отъехать, и я пошлю с тобой кого-то из работников, но никогда-никогда даже носу не высовывай одна… По крайней мере, пока мы не поймаем маньяков, которые стоят за всеми этими нападениями. Сама видишь, слишком опасно, милая. Клянусь, если с тобой случится беда, я сойду с ума.
Перепуганная, как никогда в жизни, Тори с готовностью согласилась. Но на следующее утро, когда Джейк стал настаивать, чтобы она выучилась обращаться с оружием, она снова заупрямилась.
– Нет, Джекоб. Я согласилась не покидать ранчо без сопровождения и вполне понимаю грозящую опасность, но этого я сделать не могу. Отец как-то пытался научить меня стрелять. Это было после твоего отъезда, но я оказалась совершенно безнадежной. В конце концов, он махнул на меня рукой и признал, что с оружием в руках я, скорее, буду опасна, чем полезна.
– Что ж, я не так легко отступаюсь, как отец. – Он вручил ей ружье и твердо сказал: – Начнем с этого. Я поставил мишени за амбаром. Пошли.
Джейк двинулся вперед, но, оглянувшись назад, чтобы посмотреть, идет ли она за ним, увидел направленное прямо ему в лоб дуло заряженного ружья. Сердце его чуть не остановилось.
– Иисус, Мария и Иосиф! – заорал он. – Никогда не направляй заряженное ружье на кого-то, если не хочешь его убить!
– Прости! Мне очень жаль! – вскрикнула она, ошарашенная его воплем; до нее дошло, какая беда могла произойти, если бы курок спустился, когда ружье было нацелено на него.
– Тебе будет жаль еще больше, если когда-нибудь снова наставишь ружье на меня! – мрачно пообещал он, и глаза его сверкнули золотым огнем. – Думаешь, сейчас твоей сладкой попочке больно по-настоящему? Только попробуй еще раз проделать такое, я гарантирую тебе, что ты месяц не сможешь сидеть!
Остаток утра прошел в том, что Джейк орал на нее, а Тори обиженно выпячивала нижнюю губку и смотрела на него потемневшими зелеными глазищами, напоминавшими Джейку кошачьи.
– Бога ради, женщина! Целься в мишень! В мишень! Мне не придется больше заботиться о кормежке оставшихся телят, если ты не перестанешь поливать их свинцом!
– Не кричи на меня, Джекоб! Или тот водопой будет не единственной отравленной жидкостью на этом ранчо! Не перегибай палку!
– Ты мне угрожаешь, сладкая моя? – осведомился он, поглядев на нее страшным взглядом.
– Это не угроза, мистер! Это торжественное обещание! – И она ответила ему таким же взглядом.
Ученье продолжалось, пока Джейк не должен был наконец признать свое поражение. Тори представляла собой большую опасность, чем самые грозные его враги, и, пожалуй, разумней всего было бы не подпускать ее на пушечный выстрел к заряженному оружию. Определить, куда она попадет, не представлялось никакой возможности, и попадет ли куда-нибудь вообще. Ему просто придется охранять ее, не вооружая.
Тори испытала громадное облегчение. Она не только оказалась жутко неспособной, но и вообще терялась до одури, как только рука ее касалась смертельного оружия. Кроме того, все ее религиозные убеждения и верования восставали против необходимости кого-либо убивать. Тори не могла даже подумать о том, чтобы намеренно причинить живому человеку вред, что бы он ни натворил. У нее просто духу не хватит.
Мужчины продолжали свою работу над каналом, подводя воду к северному пастбищу, а Кармен с каждым днем становилось все лучше. По мере того как она выздоравливала, на ранчо стали все чаще наведываться ее друзья. Это очень поднимало у Кармен настроение и радовало Тори, которой теперь было запрещено покидать дом.
Большинство гостей Кармен были ее добрыми друзьями, не склонными распускать сплетни или верить пустым слухам. На отсутствие нескольких женщин, которых Кармен считала близкими подругами, она, казалось, особого внимания не обратила, а если и обратила, то никак это не прокомментировала.
Однако Кармен не могла не узнать о сплетнях по поводу Тори с Джейком и о том, как некоторые из горожан обращались с ними во время их последней поездки в Санта-Фе. Ей рассказали не только о столкновениях Тори с недоброжелателями, но и о драке Эда Дженкинса с Джейком. Она очень огорчилась, узнав, что ее дочь и человек, которого она воспитывала как собственного сына, должны были пройти через такое судилище. Несмотря на болезнь, Кармен стойко защищала их, как мать-медведица своих медвежат.
– Люди могут впадать в беспросветную глупость и жестокость, – грустно говорила она. – Проявляют такое скудоумие, что начинают отрицать очевидное. Стараются видеть только то, что хотят видеть, и слышать то, что хотят слышать. Неважно, что это бессмыслица или неправда. Их жизнь так скучна, что заставляет выдумывать разные сплетни, чтобы разнообразить свою жизнь. Они хватаются за любой слух. Их надо бы пожалеть, но трудно не испытывать отвращения к злобной болтовне.
– Библия говорит, что мы должны любить тех, кто унижает нас, и еще любить своих врагов, – мягко напомнила ей Тори. – Разве не учат нас подставлять другую щеку?
–
– Это змеи в раю, вот что они такое, – объявила Алвина Гарсия, одна из любимейших подруг Кармен. – Это злобные дьяволы, которые никому не сделают ничего доброго и хорошо отзываются только о себе.
Милли, которая в этот день гостила на ранчо Бэннеров, захихикав, дополнила утверждение Алви- ны:
– И говорят они раздвоенным языком, как все змеи. Индейцы всегда это подозревали.
– Не принимай их мерзкие разговоры близко к сердцу, Тори, – посоветовала Кармен. – Не давай им причинить себе боль ни словами, ни делами, не позволяй им омрачать свое счастье с Джекобом, или окажется, что они преуспели в своих гадостях. Они не могут найти такую же радость в жизни, как нашла ты, и потому их гложет зависть и они стараются уничтожить счастье других, более везучих, чем они.
– Не позволю, мама, – поклялась Тори. – Что бы они ни думали или говорили, ничто не нарушит нашей с Джейком любви. Она станет только крепче и вернее, несмотря на все их потуги.
Тори не могла знать, что твердость ее клятвы будет жесточайшим образом подвергнута испытанию в
