, думаю, если ты сможешь покончить со всем этим одной короткой доброй стычкой, то успеешь вернуться и уютно устроиться на зимних квартирах прежде, чем установится плохая погода.
— Герцог Гидарий, мы не вернемся ни до того, как начнется зима, ни после, — сказал я.
Он посмотрел на меня; его челюсть отвисла.
— Не… вернетесь?
— Не вернемся.
Он постарел на глазах, словно под его кожей стало меньше плоти. Я нагнулся к нему, стараясь говорить убедительно.
— Ты же знаешь, что в любом случае мы собирались уйти весной; а зимой у тебя не будет никаких беспокойств с Морскими Волками. Чем же тогда хуже то, что мы уходим сейчас?
— Следующая весна будет еще только через полгода, — он едва заметно, беспомощно развел руками. — Наверно, я надеялся, что ты передумаешь прежде, чем подойдет время.
Я покачал головой.
— У тебя есть два хороших военачальника, в Крэдоке и Гераникусе, и я обучил твоих людей. Когда я пришел сюда, они были отважны, но это была отважная толпа; теперь они стали опытным — даже в чем-то дисциплинированным — войском и быстро соберутся к тебе в случае необходимости. Сейчас вы должны быть в состоянии сами сдерживать натиск варваров; а во мне остро нуждаются в другом месте.
На один долгий, напряженный миг между нами повисла тишина, потом он слегка дернул своими пухлыми плечами, словно хотел их расправить, и мне показалось, что я вижу за обмякшими чертами его лица нечто от воина, которым он был в юности. Мне не нужно будет бояться за земли между рекой Абус и Метарисом, когда я уйду отсюда.
— Что ж, тогда, похоже, говорить больше не о чем.
— Есть еще кое-что — я хочу, чтобы четыре сотни твоих людей выступили со мной на север.
Мне показалось, что его глаза сейчас вылезут из орбит.
— Римские боги! Дорогой ты мой, да в этот самый момент чуть ли не сотня моих лучших воинов ошивается в рядах твоих Товарищей! И примерно столько же перешло к тебе за эти годы!
Чего тебе еще нужно?
— Четыре сотни, по их желанию и по моему выбору, которые пойдут со мной в этот поход как вспомогательный отряд, копейщики и лучники. Как я уже сказал, по меньшей мере на этот год у тебя не будет никакого беспокойства с Морскими Волками; а когда осенняя кампания закончится и мы благополучно выгоним графа Хенгеста из Эбуракума, я пришлю их тебе обратно.
— Тех, кто останется.
— Тех, кто останется.
— А тем временем никто, даже ты, мой самый премудрый в военных делах граф Британский, не может сказать наверняка, что именно будут делать Морские Волки, ибо они так же непредсказуемы, как те ветра, что пригоняют их к нашим берегам; а моя боевая мощь не вынесет потери четырех сотен людей.
Я перебил его:
— Никто, даже ты, мой самый премудрый герцог Коританский, не знает более точно, чем я, какова твоя боевая мощь и какие потери она может вынести.
Новая сила, появившаяся в его лице, теперь обращалась против меня.
— Для нас достаточно отгонять Морских Волков от наших собственных пастбищ; почему я должен посылать своих парней сражаться в краю бригантов?
На этот раз уже я внезапно почувствовал себя старым, усталым и беспомощным.
— Потому что если мы будем стоять поодиночке, королевство, герцогство, племя, каждое внутри своих
