передумал и все-таки положил три пальца на край стола. Верик — тот, чья борода была похожа на птичье гнездо, — неторопливо обдумал свое решение, а затем опустил ладонь на стол с тихим решительным шлепком. Еще один советник воздержался, а епископ, улыбаясь немного сонной улыбкой, оставил свою собственную ладонь там, где она и лежала, большая, пухлая и бледная на полированном дереве. Старец все еще спал, и никто не побеспокоился его разбудить; решение было достаточно очевидным и без его голоса.
Я расстался со своей мрачно торжествующей свитой в воротах комендантского дворца и направился домой, где обнаружил, что один из моих разведчиков вернулся и теперь подремывает, сидя на корточках в углу двора, все еще освещенном последними, чуть теплыми лучами заходящего солнца. Услышав мои шаги, он встрепенулся, быстро, как выдра, вскочил на ноги и пошел мне навстречу, поднося ко лбу сложенные вместе ладони, — жест, которым Темные Люди приветствуют своих вождей.
Я хорошо знал Нони Журавлиное Перо; он был полукровкой — наполовину из племени Темных Людей, наполовину из нашего — и таким искусным охотником и следопытом, какими бывают только Темные Люди. Я не раз оказывался вместе с ним на охотничьей тропе, а человека вряд ли можно узнать лучше, чем когда поохотишься с ним вместе; и вот так он и стал одним из самых надежных моих разведчиков.
— Какие новости ты принес, Нони, мой друг? — спросил я, нагибаясь, чтобы потрепать большую седую морду Кабаля, который подошел ко мне поздороваться.
Разведчик откинул назад длинные черные волосы и выпрямился под своей накидкой из шкуры дикой кошки — он видел, что так делали мои Товарищи, когда обращались ко мне в торжественных случаях.
— Морской Волк, который носит имя Сердик, собрал свои войска и выступил с охотничьих троп кантиев; он гонит перед собой множество мясного скота и два дня назад встал лагерем к востоку от границы на старой дороге под Северными Меловыми Утесами. И в других местах Морские Волки тоже угоняют стада. И это я говорю из своего собственного сердца, потому, что они угнали скот из деревни моего отца, и если бы народу моего отца не удалось спрятать стельных коров в лесу, то следующей зимой наши люди умерли бы с голоду, — он замолчал, чтобы перевести дыхание, потому что выпалил все это с бешеной скоростью. — И я скажу тебе еще одну вещь, но своими глазами я этого не видел:
Эрл Выдра просил меня передать тебе его сообщение и известить тебя, что через какое-то время, когда он посмотрит, что будет дальше, он придет и расскажет тебе все сам, но пока ты должен узнать об этом как можно скорее.
Он снова остановился, на этот раз с легким беспокойством, потому что, как правило, я не любил получать информацию из вторых рук. Однако я знал, что на сведения, доставленные этими двоими, можно положиться.
— Ну?
— Эрл пришел от берега Большой Воды, с той стороны…. — он указал на юго-восток. — И мы с ним встретились в условленном месте, и он просил передать тебе, что он видел, как три лодки приплыли в город, который вы называете Дубрис.
— Боевые ладьи? — быстро спросил я.
Он покачал головой.
— Нет, не длинные боевые ладьи, но широкие и пузатые, как женщина на сносях, а из них люди вынесли на берег новое оружие, покрывшееся от соли пятнами ржавчины, окованные железом шлемы и бочки, и одна из бочек лопнула, и из нее высыпалось большое количество опилок, а в этих опилках были…. — он опять прервал свой рассказ, на этот раз в поисках нужного слова; его пальцы мелькали, рисуя кружевные узоры по его телу. — Боевые кожи, вот такие — как шкура лосося.
— Кольчуги, — сказал я. — Значит, им все еще приходится привозить свои лучшие доспехи от оружейников Ренуса, так?
— Кольчуги? Это так называется? Ай-и-и! Я запомню, — он сделал легкий шажок в мою сторону. — Милорд Медведь, я скажу еще одно. Я слышал, как Морские Волки говорили об этом у своего костра, пока я лежал затаившись в тени, куда не доходил свет пламени; и с тех пор я слышал это и в других местах; говорят, что они избрали Аэлле из Саутсэкса своим общим Военным Предводителем — предводителем всех племен Морских Волков — и что он возглавит их на военной тропе!
Глаза Нони, как и у всех людей его племени, никогда не выдавали ничего, но, судя по тому, какое выражение появилось на остальной части его лица, — он только что не насторожил уши — думаю, он спрашивал себя, почему я рассмеялся.
Глава двадцать девятая. Бадонский холм
Закат был уже позади, но небо за северными холмами все еще затягивала паутина света; к тому же в середине лета ночи никогда не бывают особенно темными. И, глядя с заросшего боярышником гребня кургана — самой высокой точки нашего лагеря — поверх теснящихся друг к дружке глинобитных хижин регулярного гарнизона (мы всегда держали здесь небольшой гарнизон, даже во времена так называемого мира, потому что Бадонский холм был одним из главных укреплений Амброзиевой системы глубинной обороны), я все еще мог различить очертания окружающей нас местности. Знакомые очертания, потому что я служил на северных границах, когда был еще мальчишкой.
Я видел громадный отрог, который выступал над основным массивом холмов Даун и господствовал над Гребневым Путем и расстилающейся внизу Долиной Белой Лошади; видел проход, где дорога ныряла к югу сквозь голые, округлые торфяные холмы.
Стоит захватчикам преодолеть этот проход и спуститься в лежащие за ним богатые долины — и вся эта земля будет беззащитна перед ними, и им останется только свернуть к западу, через холмы, где добывают свинец, в край тростников и ив к югу от Акве Сулиса (здесь мы, возможно, сумеем что-либо сделать, но это будет означать опасно длинную и узкую линию обороны, а болота будут мешать продвижению нашей конницы) и дальше к побережью, и основные британские силы окажутся аккуратно разрезанными на две половинки у них за спиной. Это была старая игра, такая же игра, какую они пытались сыграть с нами при Гуолофе, двадцать лет назад. Но между Морскими Волками и всем этим, как гигантский страж, стоял Бадонский холм со своей тройной короной рвов и бастионов, которая была цитаделью наших британских предков еще до того, как сюда пришли наши предки из Рима.
Если Долина Белой Лошади — это ворота в сердце южной Британии, то Бадонский холм — ключ к этим воротам. Оставалось проверить, смогут ли саксы повернуть его…
Амброзий был прав. Перед лицом растущей силы нашей конницы они не осмеливались больше тянуть с нанесением своего грандиозного удара. И, в первый раз в своей жизни, саксы, похоже, действительно учились действовать сообща. Выбрав Аэлле из Саутсэкса своим Военным Вождем, а Оиска — его лейтенантом, они собрались все вместе, юты с территории кантиев и из поселений долины Тамезис, восточные англы и южный и северный народы из древнего коневодческого края иценов. Они пришли с юга и полчищами нахлынули по Гребневому пути из земель к северу от Тамезис, чтобы сойтись наконец в Долине Белой Лошади; и все это время мы изводили их фланговыми ударами из Дурокобриве и Каллевы, ночными набегами и засадами и тактикой собачьей стаи, применяемой налетающими на них днем, на марше, пращниками и верховыми лучниками; пытаясь всеми средствами, что были в нашем распоряжении, задержать их и расстроить их ряды. Какая-то польза от этого была, но не очень большая, потому что мы не могли выделить достаточно большое количество легких войск для этой цели; и последние из вернувшихся гонцов донесли, что противник объединил свои силы и встал на ночь лагерем по обе стороны от Гребневого Пути примерно в шести милях от нас и что несмотря на мужественные усилия легковооруженных отрядов, которые сейчас несли дозор рядом с неприятельским войском, оно все еще насчитывает около семи или восьми тысяч человек. Против них мы могли выставить лишь чуть больше пяти. Но у нас была конница.
У моих ног, в лагере, — где по мере того, как угасал последний дневной свет, все глубже врезался в ночь свет костров — лучники получали стрелы и новые тетивы, вдоль коновязей ходили люди с факелами, проверяя ногавки, а от полевых кузниц, где кузнецы и оружейники что-то чинили в последнюю минуту, доносились удары молота по наковальне. И запах вечерней похлебки, поднимающийся от кухонных костров, начинал смешиваться в воздухе с резкой вонью древесного дыма и конского навоза.
Я позвал членов военного Совета поужинать вместе со мной, потому что если у вас мало времени, то нет смысла тратить его зря, совещаясь и ужиная по раздельности, когда все это можно сделать одновременно; так что вскоре появившийся первым Аквила грузно шагнул в круг света от моего костра, горевшего почти у самого подножия поросшего кустарником кургана, и, откидывая назад тяжелые складки
